Хрустальная ловушка - Платова Виктория (первая книга TXT) 📗
После Марка и перед убийцей Шмаринова видел только один человек — его собственная дочь. Судя по словам Серого, невольно ставшего свидетелем разговора между двумя мужчинами, в баре произошла какая-то ссора, закончившаяся рукоприкладством.
Отец ударил дочь. Взрослую дочь, что само по себе из ряда вон, учитывая социальное положение и уровень этих людей.
В семье записных алкашей такие события случаются часто, и разборки там бывают покруче, можно и утюгом зашибить родную кровинку, и молотком насмерть.
Но Шмариновы…
Если верить Серому, то Шмаринов сказал, что не простит оскорблений жене. Оскорбила жену, судя по всему, сама Ольга. Что-то там было такое насчет дочерней ревности. Возможно, она отправилась выяснять отношения с отцом и…
И что?
Звягинцеву стало жарко.
Он вдруг вспомнил все события, предшествующие приезду Игоря Анатольевича: невнятный рассказ Ольги о пещере с замороженными людьми — пещера и люди в ней повторяли ее кошмарный сон, и только. Бессмысленный разгром ледяного городка. Бессмысленная полудрака с Запесоцкой. Ольга ударила ее по лицу, разбила очки. Ольга, потом отец… Похоже, мордобой — это визитная карточка их респектабельной семьи. Но Ольга утверждала, что она не била Запесоцкую. Вернее, что не помнила, как ударила. Марк явно темнит, он и тогда прикрыл жену. Только от нее Звягинцев узнал, что какие-то моменты просто выпали у нее из памяти — моменты, связанные с яростью и агрессией. Он прикрыл ее, хотя до этого сказал Звягинцеву, что у нее проблемы с психикой. Что мать ее была душевнобольной.
Да и отец — отец из подслушанного Серым разговора, — он сказал: «Ольга все больше становится похожей на мать, и это меня пугает».
Час от часу не легче.
Полубезумная Ольга, страдающая выпадением памяти; аналитик Марк, способный убедить в своих логических построениях кого угодно; Инесса, лежащая с травмами ног, и, наконец, сам Шмаринов, убитый сегодня ночью.
Слишком много для одной семьи.
Слишком много.
В баре было полно народу.
Это и понятно. Буран, все трассы закрыты, где же околачиваться, как не возле стойки со спиртным? При условии, что у тебя нет подружки, жены или любовницы, с которой можно так славно заняться сексом под вой ветра.
Как только Звягинцев вошел в зал, большинство голов повернулось к нему. Все уже знали о трупе в двенадцатом номере отеля, а Звягинцев был жрецом этого убийства, единственным обладателем полной информации. Осознание этого вдруг наполнило все существо Звягинцева какой-то непонятной мальчишеской гордостью; ай да я, ай да сукин сын! Неважно, что через каких-нибудь два дня, а может быть, уже и завтра приедет опергруппа и Звягинцев перекочует на скамейку запасных в футболке под номером 13. Но завтра еще не наступило, и пока он держит в руках все нити.
Раздуваясь от чувства собственного достоинства, Звягинцев направился к стойке. Бармен, экзотический мулат Ариэль, улыбнулся ему всеми своими огромными сахарно-белыми зубами. Скажите пожалуйста, какая радость! Обычно Ариэль, не особенно жаловавший Звягинцева за расплывшееся неаппетитное тело, с очаровательной бабуинской гримасой бросал ему на стойку пиво — как собаке кость, ей-богу'. Теперь же он был сама любезность.
— Добрый день, Пал Палыч!
— Ну, не такой уж добрый…
— Ваш любимый салатик? — Звягинцев даже опешил от такой любезности. Никогда еще Ариэль не разговаривал с ним таким заискивающим тоном.
— Воздержусь. — Господи, что он говорит! Отказаться от возлюбленных креветок только в пику дураку-экзоту? Ну, да бог с ним, что сказано, то сказано. Не давать же задний ход.
— Может быть, пива?
— Это можно.
Ариэль ловко протер пивную кружку и до краев наполнил ее пивом.
— Выпивка за счет заведения, — провозгласил он.
— С чего бы это?
— Благотворительная акция.
Звягинцев сдул пену и влил в глотку сразу пол-литра.
— Повторить? — спросил с почтением наблюдавший за Звягинцевым бармен.
