За Лувром рождается солнце - Мале Лео (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
– Что с ним? – спросила Элен. – Опять потерял перчатки?
– Нет, скорее, этот клочок.
Я вынул из кармана найденную под креслом, где сидел грек, бумажку. Ничего особенного, качество самое заурядное. Разорванная бумажка. На ней набросано слово: «Межисри».
– Что это такое? – спросила Элен.
– Обрывок адреса. Несомненно, набережная Межисри. Как ни хорошо знают Париж эти иностранцы, им все равно иной раз требуются такие узелки на память. Похоже, он дорожил им, правда?
– Пожалуй...
Элен скорчила рожицу:
– Он не похож на завсегдатая литературного салона госпожи Софи Стамба.
Ныне покойная, г-жа Софи Стамба была хозяйкой одного из последних парижских литературных салонов в своей квартире по набережной Межисри. В течение многих лет именно у нее происходило присуждение Народнической премии.
Моей секретарше хорошо знаком светский Париж.
– Кто знает? Разве я выгляжу вором?
– То есть...
– Да. Одолжи мне тысчонку, и я готов на нее поспорить: этот Бикини-роз принимает меня за сообщника Ларпана...
– В вашей репутации только этого не хватало.
– Теперь хватает... Говоря о пари, есть азартный посетитель бегов, за которым следует проследить... Вы этим займетесь. Он служащий в «Провинциальном отеле» по улице Валуа. Его зовут Альбер. Он там живет, кормится, обстирывается. И никуда не выходит, за исключением ипподрома. Нарядитесь недотрогой, обоснуйтесь там и не отставайте ни на шаг от этой ипподромной клячи. Что-то в его поведении нечисто. Попытайтесь разведать, чем он дышит.
– Улица Валуа? Не там ли останавливался Луи Лере при ежегодных наездах в Париж?
– Именно там.
Элен ничего не сказала. Раскрыв шкаф, она извлекла оттуда чемодан самого расхожего вида, достойного спутника в поездках добропорядочной девушки.
– А еще говорили, что это был спокойный клиент, – понимающе заметила она.
– Спокойный! – словно эхо, хмыкнул я, уставившись в потолок.
Наступила ночь, а вместе с ней – холод. Погода по сезону. Ничего не скажешь. На улице Пти-Шан было тихо, как на кладбище.
– Спокойный! – в полный голос повторил я в тиши моего кабинета.
Я остался один в комнате, и неожиданно она показалась мне огромной. Включенный электрический обогреватель обдавал мои ноги теплом. Модель была старой. Его покрасневшие проволочки в этом мраке словно насторожились. На камине часы меланхолично обрубали время. Из-под большого абажура лампа отбрасывала круг света на непорочно чистый бювар, на котором мои руки играли с визитной карточкой и клочком разорванной бумажки. С трубкой в зубах я размышлял. Двумя этажами ниже прошел разносчик газет, криками стараясь привлечь внимание к своему товару: "Сумерки", последнее... Вечерний выпуск "Сумерек"! Он или прошел дальше, или заскочил подкрепиться в бар на углу. И снова тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов да бульканьем моей трубки. Надо бы ее прочистить. Внезапно у перекрестка едва не сцепились две машины. Визг тормозов ударил по нервам страшнее зубной боли. Через закрытые ставни окна до меня донеслись взрывы раздраженной перебранки.
И снова на улице Пти-Шан установилась тишь, как на кладбище.
Зазвонил телефон.
Я снял трубку:
– Да?
– Это Элен.
– Все нормально?
– Да.
Я положил трубку... Повезло, что у них, на улице Валуа, оказалась свободная комната. Вспомнил об Альбере. Забавный малый... Прерывая мои размышления, снова зазвонил телефон.
– Алло!
– Говорит Ребуль.
– Бурма у телефона. Что нового?
– Ничего. Никаких посещений. Состояние удовлетворительное. Через несколько дней, наверное, сможет выписаться.
– Значит, ничего серьезного?
– Больше испуга, чем царапин.
– Тем лучше.
– Отправил письмо жене, чтобы ее успокоить.
– Он всегда был хорошим мужем.
– Но писал не сам, а попросил соседа по палате написать за него.
– Болит рука?
– Да.
– Очень хорошо.
– Нужно мне здесь проводить ночь? Или нет? У меня теперь есть в больнице свои входы и выходы, я устроил.
