Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Авдеенко Александр Остапович (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Мне захотелось его увидеть. Я вернулся в обком. На двери архива висел замок. Тогда я отправился в редакцию. Осина только что приехала. Мы столкнулись на лестнице. Увидев мою сияющую физиономию, Елизавета Васильевна остановилась и сказала:
— Я вижу, дела у вас идут неплохо.
Я торжественно сообщил ей о разговоре с Зененко.
— Очень рада за вас, — искренне ответила Осина. — Завтра же напечатаем ваше объявление. Вы же понимаете, мы не могли это сделать, не посоветовавшись с обкомом.
Я полдня просидел в редакции. Ответственный секретарь при мне отправил объявление в набор, спустя два часа из типографии принесли влажные гранки, они еще пачкали пальцы. Вскоре после этого был готов макет завтрашнего номера. Мое объявление поместили в левом верхнем углу на четвертой странице. Оно сразу должно было броситься в глаза… Я ушел лишь после того, как в секретариат из корректорской доставили готовую полосу. Теперь с объявлением ничего не могло случиться.
Я вернулся в гостиницу, позвонил в Москву, поужинал и прилег на кровать с журналом. Я был очень возбужден, из головы не выходил Зененко, я снова и снова вспоминал каждую фразу нашей беседы. Было поздно, когда я потушил свет. Я боялся, что долго не смогу уснуть, но едва закрыл глаза, как словно провалился в черную яму.
Утром я вышел на улицу и купил газету. Мое объявление было опубликовано! Теперь оставалось только одно — ждать.
К счастью, у меня было много дел, иначе это ожидание стало бы нестерпимым. Заботы об очередной встрече с читателями отвлекли меня от мыслей о моем объявлении. Встреча должна была состояться вечером на заводе имени Калинина. У меня уже имелся некоторый опыт, днем я поехал на завод, осмотрел красный уголок, поговорил с работниками библиотеки и с секретарем парткома, попросил, чтобы заранее рассчитали, сколько будет людей, и приготовили для всех скамейки, предупредил, что конференция, видимо, затянется на несколько часов. Это имело значение для тех, кто работал в ночную смену.
Обо всем договорившись, я позвонил Осиной. Она сказала, что пока никаких писем и телефонных звонков по поводу моего объявления не было. «Еще рано», — утешила она меня.
Следующий день не принес ничего нового.
Вечером я поехал на завод. Народу собралось очень много. По-прежнему задавали интересные, а порой и каверзные вопросы. Я записал их, чтобы показать в Москве Бочарову.
Вернувшись в гостиницу за полночь, я сразу уснул. Утром меня разбудил телефонный звонок. Я услышал голос Осиной.
— Что же вы вчера не позвонили? А у меня есть для вас новость! Вечером пришел гражданин, который сказал, что прочел ваше объявление и хотел бы с вами встретиться. Я сказала ему, где вас можно найти. Вы его еще не видели?
— Нет, — ответил я.
— Значит, придет. Если расскажет что-нибудь интересное, сообщите мне, хорошо?
— Договорились, — пообещал я и, положив трубку, быстро оделся.
Я даже не пошел завтракать, боясь, что этот неизвестный гражданин явится во время моего отсутствия. Ждать, однако, пришлось долго. Он постучался ко мне в номер, когда уже начало смеркаться. Я был так истомлен ожиданием, что едва не заключил его в объятия. Я тряс его руку до тех пор, пока он осторожно не высвободил ее.
Это был пожилой человек с полным, слегка обрюзгшим лицом, обширной лысиной, обнаружившейся, когда он сиял видавшую виды кепку, и с солидным брюшком. У него была коренастая, с широкими плечами, чуть сгорбленная фигура грузчика и длинные руки, которые он, не зная куда девать, спрятал за спину.
— Это вы писали в газету? — спросил он с порога, внимательно разглядывая комнату и меня.
— Да… Садитесь, пожалуйста.
— Я сяду. Будем знакомы. Кораблев Валерий Егорович, работник торговой сети. — Он сел на стул, по-хозяйски отодвинув его от стены. Я назвал свою фамилию.
Кораблев не начинал разговора. Он долго изучал меня, уставившись мне в лицо. Я ему не мешал, решив, что он должен заговорить первым. Пауза затянулась, но мой гость не испытывал никакой неловкости и продолжал безмятежно сидеть на стуле. Не вытерпев, я спросил:
— Итак, вы были знакомы с женщинами, чьи фамилии я указал в заметке? С обеими? Или же с одной из них? С кем именно?
