Купель дьявола - Платова Виктория (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
Это было так невероятно, так не правильно и так подло, что я без сил опустилась на ковер. Я могла ожидать чего угодно, только не этого. Херри-бой знаком с Маричем! Но он ни разу не упоминал о капитане, а сам Марич прошлой ночью слушал мои россказни о Херри с большим интересом. И тоже ни словом не обмолвился о знакомстве.
Так вот от кого Херри-бой узнал об Эссене, ведь именно в Эссен юркнул Иосиф Семенович Гольтман!
Марич.
Засланный казачок, пятая колонна, лидер партизанского движения. Скромный оперативный работник, расследующий дела о похищении картин. Почему он промолчал? Потому что ему было что скрывать. Черт возьми, у “Всадников” попеременно оказывались то Марич, то Херри-бой, они не выпускали картину из поля зрения ни на секунду! Они сменяли друг друга, они просто пасли ее. И один обеспечивал другому стопроцентное алиби!.. Еще летом Марич знал о существовании картины — ему сообщил об этом Херри-бой…
Как будто пелена упала с моих глаз.
Пелена упала, и наши случайные встречи с Маричем приобрели смысл, не допускающий никаких иных трактовок и толкований. Первый раз он накрыл меня в “Пирате” и заявил, что я воровка. Что я украла картину. О том, что доска у меня, знал Херри, он приехал в Россию только для того, чтобы посмотреть на нее… Гольтман молчал, зато Херри-бой разговорился не на шутку. Они владели разной информацией, но всегда удачно ее складывали.
Я видела Херри в кабинете Титова. Он был последним, кто оставался там и вышел живым. Он мог приложить руку к смерти Титова, а когда Жека заподозрила что-то неладное, появился Марич и…
Я зажмурилась…
Ничего себе, распределение обязанностей! Недаром Марич вертится вокруг дела об убийстве Жеки, а я еще слила ему информацию, которой располагала сама…
"Абсолютный эффект, и никаких следов” — именно так мог быть убит Титов. Именно так он и был убит. Теперь я уже не сомневалась в этом. А Жека кое-что заметила, она ведь была в ту ночь на даче… Херри-бой уехал в Голландию, и на пост заступил Кирилл Алексеевич Марич… Херри-бою нужна левая створка триптиха, и он не остановится ни перед чем. Он ведь не знал, что Агнесса вернет картину мне, он специально ездил к ней, чтобы договориться о покупке. Любая здравомысляща” правозащитница продала бы картину, возле которой умер ее единственный сын. Но Агнесса не была здравомыслящей, и тогда — они? Он? — решили обработать меня. Так с кем я пила вчера водку?..
— Звонят, тетя Катя, — Катька-младшая затрясла меня за плечо.
Я тупо уставилась на телефон.
— В дверь, — подсказала Катька. Очень вовремя, иначе моя голова просто взорвется. Я поплелась открывать. Лучше бы я этого не делала. На пороге стояли две солидные дамы с пудовыми грудями и — почему-то — участковый.
— Здравствуйте. Вы Соловьева Екатерина Мстиславовна?
Я даже не сообразила, о чем они говорят. Я, как зачарованная, смотрела на участкового.
— Вы слышите меня? — грудь одной из дам угрожающе качнулась.
— Простите?
— Вы Екатерина Мстиславовна Соловьева?
— Да, — наконец-то я догадалась прикрыть рукой рот.
От меня вовсю несло перегаром, а к свитеру пристали нитки и коверная пыль. Веселенькое зрелище, ничего не скажешь.
— Вас невозможно застать дома, — меня уже изначально ненавидели за первый размер лифчика. — Мы из комиссии по охране материнства и детства.
— Проходите, — запоздало пригласила я, но дамы в приглашении не нуждались. Отодвинув меня бюстами, они вплыли в квартиру. Следом за ними прошел участковый.
— Меня зовут Алевтина Николаевна, — представилась деятельница из комиссии. — Где мы можем с вами поговорить?
В комнатах бардак, в ванной свалено грязное белье трехнедельной давности…
— На кухне. Там будет удобнее. Алевтина Николаевна смерила меня уничтожающим взглядом.
— Пройдемте.
Алевтина взгромоздилась на табуретку, а я принялась судорожно убирать со стола остатки хлопьев.
— Извините… Я не ждала гостей.
