«Н» – значит невиновен - Графтон Сью (книги без сокращений txt) 📗
Единственное, чего я хотела в тот момент, это упасть головой на руль, да со всей силы, так, чтобы кровь потекла. Возможно, боль помогла бы хоть как-то прояснить путаницу, от которой голова шла кругом. Я просто сломалась, вот и все. Но, если ничего другого нет, пусть Лонни хотя бы будет в курсе действий своего противника – адвоката Херба Фосса.
– Ладно, слушаю, – сказала я. – Что там у вас за история?
11
– Я знаю, что люди не верят моему рассказу о том, что в ночь убийства Изабеллы я совершал свою обычную пробежку. Но скажу точно, где я был. В час сорок той ночью я был на перекрестке шоссе Сен-Висенте и 101-й автострады. Это примерно в восьми милях от дома Изабеллы. Изу убили между часом ночи и двумя, так что я никак не мог оказаться на месте преступления. Я занимаюсь бегом уже много лет, но не в состоянии пробежать такое расстояние.
– Почему вы указываете точное время?
– Я всегда бегаю на время. Это входит в мою систему тренировок. Я назову вам имя еще одного человека, который был на дороге в тот поздний час, – это Типпи Парсонс, дочь Ре Парсонс. Она была за рулем небольшого пикапа и почему-то выглядела очень расстроенной. Она свернула с автострады и поехала влево, в сторону Сен-Висенте.
– Она вас видела?
– Да она чуть не сшибла меня! Не уверен, что она заметила это, но я отлетел в сторону и ударился об ограждение. Тут же посмотрел на часы, чтобы знать, сколько времени я потерял. Помню, меня здорово взбесила эта задержка.
– На месте происшествия вас кто-нибудь видел?
– Да, конечно. Я же говорю, там работал парень, он чинил поврежденный водосток. Он там был не один, работала целая бригада. Вы, наверное, уже не помните, но в том году были страшные ливни как раз накануне Рождества. Из-за них во многих местах размыло почву и старые водостоки приходилось чинить каждый день.
– Вы сказали, что это алиби нельзя назвать "железным". Что вы имели в виду?
Он усмехнулся:
– Если вы мертвы или сидите в тюрьме, вот это – "железно". Такой проныра, как ваш Лонни Кингман, всегда найдет способ подтасовать факты. Все, что я утверждаю, это то, что я был за много миль от места преступления, и то, что у меня есть свидетель. И этот свидетель – честный человек, работяга, не то что Макинтайр, этот кусок дерьма.
– А что Типпи? Насколько мне известно, она ни словом не обмолвилась о том случае. Почему бы вам не взять ее в свидетельницы?
– Это бессмысленно. Если бы она заметила меня, она бы уже давно дала показания. Но даже если бы и заметила, стоящего свидетеля из нее не получилось бы. Ей в то время было всего шестнадцать лет, и она была настоящей истеричкой. Не знаю, что случилось в тот вечер, но на ней лица не было. Может быть, она поссорилась со своим дружком, может, у нее любимая кошка померла, не знаю. Суть не в этом, а в том, что я в тот вечер действительно был за много миль от места убийства. Я ничего не знал о том, что произошло, и узнал только тогда, когда час спустя пробегал мимо дома Изы. Там был полно полицейских машин, освещены все окна...
– А что бригада ремонтников? Вы думаете, они засвидетельствуют ваши показания?
– Я не вижу причин, по которым они могут отказаться. Этот парень уже выступал в роли свидетеля. Фамилия его Анджелони. Он наверняка есть в списке свидетелей, по-моему, даже где-то в начале этого списка. Он совершенно точно видел меня. Он видел также пикап Типпи, я в этом уверен. Я довольно долго не мог прийти в себя и сидел на парапете, пытаясь успокоиться. Я там сидел минут пять-шесть. После этого махнул рукой на все пробежки и решил вернуться домой.
– Вы излагали все это полицейским?
– Почитайте, все это есть в протоколах. Но полицейским нужно было доказать мою причастность к убийству, все остальное их не интересовало.
Я помолчала, соображая, что мне со всем этим делать. Всего два дня назад история, рассказанная Барни, показалась бы мне полной чепухой. Теперь она выглядела иначе.
