Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Авдеенко Александр Остапович (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— Что вы, Маша! — воскликнул я. — Так вот почему вы не звонили? Неужели вы подумали… Эх, Маша!
— Поговорим лучше о записке, — смущенно перебила она.
— Я оставлю ее у себя. Может, пригодится… Свяжусь с этой Манкевич… Первым-то у меня на очереди Игорь Черныш, благо, он живет в Москве. Хотите, я зайду к вам после того, как с ним встречусь!
Маша вдруг поскучнела.
— Как хотите… Лучше сперва позвоните, хорошо? Остановившись, я взял ее за руку. Она удивленно подняла глаза.
Послушайте, Маша, — сказал я, собравшись с духом. — Больше так нельзя! Давайте откровенно! Можно?
— Можно…
— Вы потому не звонили, что вам жених не велел?
— И да и нет. — Маша покраснела. — Вы правы, и все же все по-другому… Я давно о нем не знаю… Я очень несчастлива, Алексей! — вдруг вырвалось у нее. Закусив губы, она отвернулась.
Молча дошли до ее дома.
— Спокойной ночи, Маша, — сказал я, но она не ответила, не обернулась и продолжала идти.
Мы очутились на лестнице, поднялись на третий этаж. Маша открыла дверь и, не сказав мне ни слова, по-прежнему не оборачиваясь, вошла в квартиру. Я последовал за ней.
В комнате она зажгла свет и устало присела на диван прямо в шубе. Я стоял у дверей, не зная, как себя вести.
— Хотите чаю? — спросила она тихо, не глядя в мою сторону.
— С удовольствием, если вы разрешите снять пальто, — рискнул я пошутить.
— Конечно, раздевайтесь.
Она улыбнулась, мне стало немного полегче. Маша тоже сняла шубку и осталась в синем платье из шерстяного трикотажа, с белым поясом, белым воротничком и белыми кармашками на груди. Она была похожа в нем на спортсменку.
После того как мы выпили чай, Маша убрала со стола и включила телевизор. Она уютно устроилась в углу дивана, свернувшись в комок и закутав ноги платком. Я сидел рядом так близко, что ее волосы прикасались к моей щеке. Я смотрел на экран, где что-то происходило, но ничего не видел. У меня кружилась голова.
Маша погасила верхний свет, горела только настольная лампа. Комната тонула в полумраке.
— Мне нравится у вас, Маша, — шепнул я. — Я бы приходил к вам в гости каждый день…
— Каждый день я не могу принимать гостей. Я часто дежурю по вечерам в поликлинике, выезжаю по вызовам к больным…
— Я поеду вместе с вами…
— Не мешайте, Алеша. Смотрите, там на экране сейчас будут драться!
— Что делать, такая мода, это называется неореализм!
— Какой вы смешной, Алеша!
— Смешной?
— Так и есть, дерутся… А из-за чего? Могли бы договориться.
— Бывает, что договориться нельзя. Например, если между двумя мужчинами стоит женщина.
— Глупо смотреть на женщину как на предмет, из-за которого можно драться или спорить.
— Иногда не глупо.
— Я не думала, что вы такой…
— А вы вообще обо мне думали?
Маша повернулась ко мне, коснувшись щекой моего лица, и тихо ответила:
— Думала… Очень часто…
…Не знаю, как получилось, что я ее поцеловал. Я не ожидал, что такое может произойти. Я вдруг потерял над собой власть. Конечно, это было свинством. Маша не успела меня оттолкнуть и на секунду замерла, ошеломленная, затем вскочила и отбежала к окну. Я опустил голову. Трудно было дышать,
— Уходите! — сказала Маша.
Боясь поднять глаза, я встал, надел пальто. Я ждал, что она меня остановит, но нет, не остановила… Перед тем, как выйти, я взглянул на нее. Она стояла у окна, спиной ко мне.
— Простите меня, — пробормотал я. — Пожалуйста, простите…
Маша не ответила. Я тихонько закрыл дверь.
По-прежнему крупными хлопьями валил мокрый снег. Медленно ехали машины, плохо различимые в туманной пелене. Все вокруг казалось нереальным. Я побрел по улице. Я ненавидел и презирал себя. Как мог я так поступить с Машей! Она доверилась мне, позвала в свой дом как друга, как брата, а я…
Что я наделал?!
Возле моего подъезда стояла залепленная снегом будка телефона-автомата. Я вошел в нее и опустил в прорезь монету.