— Вижу. Но это дела не меняет. Я по поводу детей, — грудастая чиновница раскрыла папку. — Соко-ленко Екатерины и Соколенке Лаврентия пяти с половиной лет. Дети находятся с вами?
— Да, — тихим голосом сказала я и устроилась на табуретке напротив.
— К нам пришел ответ из Германии. Сердце у меня упало.
— К сожалению, они не могут взять детей на воспитание. Решением комиссии Соколенко Екатерина и Соколенко Лаврентий направляются в детский дом. К завтрашнему дню они должны быть на месте. Адрес мы вам укажем.
— Какой детский дом? Вы с ума сошли, что ли?
— Советую вам не хамить, девушка.
Я вцепилась в край стола. Катька-младшая и Лавруха-младший, пижамки со смешными котятами, маленькие ботинки в прихожей; буква Е, написанная наоборот, привычка сбрасывать одеяло во сне…
— Я не отдам их в детский дом.
— Вы родственница?
— Я близкая подруга их матери.
— Это не является родственными отношениями. Вы не имеете права оставить детей у себя.
— Что значит, не имею права? — я принялась лихорадочно соображать. Одна лишь мысль о том, что двойняшки окажутся в каком-то стылом детском доме, приводила меня в ярость. — Я… Я могу подать на опекунство… Кажется, это так называется?
Проклятая чинуша посмотрела на меня скептически.
— Кто вы по профессии?
— У меня картинная галерея. Здесь, на Васильев-ском.
— Так. Свободная художница, значит, — в устах Алевтины это прозвучало как “дама полусвета”. — Стало быть, доход непостоянный. Вы замужем?
— Нет… Но.. — я заткнулась, я не стала продолжать. Сейчас она потребует паспорт.
— Понятно, значит, не замужем. Незамужняя, без постоянного фиксированного дохода. У вас мало шансов, девушка. Мы не можем доверить воспитание детей случайному человеку, — Алевтина Николаевна красноречиво помахала рукой у себя перед носом, явно намекая на мой перегар.
— Я не случайный человек. А что касается доходов… Если нужно, я предоставлю документы. И справку из налоговой. Я довольно состоятельный человек. И смогу прокормить не только двух детей, но и всю вашу, мать ее, инспекцию. Вместе с членами ее семей, а также их попугаями, кошками и собаками. И прочими экзотическими животными. Я ясно выразилась?
Алевтина Николаевна открыла рот и тотчас же закрыла его. А из комнаты донесся отчаянный рев Катьки. Едва не сбив бюст Алевтины, я выскочила из кухни. Катька ревела, сидя на полу, между шкафом и телевизором. Над ней стояла вторая гранд-дама, а участковый жался у двери.
— Отойдите, — сквозь зубы процедила я и взяла Катьку на руки.
Катька уткнулась макушкой мне в лицо (Все! Больше никакой водки!) и затихла.
— Ну, успокойся, все хорошо, твоя тетя Катя с тобой.
Мне было решительно наплевать на всех этих людей, вторгшихся в мою квартиру. Вместе с Катькой я отправилась в другую комнату. Пусть делают, что хотят, я не выйду отсюда. Я буду держать оборону до последнего.
— А где Лаврик? — спросила я у Катьки, когда она немного пришла в себя.
Катька подняла мокрый от слез подбородок и кивнула в сторону платяного шкафа.
Лавруха сидел в самом углу, прикрытый двумя моими свитерами. Я освободила его от вещей, и лобастая Лаврухина голова легла мне прямо в колени.
— Ты ведь не отдашь нас? Не отдашь?
Боже мой, как давно я не слышала его голоса…
Изгнание торгующих из храма, вот как называлась эта операция. Очаровательное трио чинуш и представителя закона было изгнано с поля боя через двадцать минут. Я клятвенно пообещала завалить их бумажками и припечатать справками. Я сказала, что дети покинут этот дом только через мой труп. Я так трясла волосами, что явно недолюбливающие яркие цветовые пятна представители власти в конце концов ретировались.
Мы остались одни.
И славно поревели вместе с Катькой под присмотром Лаврухи. Решение, которое возникло так спонтанно, теперь не пугало меня. Я должна, я обязана, я сделаю это — в память о Жеке. И потом, я просто люблю их… Со мной ничего не должно случиться, иначе они останутся совсем одни. На Снегиря надежды никакой.