– Это еще может нам пригодиться, когда подцепим пулю.
– Точно. Об этом я не подумал. Хорошо. Так что мне делать?
– Как обычно, старайся.
Я положил трубку. Но через несколько секунд снова поднял ее и набрал номер.
– Гостиница "Трансосеан", – произнес надтреснутый голос человека в накрахмаленном воротничке или же прокрахмаленный голос типа в мятом воротничке (разницы не было).
– Мадемуазель Левассер, будьте добры.
– Сударь, она не у себя. Вы хотите что-либо ей передать?
– Нет. А господин Бирикос? Господин Никола Бирикос? Нет, я не буду с ним говорить. Мне надо только узнать, на месте ли он.
– Нет, сударь. Господин Бирикос отсутствует.
Я положил трубку. Подсунув визитку и бумажный обрывок под кожаный угол бювара, я поднялся. Набив прочищенную трубку, накинул на плечи свой плащ и вышел осмотреться в холодную и темную ночь, нет ли там чего для Нестора.
Нашлось.
Удар резиновой палкой.
Глава седьмая
Парижская жизнь
Неровный булыжник врезался мне в тело.
Мои израненные пальцы ощупывали камни, непонятно, с какой целью, пытаясь за них ухватиться. Для чего мне были нужны эти булыжники? Я не собирался выстроить баррикаду. Баррикады сооружают летом. Приходите посмотреть, как умирают за двадцать пять франков в день. За какую сумму умру я? Три миллиона – заманчивая сумма... если я ее положу в карман. Но если и положу, деньги уйдут на лечение. Булыжники были липки от сырости, и я скользил на них. Много бы я отдал, только не три миллиона, чтобы подняться. Ничего!
Я полз.
Меня здорово стукнули по башке. Пожалуй, дважды. А может, и трижды. Столько же, сколько миллионов. Первый...
Я полз.
Камни были острыми, мокрыми и холодными. Неподалеку текла вода. Тихо. Коварно. Вокруг все было погружено во мрак. Там, у черта на рогах, венчая темную, более темную, чем ночь, массу, которая мне показалась мостом, мигали огоньки, но вокруг меня царила абсолютная чернота.
Я полз.
Вода текла быстрее и ближе, или же слух начал подводить меня. Что-то гнусное, мерзко пахнущее, какой-то отвратительный комок находился почти у самой моей щеки.
– Дальше не надо, приятель, – прокартавил испитой голос.
Мои окоченевшие пальцы сжались вокруг комка. Это была ступня. Выше – нога, еще выше – туловище, а надо всем этим – голос.
– Ты хочешь нырнуть в Сену, малыш?
– Не знаю, – с трудом выговорил я.
– Сердечные страдания?
– Не знаю.
– Пойду отнесу тебя, где укрыться. Я тебе спас жизнь, разве нет? Ты не забудешь меня? Без меня ты бы нырнул в это болото. Это говорю тебе я, Бебер.
– Бебер? Игрок?..
– Давние дела... Скачки для меня за красным светом. Только не говори об этом с Дюсешь.
Он наклонился надо мной, обдав столь густым перегаром, что мне едва не вывернуло желудок. Подхватив подмышки, он затащил меня под мост.
– К тебе посетитель, Дюсешь. Светский человек. Тип из высшего общества. Выпал из тачки или выброшен на ходу...
– Ударили дубинкой, – с трудом выговорил я.
– Может быть, и то и другое, – произнес босяк. – Возможно, ты и схлопотал удар дубинкой, но я своими глазами видел тачку и видел, как тебя оттуда вышвыривали.
– Ночное нападение, – произнес хриплый, надломленный в тысяче мест голос, лишившийся возраста и почти лишенный пола. – Из-за него у нас будет куча неприятностей.
– Нет, нет, – взмолился я. – Со мной не будет хлопот. Не будет неприятностей.
Неприятности были исключительным призванием Нестора Бурма. Я ревниво их оберегал. И не собирался ни с кем ими делиться.
– Он мой кореш, – произнес босяк. – Я ему спас жизнь. Он этого не забудет. Даст мне вознаграждение.
Я почувствовал, как он принялся меня обшаривать. Пускай. Сегодня ночью он не будет первым. Пожалуй, третьим, если в моем разбитом котелке еще осталось место для воспоминаний.