– Хорошо, я передам Лонни то, что вы сейчас сообщили. Это все, что я смогу сделать.
Господи, да что we это, неужели мне придется бросить и это дело? Да впридачу, руками Лонни разрушить алиби Дэвида Барни?
Он, видимо, собирался еще что-то сказать, но передумал.
– Ладно. Поговорите с ним. Я о большем и не прошу. Спасибо, что выслушали меня. – Он бросил на меня быстрый взгляд: – Я действительно очень вам благодарен.
– Не за что, – устало сказала я.
Он вернулся к своей машине, завел двигатель и поехал вперед. Да, забавная история, ничего не скажешь. Во всем этом был какой-то пока неуловимый для меня смысл. Действительно ли Типпи Парсонс была на том перекрестке? Возможно, этот момент можно будет прояснить. Я вспомнила, что читала в газетах про ливень той ночью.
Теперь меня ждала бывшая жена Дэвида Барни.
– Клиника, в которой она работала, оказалась небольшой деревянной пристройкой к зданию больницы Сент-Терри. Внешне здание выглядело довольно убого, внутри было уютно, но чувствовалось, что бюджетных средств у них маловато. В приемном покое стояли стулья из синего пластика на металлическом каркасе. Желтые стены, на полах линолеум под мрамор. В глубине помещения возвышалась деревянная перегородка, дверь в канцелярию была открыта. И там простые столы, стулья, допотопные пишущие машинки... никакого современного оборудования. Вдоль стены металлические полки для документов. По скоплению в приемном покое колясок, беременных женщин и орущих детей я поняла, что в этом корпусе размещалось что-то среднее между женской консультацией и детским отделением. Близился конец рабочего дня, но пациенты еще были. По всему полу там и сям были разбросаны детские игрушки и разодранные журналы.
Я подошла к перегородке и сразу увидела Лауру Барни. На белом халате у нее было вышито: "Л.Барни, медсестра приемного отделения". Она подошла к тому возрасту, когда с помощью массажа и косметики женщина еще может удержать на лице ту свежесть, которая была присуща ей лет десять назад. Обидно, что уже через пару часов все усилия идут прахом. К этому довольно позднему часу слой компакт-пудры стал почти прозрачным и обнажил кожу с изъянами от частого курения. Сорок есть сорок. В этом возрасте уже быстро устаешь. У Лауры был вид женщины, которую принудили к неприятной работе, всем своим видом она выказывала недовольство.
В данный момент она была занята тем, что инструктировала молоденькую медсестру, вероятно, ту самую, с которой я разговаривала по телефону. Лаура раскладывала и подсчитывала деньги с ловкостью банковского кассира. Если попадались купюры разного достоинства, она складывала их в нужном порядке.
– Все купюры нужно раскладывать одной и той же стороной вверх, самые мелкие остаются наверху, далее – по порядку. Один доллар, пять, десять, двадцать, – объясняла она. – В этом случае ты никогда не дашь сдачу десятидолларовой бумажкой вместо одного доллара. Вот, посмотри... – Она ловко сложила их веером. Я подумала, что сейчас она скажет, как карточный фокусник: "А теперь вытяните любую карту на выбор". Однако вместо этого она спросила у своей ученицы: – Все поняла?
– Да, мэм. – Ученице было лет девятнадцать, почти столько же насчитывалось лишнего веса. Ее черные вьющиеся волосы блестели, щеки от обиды покраснели, а в глазах стояли слезы.
Лаура Барни, медсестра приемного отделения, открыла выдвижной ящик с деньгами, достала оттуда пачку неразобранных купюр и молча протянула ее девушке. Та взяла и начала старательно разбирать их, неумело подражая искусным манипуляциям Лауры Барни. Несколько купюр, которые надо было переложить в другой последовательности, она прижала к груди, пару из них уронила на пол. Пробормотав извинение, она наклонилась, чтобы подобрать их. Лаура Барни следила за ее движениями с усмешкой, ей явно хотелось выхватить деньги у нее из рук и самой разложить их. Руки чесались от желания продемонстрировать этой неумехе навыки заправской кассирши. От ее пристальных взглядов молоденькой девчонке было явно не по себе.