— Это вы, Маша? — сказал я. — Маша, простите меня, ради бога! Не сердитесь.
— Я не сержусь, — ответила она, помолчав.
— Правда, не сердитесь?
— Спокойной ночи, Алеша… Лучше не будем говорить больше об этом…
— Спокойной ночи.
Я постоял, слушая короткие гудки. В будке было темно и сыро.
…На другой день вечером прямо из редакции я снова поехал на Кутузовский проспект. На душе у меня было смутно. Я думал о Маше и видел ее изумленные, растерянные глаза. Я ощущал губами ее твердые, неподатливые губы. Мне было горько, что все это произошло вот так — нерадостно и внезапно… О встрече с Чернышом я не думал. Я потерял интерес к Гале Наливайко. Мне вдруг показалось, что я ухожу все дальше и дальше от цели. Нет никакой связи между Галей и Людмилой, сбила меня с толку тетя Дуся…
…Игорь Черныш на этот раз оказался дома. Он был заядлым автомобилистом. Я сразу догадался об этом, войдя в квартиру. В передней стояло запасное колесо, на полу валялся брезентовый мешок с инструментами. На деревянной полке я увидел бутыли с антифризом и тормозной жидкостью, банки с краской и полировочной пастой. Пахло бензином.
Дверь открыл коренастый мужчина лет сорока пяти, с пышной, совершенно седой шевелюрой, лохматыми седыми бровями и румяным, веселым, молодым лицом, на котором почти не было морщин. Его большие карие умные глаза с любопытством уставились на меня.
— Вспомнил: вы насчет «Волги», — сказал он оживленно. — Вы мне звонили утром, да? Знаете, я передумал. Решил подождать с обменом. Мой «Москвичок» мне еще не надоел…
На нем были синие полотняные брюки с косыми «молниями» сзади на карманах и замшевая коричневая куртка, также с множеством карманов, пуговиц и застежек.
— Я не насчет «Волги». Я из газеты.
— Из газеты? — удивился Черныш. — Гм… Странно… Впрочем, извините, что же вы стоите? Раздевайтесь. Вешалки в этом доме нет, кладите прямо на стул.
В комнате царил невообразимый хаос. На стене висел большой лист ватмана, иа нем была нарисована непонятная схема. Какие-то трубки, спирали, кольца… Письменный стол был завален книгами и рукописями. Посреди пола валялся рюкзак, из которого торчало пластмассовое удилище. Стулья были заняты бумажными пакетами с крупой и концентратами, консервными банками и металлической посудой. У стены косо стояла раскладушка. Простыня свесилась на пол.
— Простите за беспорядок, — виновато сказал Черныш. — Со вчерашнего дня я в отпуске, собираюсь совершить путешествие в Мещерские леса. Пока будет дорога, поеду на машине, а дальше — на лыжах. Вы так не пробовали? Но, прошу прощения, вы ведь по делу…
Смахнув со стула пакет с сухарями, он предложил мне сесть.
Мне уже надоело рассказывать все с самого начала, и я сказал лишь, что интересуюсь судьбой Гали Наливайко, так как пишу очерк о подпольщиках Прибельска.
— Меня послал к вам Валерий Егорович Кораблев. Он просил передать вам привет.
Черныш сел на раскладушку, задумался.
— Ситуация получается сложная, — ответил он озадаченно. — Понимаете, дело в том, что я тоже пишу кое-что… Конечно, какой из меня писатель!.. Просто так, воспоминания… Там Гале Наливайко посвящено немало страниц. Мы ведь с нею довольно долго пробыли вместе… Собственно, я уже написал. Рукопись находится в издательстве. Выйдет теперь, что о Гале два раза будет написано, причем примерно одно и то же. Это вас не смущает?
— Это меня не смущает, — ответил я. — Я еще не знаю, буду ли писать именно о Гале, но даже если буду, У вас книга, а я собираю материал для газеты. Кроме того, я могу сослаться на вас…
— Нет, вы уж, пожалуйста, не ссылайтесь, дело ведь не в этом… Но как мы с вами поступим? Если хотите, я просто расскажу вам все, что знаю о Гале, а могу дать почитать главы из книги. У меня есть второй экземпляр. Можете использовать эти главы по своему усмотрению.
— Пожалуй, так будет лучше.
— Я согласен… Тогда подождите минутку.
Черныш достал из письменного стола толстую рукопись в картонной папке, развязал тесемки, отобрал страниц пятьдесят, завернул тв газету и протянул мне
