Хрустальная ловушка - Платова Виктория (первая книга TXT) 📗
— И больше не вернулись?
— Почему? То есть убитый уже не вернулся, это точно.
А его спутник — молодой человек, — он пришел почти сразу.
И просидел до шести. Или до половины седьмого.
— Один?
— Да. То есть он потом еще пристроился к кегельбану. Но это уже ближе к утру.
— Он не выглядел расстроенным или подавленным?
— Что? — Очевидно, таких слов не было в лексиконе Ариэля, и он задумался, меланхолически тряся в руках шейкер.
— Ну, может быть, его что-то задело?
— Да нет особо. Просто сидел.
— А что заказывал?
— Да почти ничего. Сначала взял немного коньяка и цедил его все это время.
— То есть ты хочешь сказать, что он просто сидел, мало пил и глазел по сторонам?
— Ну, можно и так сказать. Нет, потом он нашел себе дело. Он совсем неплохо играет в боулинг. Он даже выиграл у кого-то. У кого — я не помню. А это важно?
— Не очень, — успокоил бармена Звягинцев. — Важно время, когда он ушел.
— Ну, это просто, — снова выдвинул свои зубы на передний фланг Ариэль. — Он ушел, когда мы закрылись В половине седьмого. Он был почти самым последним из тех, кто ушел.
— Ну что ж… Все ясно. Плесни-ка мне еще пива за счет заведения.
Ариэль снова наполнил кружку и снова воззрился на Звягинцева. Брови его умоляюще приподнялись, а огромный рот округлился.
— Ну, теперь ты спрашивай, — сжалился наконец-то Звягинцев.
— Его зарезали ножом, да? — со священным трепетом в голосе прошептал Ариэль.
Звягинцев перегнулся над стойкой и громко шепнул:
— Можно и так сказать. И знаешь еще что?
— Что?
— Я так думаю, что убийцу нужно искать среди обслуживающего персонала. Вы ведь знаете все ходы и выходы. Вот ты, например, чем не кандидат?
— Я? — Ариэль изумился так, что почернел еще больше. — Вы шутите, Палыч. Шутите, да?
— И не думаю шутить.
— Я же все время здесь, на виду. Никуда не отлучаюсь…
— Ну, это ты хватил — «никуда не отлучаюсь»! Отливать-то бегаешь. Ну и завернул куда-нибудь по дороге… А?
И, подмигнув Ариэлю и прихватив еще одну кружку пива, Звягинцев занялся зачисткой местности. Первым был опрошен вездесущий Дюха Он подтвердил все показания Ариэля и расцветил их подробностями: да, сначала они сидели за третьим от кегельбана столиком — муж и жена; да, девушка напилась и в чем-то начала упрекать своего спутника; да, она подсела к бундесам и повесилась на старикашку, нельзя сказать, что его супруге это очень понравилось; да, потом к девушке приклеился Иона — в то время, когда муж вышел из зала, — может быть, вышел отлить, с кем не бывает; да. Иона уговаривал ее уйти, а она умудрилась посклочничать и с ним, но потом все-таки согласилась; да, у самого выхода их перехватил муж, и они посклочничали уже втроем; да, Иона ушел, а они пересели к столику у выхода, чтобы ей стало легче, — ей и стало легче, после того как она ушла и вернулась, может быть, пошла проблеваться, с кем не бывает; да, потом почти сразу же пришел солидный мэн; да, они снова начали склочничать, первую скрипку играл мэн, а потом инициатива перешла к девушке; да, она что-то такое ему ляпнула и получила по физии; да, она обиделась и убежала; да, муж вышел было за ней, но через минуту вернулся, — может быть, не догнал, с кем не бывает; да, они просидели еще хренову тучу времени вдвоем с солидным мэном, а потом такую же хренову тучу муж просидел один, до самого закрытия; да, да, да…
После Дюхи наступила очередь не таких масштабных свидетелей, которые в общих чертах и в мелких частностях подтвердили показания молодых работников стойки. Даже с Неrr und Frau Нойкирлих удалось объясниться на пальцах: «О, это отшень бедный девушка, отшень страдаль… Я не видель, чтоби так страдаль… Ich verspreche es Ihnen <Даю вам слово (нем.).>… Es ist schreckliches Wetter <Какая отвратительная погода (нем.).>. Ви думает, она коньшится, этот Es ist Sturm <Буря (нем.).>?»
