Красная смерть - Мосли Уолтер (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Я вздрогнул и проснулся. Где-то в квартире послышался шум. Мне стало страшно – вдруг это Крыса проник в мой дом с револьвером. Я взглянул на Этту-Мэй. Чувствуя себя совершенно опустошенным, вдруг понял: я хотел ее не одного секса ради. Ничего подобного я раньше не чувствовал. Обычно секс был первым и последним, что меня привлекало в женщинах. Но ее я желал с тем же пылом, даже когда был выпит весь, без остатка.
Я соскользнул с постели и влез в брюки. Ни снаружи, ни в соседней комнате свет не горел. Я приоткрыл дверь в гостиную и увидел его. Он сидел, мотая головой взад-вперед и пиная пятками кушетку.
– Ламарк?
– Здравствуй, дядюшка Изи, – сказал он, глядя на дверь, из которой я вышел. – Ты спишь с моей мамой?
– Да.
Как еще я мог ответить? Оставалось только надеяться, что он не проговорится об этом Крысе. Хотелось попросить его держать язык за зубами, но заставлять ребенка лгать – большой грех.
– Почему ты не спишь? – спросил я.
– Сны.
– Какие сны?
– О громадном старом чудовище с сотней глаз.
– Да? Оно преследовало тебя?
– Дракон спросил, не хочу ли я покататься, потом поднял меня высоко-высоко в небо и камнем полетел вниз.
Ламарк широко раскрыл глаза от страха.
– А потом, – продолжал он, – чудовище остановилось почти у самой земли и засмеялось. Я попросил отпустить меня, но оно полетело дальше вниз. Я напугался до смерти.
Опустившись на кушетку, я посадил его себе на колени. Он прерывисто дышал. Я дал ему успокоиться, а потом спросил:
– Тебе нравится ходить с папой к Зельде?
– Нет, там воняет.
– Чем?
– Грязью и рвотой. – Он высунул язык.
– Ты говорил маме, чем там пахнет?
– Нет, я боялся.
– Чего?
– Не знаю.
– Ты думал, они могут подраться, если скажешь?
– Да.
Он вцепился в мою штанину и дернул.
– Знаешь, сказал бы ты папе, что не хочешь туда ходить, он бы и не стал брать тебя с собой.
– Нет, все равно брал бы. Он любит играть в карты и трахаться.
Произнося последнее слово, Ламарк съежился, словно боясь, как бы я его не ударил.
– Нет, милый, – сказал я и потрепал его по голове. – Твой папа хочет видеться с тобой гораздо больше, чем со всеми этими людьми. Играть с тобой в мяч или смотреть телевизор.
Мальчик ничего не ответил. Мы сидели и молчали. Он все еще теребил мою штанину, это было весьма чувствительно.
– Твой папа собирается прийти к вам дня через два, – сказал я наконец.
– Когда?
– Не позже чем послезавтра.
– Он принесет мне подарок?
– Обязательно.
– Ты собираешься лечь в постель к моей маме?
Я засмеялся и прижал его к груди.
– Нет. У меня есть дела.
Мы сидели и смотрели, как всходит солнце. А потом уснули. Мне снова снилась Поинсеттиа. В моих снах ее плоть разлагалась у меня на глазах, вот-вот от нее останутся лишь кости.
Проснулся я спустя, наверно, полчаса. Ламарк мирно похрапывал. Я отнес малыша в его комнату и заглянул к Этте. Она лежала в той же позе, сильная рука покоилась рядом с прекрасным атласно-коричневым лицом. Я желал ее все так же страстно на протяжении уже многих лет и впервые в жизни подумал о браке.
Я оставил на кухонном столе записку для Этты. Написал, что Крыса зайдет повидать сына через пару дней, что все прекрасно и что я очень ее люблю.
Глава 27
От Этты я направился в дом Мерседес Барк на Белл-стрит. В квартал больших домов с кирпичными заборами и ухоженными цветниками. По случаю Рождества Христова обитатели Белл-стрит развешивали тысячи разноцветных фонариков на деревьях, кустах и по карнизам своих домов. В течение трех недель до и после Рождества сюда отовсюду съезжались зеваки в собственных автомобилях. Такой уж это квартал. Все были едины в стремлении сделать свою жизнь приятной.
И все бы прекрасно, но обитателям Белл-стрит был присущ один недостаток – невероятный снобизм. Им казалось, что и они сами, и их квартал слишком хороши для большинства остальных жителей Уаттса. Они косо глядели на людей, приобретающих дома на их улице, старались не допускать посторонних на свои пикники и так далее. Они внушали даже своим детям: держитесь подальше от ребятишек, с которыми учитесь в школе или встречаетесь на спортивной площадке. По мнению обитателей Белл-стрит, большинство негритянских детей слишком грубы и невоспитанны.