Я готов был схватить Кораблева и как следует встряхнуть, чтобы заставить его раскрыть рот. Но он не спешил. Он достал пачку табаку, листок прозрачной бумаги и, ловко свернув папироску, прикурил. Потом медленно и обстоятельно заговорил:
— Вторую-то, которая вам нужна, я не знаю. Врать не буду, не слыхал. Я Галю Наливайко встречал…
Он умолк и принялся усиленно дымить.
— Где? — спросил я. — Где вы ее видели? Здесь, в городе?
— Нет, в город я в ту пору не заходил. Тут мне был не климат… Я в партизанском отряде Ефима Матвеевича Сушкова воевал.
Последнюю фразу он произнес с гордостью и, несколько раз яростно затянувшись, окутался облаком дыма.
— Значит, с Галей вы познакомились в отряде?
— Я же говорю… в отряде Сушкова. Да вы про Сушкова-то знаете? Ему посмертно звание Героя присвоили. Знаменитый был человек! Условия у нас были плохие, эти места не какая-нибудь там Беловежская пуща или Брянский лес. Три сосны да две березы — вот и вся чаща. Ее насквозь видно. Приходилось под землю закапываться, в землянки, кочевать с поляны на поляну, костры не жечь. А в отряде, между прочим, двести шестьдесят штыков, не считая женщин…
Кораблев увлекся, но говорил по-прежнему медленно, с длинными паузами между фразами. Я не торопил его. Мне интересно было послушать про отряд Ефима Сушкова, прославленного «деда», о котором в те годы рассказывали легенды.
— Как-то раз в октябре, числа так десятого или, может, пятнадцатого, под утро, пришли на базу Игорь Черныш и какая-то молоденькая девушка. Я как раз на часах стоял у командирской землянки. Они мимо меня прошли прямо к Сушкову. Я вам забыл еще сказать про Черныша. Он был нашим партизанским разведчиком. До войны Черныш работал главным инженером на химзаводе, знал несколько языков, в том числе немецкий, бывал за границей. Человек хитрости и дерзости необыкновенной. Он часто ходил в город, останавливался там в лучшей гостинице, выдавал себя за немца, разъезжал на трофейной машине и докладывал товарищу Сушкову обо всем, что немцы против нас затевали. Уж как он раздобывал эти сведения, до сих пор ума не приложу! — В голосе Валерия Егоровича вновь прозвучала гордость. Он принялся говорить о Черныше и о его фантастических, смелых рейдах в Прибельск, в самое логово фашистов.
Я слушал с интересом, вовсе не тяготясь этим новым отступлением от темы. Рассказав мне о Черныше, он вернулся к Гале.
— Ночь была дождливая, студеная. Я у костра стоял и при свете успел увидеть девушку, которую привел Черныш. Держалась она уверенно, по сторонам не озиралась и шла так, точно не он ей дорогу показывал, а она ему… Спустились они в землянку. Через сутки в отряде о той девушке уже знали, и все ею интересовались, потому что появилась она очень таинственно. Кто-то из партизан мне под большим секретом сказал, что зовут ее Галя Наливайко, будто бы она в городе в подполье была, немцам здорово досадила и, спасаясь от ареста, ушла к нам в лес. Меня, как и прочих, любопытство разобрало: очень хотел я с нею поговорить, расспросить, как наши в городе живут при иемцах, но ничего из этого не вышло. То ли мне не везло, то ли она нарочно на людях не показывалась, — больше я ее не видел…
Кораблев потушил в пепельнице окурок и неловко сказал:
— Напиться бы… Рыбы с утра наелся… Я принес стакан воды и спросил:
— Долго Галя пробыла в отряде?
Валерий Егорович посмотрел на меня неодобрительно:
— Погодите, я сам все скажу… Одни сутки она у нас в лесу жила. Ровно одни сутки. Ночью ушла из отряда вместе с Игорем Чернышом. По слухам, отправил Сушков Галю и Черныша со специальным заданием в глубокий немецкий тыл. Но точно этого я не знаю, может, и зря болтали…
Кораблев встал и надел кепку.
— Больше ничего мне о Гале не известно. Если мой рассказ вам пригодится, буду рад, а если нет — то извините… Прочитал в газете, дай, думаю, зайду…