— Позже.
— Ну? — все-таки не удержался Ариэль. — Как проходит расследование? Дело-то идет?
— Дела идут, контора пишет. Меня интересует вчерашняя ночь.
— Всех интересует вчерашняя ночь.
— Меня интересует Шмаринов.
— Это кто?
— Убитый. Ведь он вчера был здесь, правда?
«Убитый» — именно этого жгучего, опасного и безнаказанного слова дожидался Ариэль. А услышав его, сразу успокоился. Теперь и он на некоторое время может попасть в эпицентр событий, связанных с убийством.
— Был.
— С кем он был?
— Ну вы же сами знаете, Палыч. С молодыми мужчиной и женщиной. Говорят, что это его дочка и зять.
Да, «Роза ветров», при всей своей фешенебельности а-ля рюс, оставалась большой деревней. Здесь легко знакомились и легко сходились, здесь видели друг друга по пятьдесят раз на дню. Тем более такая мощная фигура, как Шмаринов, не могла остаться незамеченной.
— Они пришли вместе?
— Нет. Парень и девушка сидели здесь с вечера. Может быть, часов с одиннадцати. Девчонка страшно напилась.
Это Звягинцев уже знал от Марка, крупного специалиста по полуправде.
— Что, переворачивала столы? Плясала голой на фирменных блюдах?
— Ну, до этого не дошло. Но, в общем, громко выступала с какими-то программными заявлениями.
— С какими?
— Бог его знает… Во-первых, здесь была куча народу, как обычно. За всеми не уследишь. Все базарят, пьют, долбятся в свои кегли и прочая. Но факт тот, что она ушла из-за столика, подсела к нашим фашиствующим элементам и начала что-то там вещать. Ее муж еле оторвал ее от стариков.
«Фашиствующими элементами» Ариэль называл невесть как попавшую на почти стопроцентно русский курорт супружескую пару из Нюрнберга — Неrr und Frail Нойкирлих. Старик, несмотря на свой преклонный возраст, неплохо катался на лыжах и обожал скоростные трассы. Его жена была менее экспансивна и все время проводила на почти пологом спуске для новичков.
— И что?
— Ну… Потом она о чем-то разговаривала с Ионой. Он попытался ее вывести, она сопротивлялась, в общем, ничего хорошего не получилось.
— А куда делся муж?
— Откуда же я знаю… Был с ними, наверное… Или не был.
В общем, там тоже произошла маленькая свалка. Они пересели ближе к выходу.
— Почему?
— Потому что там воздуха больше. Ей, видать, было совсем плохо.
— И муж не увел ее отсюда?
— Вы у меня спрашиваете? Может быть, лучше было у него спросить?
— Вопросы пока задаю я. Значит, они пересели к выходу.
Они кого-то ждали?
— Не знаю. Потом появился убитый, — Ариэль снова произнес это слово с особой интонацией посвященного, — сразу подсел к ним.
— А Иона?
— Он к тому времени уже ушел. Они сидели втроем. Потом возникла какая-то перепалка, и убитый съездил даме по физиономии. Очень сильно. Так, что у нее чуть голова не отвалилась.
— Ты сам это видел?
На лице Ариэля застыло страдальческое выражение. Все понятно, он этого не видел, знает с чьих-то слов и глубоко страдает, что пропустил один из самых важных моментов в жизни: близкие подступы к преступлению. Но, скорее всего, он страшно переживает оттого, что не стал непосредственным свидетелем убийства: только такое событие могло взбодрить его черную кровь, коченеющую на морозе.
— Ты сам это видел?
— Нет.
— А кто видел?
— Дюха.
Дюха был официантом в «Ричарде Бахе», он знал все и обо всем и всегда умудрялся находиться в самых горячих точках курорта.
— Понятно. Значит, произошла какая-то перепалка, перешедшая в потасовку. И что?
— Девушка поднялась и убежала.
— А ее спутники?
— Остались.
— И даже не попробовали ее догнать?
— Ну… Вам Дюха поточнее скажет, он был непосредственным свидетелем. А я — только со слов.
— Хорошо. Что было дальше?
— Ну, они просидели часов до четырех… О чем-то говорили. — В этом месте Ариэль приободрился: узкое место было пройдено, и он опять становился свидетелем. — Потом ушли.