Мерседес владела трехэтажным домом в центре квартала, белым, с темно-зеленой отделкой. По всему периметру веранды стояли кресла и диваны. Ярко-зеленые газоны украшали белые и пурпурные георгины, белые розы и карликовые лимонные деревья.
Муж Мерседес Чемпен был зубным врачом и мог позволить себе содержать столь обширное владение. Вскоре после того как он умер, вдова поняла: его страховки недостаточно, чтобы содержать семью на прежнем уровне. Она превратила верхние этажи в пансион на двенадцать постояльцев.
Соседи подали на нее в суд. Они жаловались, что их прекрасная улица погибнет из-за всякого отребья, которое ютится в одной комнатушке, платя еженедельную ренту. Но окружной суд нарушения закона не усмотрел, и миссис Барк стала сдавать квартиры внаем.
Мофасс был первым и самым непривередливым ее квартирантом. Ему не нужна была кухня, обеды ему приносили из конторы по недвижимости. После долгого рабочего дня его совершенно не волновали протекающие крыши и неухоженные газоны.
Я добрался до пансиона на Белл-стрит около половины девятого. Мне было известно, что миссис Барк сидит на мягком стуле сразу же за входной дверью, но ее не видно было в тени лестничного колодца, позади затянутой сеткой двери. Зато все, кто приходил, были перед ней как на ладони.
Я терпеливо ждал, нажимая на звонок. У меня с собой был рюкзак, в котором лежали две кварты эля.
– Кто там? – спросила миссис Барк после четвертого звонка.
– Изи Роулинз, мэм. Я по поводу Мофасса.
– Вы опоздали, мистер Роулинз. Мофасс съехал.
– Знаю, мэм, и поэтому я здесь. Он позвонил мне и попросил взять бумаги, которые оставил в своей комнате.
Шансы мои были невелики. Однако, если Мофасс выехал совершенно неожиданно, он мог впопыхах оставить какие-нибудь документы, проливающие свет на характер его отношений с Поинсеттией. Если же он в действительности ничего не оставил, любой сноб с Белл-стрит сможет уличить меня в беззастенчивой лжи.
– Что? – воскликнула она.
Наглость Мофасса заставила Мерседес подняться со стула, а это было делом не легким. Она доковыляла до двери и остановилась передохнуть, опершись рукой о косяк. Мерседес небольшого роста, и если видеть только ее лицо в очках, то никогда бы не догадаться, как велика она на самом деле. Плечи у нее узкие, можно даже сказать, изящные, но ниже Мерседес Барк – просто титан. Ее груди и ягодицы невероятной величины. Ее бедра едва протискивались в дверь.
– Ничего, кроме как прислать вас сюда, он придумать не мог, – сказала она. – Он оставил комнату в таком виде, что я даже не могу ее снова сдать. Прежде надо нанять кого-нибудь, чтобы привести ее в порядок.
– Что поделаешь, мэм, – посочувствовал я. – Он очень сожалеет, но его мать внезапно заболела, и у него не было времени оставить все после себя в наилучшем виде. Он не собирался съезжать. Мофасс попросил меня передать вам шестьдесят долларов за следующий месяц.
Деньги я держал в руке. Миссис Барк сразу же превратилась из злого волка в добрую бабушку, выражающую свое глубочайшее огорчение в связи с болезнью матери Мофасса и восхищение всесокрушающей силой сыновней любви.
Она взяла деньги и достала ключ. Более того, она даже сподобилась покинуть свой пост и проводить меня.
Комната Мофасса отнюдь не была в беспорядке. Более того, здесь царила чистота, как в гробнице фараона. В среднем ящике стола находились карандаши, ручки, пачки бумаги и чернильницы. В правых ящиках лежали расписки по счетам, скопившиеся, похоже, за всю его жизнь. Он до сих пор хранил билеты на фильмы, которые смотрел в Новом Орлеане двадцать лет тому назад. В левом нижнем ящике он держал папки, содержимое которых во всей полноте характеризовало его повседневную деятельность. В одной папке хранились отчеты о расходах, в другой – о доходах и так далее. Еще в одном ящике лежали сигары. Когда я их увидел, сразу понял: здесь что-то не так. Если Мофасс бросил на произвол судьбы пятьдесят отличных сигар, значит, действительно был чем-то потрясен.
