Вавилон-Берлин - Кучер Фолькер (читать книги онлайн без TXT) 📗
– А как же наше расследование?
– Не сегодня. Нравственность подождет. Пока будем заниматься политическими делами. – Бруно продолжал печатать, и по нему было видно, что ему это в тягость. По субботам у Лизелотты Шмит по прозвищу Шмитхен [14] был выходной. Она была его секретаршей, обычно выполнявшей основную часть печатной работы. – Это почти то же самое, что и расследование убийств. Тебе это наверняка доставит удовольствие.
Рат проигнорировал намек.
– Так могу я сейчас написать отчет о моих вчерашних приключениях?
– Пожалуйста. Прусская полиция в этом отношении оснащена наилучшим образом. – Вольтер намекал на письменный стол Гереона, на котором стояла накрытая чехлом пишущая машинка. – Ты не знал, что в нашей инвентарной ведомости значится больше пишущих машинок, чем оружия?
– Только в криминальной полиции или во всей?
Бруно пожал плечами:
– В Германии меня не удивит, если окажется, что даже рейхсвер [15] имеет больше пишущих машинок, чем орудий.
Рат сел за письменный стол и снял чехол с пишущей машинки марки Adler. Довоенная модель. Черный аппарат глазел на него, как враждебное насекомое.
– Так тебе удалось вчера удовлетворить нашего любезного коммунистического доктора? – спросил Дядя, не отрывая взгляда от клавиш.
– Фёлькер «ждет сигнала» [16], – ответил комиссар и стал искать в ящиках стола бумагу.
– Он – молодец! – засмеялся его шеф и наконец закончил печатать.
– Это не я сказал, а доктор Шварц. Он знает «красного» доктора еще со студенческих времен.
– А что еще говорит доктор Шварц? Фёлькер позволил ему спокойно работать?
Рат кивнул.
– Более-менее. Сначала он строил из себя возмущенного коммунистического зануду, но во время вскрытия вел себя на удивление мирно. Даже то, что Шварц над ним постоянно подтрунивал, кажется, его не трогало.
– Конечно, не трогало. Таких людей это никогда не трогает. Поэтому они и стали такими, какие есть.
– Возможно. Но результатом Фёлькер может быть тоже доволен. Он получил именно то, что хотел: одного-единственного выстрела действительно было достаточно, чтобы убить двух женщин. У более молодой женщины пуля пробила грудь и при этом задела сердце. У пожилой женщины прострелено плечо, а умерла она от сердечной недостаточности. Вероятно, испуг.
Дядя сделал брезгливое лицо.
– Что меня больше всего злит, так это то, что коммунисты и этим умудряются спекулировать. И только потому, что социал-демократы не могут нормально спланировать такую акцию. – Он вытащил из машинки лист бумаги. – Может быть, нам это поможет выпутаться, – добавил Бруно и помахал листком. – Кто скажет, что это была не пуля коммунистов? В любом случае она была выпущена не полицейскими.
– Это твой отчет? – спросил Рат. – Уже готов?
Вольтер кивнул.
– Ведь люди Вюндиша хотят, чтобы у них все и сразу лежало на столе.
Регирунгсдиректор [17] Вюндиш руководил политической полицией. Его отделение IA расследовало в том числе и смертельные случаи во время майских столкновений. Рат пробежал глазами текст. Это был образчик полицейской отчетности. Лаконично, объективно, точно. Бруно не забыл детально описать действия Фёлькера, прежде всего тот факт, что это был тот самый врач, который изъял пулю из деревянной перегородки. Он сформулировал это таким образом, что подозрение напрашивалось само собой, будто коммунист подменил пулю. В любом случае ведь он мог бы ее подменить. Таким образом, остроконечная пуля как улика не имела больше особого значения.
– Это была пуля полицейского, – сказал Гереон. Ему не понравилось, как в этом отчете обошли правду. С другой стороны, зачастую иного выхода не бывает. Доктор Фёлькер точно так же исказил бы правду, если бы ему это было выгодно. Во всяком случае, в морге сложилось именно такое впечатление. Но протест в голосе Рата прозвучал совсем неубедительно.