Кончится, куда же денется, успокоил старикашку Звягинцев, все на свете кончается. А к этой буре тоже можно привыкнуть. С другой стороны, я понимаю ваши маленькие неудобства: то, что русскому здорово, то немцу карачун…
…А теперь Звягинцев сидел в своем закутке — в комнате номер тринадцать административного крыла отеля, как паук в центре паутины.
Толстый паук, ожидающий появления своих жертв.
Около часа появился Артем Львович, принесший толково составленную бумажку, которую вполне можно было подколоть к делу. Он потратил некоторое время на детальный осмотр трупа, и теперь полная клиническая картина характера ранений была ясна.
Шмаринову нанесли тринадцать ножевых ранений: одно проникающее (и ставшее в конце концов причиной смерти) — в область сердца. Восемь — менее тяжких — в грудную клетку. Три — в плечевой пояс. И одно — в правую ключицу.
Удар в ключицу тоже был достаточно силен: ключица оказалась сломанной. Сам характер ранений ясно говорил о том, что нападавший действовал в состоянии аффекта: ничем другим нельзя было объяснить беспорядочность нанесения ударов.
Бритый доктор предположил, что первым был нанесен удар в сердце (это замечание Звягинцев оставил на совести самого Артема Львовича) и только затем последовали все остальные.
Между первым ударом и последующими (или, скажем, между одним и двенадцатью другими) была колоссальная разница, как будто удары были нанесены двумя разными людьми.
Впрочем, на этом своем тезисе доктор не настаивал.
Звягинцев ознакомился с заключением Артема Львовича и отложил бумагу в сторону.
— Артем, а теперь не для протокола…
— Весь внимание, — доктор улыбнулся.
— Хочу поговорить с тобой о свидетельнице.
— О свидетельнице? — настороженно спросил доктор.
— Об Инессе Шмариновой. Ты что о ней думаешь?
— В смысле?
— Ничего бабенка, а?
— Просто фантастика… Такой все пойдет — серебро, золото, джип «Чероки», лошадь, чулки со швом, колготки со стрелками, французский насморк, французский поцелуй…
— Да ты поэт!
— Бабник. А теперь на вас тренируюсь. Оттачиваю мастерство публичных выступлений.
— Ловко у тебя получается. Жаль, что я не женщина… Не могу оценить.
— Счастье, что вы не женщина. Ну, кому бы вы были нужны с таким животом и бакенбардами?
— Может, ты и прав, — вздохнул Звягинцев.
— На будущее: я бы не употреблял таких выражений, как «бабенка»… Вы об этом меня хотите спросить? О бабенке, как вы выразились?
— Ты к ней клинья не подбивал?
— Ну, я ко всем клинья подбиваю, — уклонился от прямого ответа доктор. — В профилактических целях.
— А к ней?
— Было дело, — вздохнул доктор. — Явку с повинной оформите? А то, если я вам сам не признаюсь, вы же собаку подошлете, чтобы след взяла… Восточноевропейскую овчарку.
— Ну и как? Удачно?
— Увы. Похоже, что она с удовольствием носит пояс верности, простите за плоскую шутку… Или мой бритый череп не вызывает у нее никаких эмоций.
— Ладно, я не об этом хотел поговорить. А о ее падении.
— О грехопадении? — Смерть мужа Шмариновой и осмотр его тела привели несколько извращенного доктора в игривое расположение духа.
— Остряк! — осудил его Звягинцев. — Ты сначала волосенки отрасти, а потом шути по поводу грехопадения. Я говорю о том, как она упала. Что за травмы?
— Не знаю.
— А может такое быть… — Звягинцев помялся, — что и не было никаких травм… Просто лежит человек и изображает неподвижность.
— Смысл?
— Ну, может быть, у нее свой интерес. Бубновый.
Артем прошелся по комнатке, закинув руки за голову.
— Исключено.
— Ты думаешь? — Звягинцев сразу сник: уж очень ему нравилась версия Марка, способная вывести стриженую кошку на чистую воду.
— Я врач. Может быть, не очень хороший, но в каких-то вещах я разбираюсь. Невозможно сымитировать полную неподвижность и все время помнить об этой имитации. На уровне подсознания.
— Так уж и невозможно — Ну, если, конечно, она не индийский йог. Или не таскалась по раскаленным углям где-нибудь в окрестностях Козолупа. Народная Республика Болгария… Маленький эксперимент.