– Остроконечная пуля, какую мы используем в наших карабинах, – согласился с ним Вольтер. – Я ведь сам носил ее на баллистическую экспертизу. Ту саму остроконечную пулю, которую мне отдал коммунист. И что это доказывает? Кроме того, что некоторые коммунисты имеют полицейские пули?
Сидя после рабочего дня в кафе на Тауентциенштрассе, Рат размышлял об отношениях начальника с правдой. Перед ним на столе громоздилась приличная стопка газет. Разумеется, комиссар знал, что существуют различные версии правды. И каждому полицейскому было известно, что в любом судебном процессе он мог эту версию изменить. Встречались ловкие адвокаты, которым удавалось поставить под сомнение совершенно однозначные обстоятельства дела. Тем важнее была работа полиции: представить прокурору безупречные доказательства, которые не сможет опровергнуть ни один адвокат. А Вольтер? Он сделал все с точностью до наоборот. Своим отчетом он сделал улики непригодными. Конечно, только для того, чтобы защитить полицию от нападок коммунистов. Но действительно ли цель оправдывает любое средство?
Потом они предстанут перед судом со своими различными версиями правды – Вольтер и Фёлькер, полицейский и коммунист. Чью сторону займет свидетель Гереон Рат? Собственно говоря, он не должен над этим задумываться. Это было бы немыслимо, чтобы полицейский дал показания против полиции. Тогда он должен будет сразу уволиться. Гереон мог бы оправдаться тем, что ничего не видел. Но уже сейчас у него было нехорошее чувство.
Был ли виртуозно подделанный отчет снова чем-то наподобие урока? Уже много раз у него возникало ощущение, будто Бруно пытается его чему-то научить, познакомить провинциального полицейского Гереона Рата с берлинскими традициями. Комиссар знал, что шеф ценил его, и он тоже был высокого мнения о своем опытном коллеге, но как ему относиться к этим дополнительным урокам, он не знал. Сначала проявление власти на стройке «Карштадта», а теперь лекция на тему «Искажение правды». Но, может быть, это надо уметь, чтобы выжить в этом городе. Возможно, Гереон был слишком наивен даже для такого провинциального города, как Кёльн. Возможно, только поэтому ЛеКлерк смог взять его в оборот своей кампанией в прессе.
Рат вспомнил, когда он впервые встретился с Александром ЛеКлерком. Лицо как бетон. Лицо человека, которого пригласили на опознание собственного погибшего сына. На мраморном столе этот сын уже не выглядел как безумец. Безумец, который стрелял в ничего не подозревающих прохожих. Бледный молодой человек с мертвыми глазами, который не дожил до тридцати лет. Потому что другой человек согнул указательный палец. Потому что Гереон Рат согнул указательный палец.
В коридоре ведомства судебно-медицинской экспертизы они молча прошли мимо друг друга – полицейский и отец. Рат не знал, что ему сказать. Как вести себя с человеком, у которого убили сына? На какое-то мгновение он неуверенно протянул руку, чтобы выразить соболезнование, но тут же почувствовал, насколько это было неуместно. ЛеКлерк даже не удостоил его взглядом. Его бетонное лицо не отражало никаких чувств – ни печали, ни гнева.
Александер ЛеКлерк был одним из самых крупных газетных издателей Кёльна.
Все началось вскоре после этого. Каждый день новый заголовок. «Град пуль в квартале Агнесфиртель. Полиция неистовствует». В первой же статье всплыло имя Гереона Рата. ЛеКлерк, очевидно, подкармливал своих репортеров закулисной информацией. Только в той первой статье имя Рата упоминалось пять раз и сообщалось, что он является сыном знаменитого Энгельберта Рата. «Снайпер Гереон Рат». Какую боль причиняли ему эти слова! Каждый слог был подобен пуле. Его отец пытался оказать влияние, но это лишь еще больше разжигало войну: Рат-старший тоже попал под публицистический огонь. Правда, в какой-то момент они вывели Гереона из-под удара. На время судебного разбирательства его отправили в отпуск, но когда он вновь вернулся на службу, заголовки посыпались снова и были острее, чем прежде.
