Этрусское зеркало - Солнцева Наталья (книга жизни .TXT) 📗
Все прошло гладко. Дождь и темнота скрыли преступление от посторонних глаз. Геннадий вернулся в дом, помыл машину...
– Откуда вы знаете? – перебил его Фарбин.
– Предполагаю. Дождь, грязь... могли возникнуть лишние впоросы. Шедько сделал вид, что всю ночь мирно почивал в своей постели... и это ему удалось. Алису поискали и пришли к выводу, что своенравная девчонка выкинула очередной фортель – ушла, ни с кем не попрощавшись, неведомо куда.
– Значит, травяной отвар вы у меня попросили неспроста... а я, признаться, не понял, – усмехнулся Альберт Демидович. – Грешен – подумал худое. Решил, что вы хотите доказать мою невменяемость: мол, пьет всякую гадость, вот на мозги и повлияло.
– Я действительно возил отвар на экспертизу, а уж за то, что забрал его вместе с графином – извините. Графин я вам верну.
– Да черт с ним, с графином этим! Главное, я отвар больше не пил. Потому что он весь был в графине! А в новый Геннадий ничего добавить не успел.
– Эксперт обнаружил в отваре яд. Кстати, пришлось везти ваше средство в одну крутую лабораторию... не всякий специалист эту отраву найти может, – вздохнул Смирнов. – У меня все еще оставались сомнения. Только когда мне позвонили и сообщили результат, я понял, почему Геннадий убил Алису. Он избавлялся как от ненужного свидетеля, так и от претендента на деньги Фарбина. Одним махом. И я не ошибся!
– Ненавижу вас! – простонал Глеб, злобно уставившись на Альберта Демидовича. – Как я вас ненавижу! Алиса погибла из-за ваших денег! Из-за ваших проклятых денег!
Заключение
– Она прекрасна... – прошептал Альберт Демидович, отодвигая бархатные драпировки и открывая «Нимфу» взглядам собравшихся. – И любые слова бедны и бледны перед ее чарующим, упоительным великолепием.
Глеб опустил глаза, его сердце трепыхнулось и задрожало – Алису как будто раздели перед всеми, показывая свою интимную, тайную красоту, которой с полным правом может любоваться только возлюбленный.
А вот Фарбин так не думал. Для него красота была чем-то высшим, преступающим земные законы и не подвластным ничьим суждениям. Она просто существовала, сияла и вдохновляла сердца, наполняя их страстью и восхищением, – нетленная, отбрасывающая оковы времени, как ломкие, легкие стебли и ветки, раздвигаемые на картине нежной рукой бегущей девы.
Ожерелье на шее нимфы – шестнадцать божественных символов – горело созвездием любви, которую она уносила с собой.
– Хорошо, что я не видел ее мертвой, – сказал Альберт Демидович. – Пустые этрусские гробницы имеют великий смысл: они оставляют надежду на продолжение. Как будто бы кто-то ушел... но еще может вернуться. Когда? как? – это все вопросы ума. Сердце же не спрашивает, оно любит и ждет...
– Почему Геннадий не уничтожил картину? – задумчиво спросила Ева. – Не посмел? Рука не поднялась?
Она посмотрела на Смирнова.
– У господина Шедько помутился рассудок, – предположил сыщик. – Или он запутался в своих собственных хитросплетениях. Но вероятнее всего – он перестраховывался, ждал развития событий. «Нимфа» была у него в руках, и он мог уничтожить ее в любой момент. Словом, «жизненная нить» этой картины еще не обрезана небесными пряхами!
– Какое счастье, – прошептал Фарбин. – Боже мой, каким скрытным был Савва! Закончить картину – и ничего никому не сказать! Алиса тоже была вся в себе... она даже не показала мне зеркало Калханта.
– Она делилась только тем, чем хотела, – сказала Ева.
– А зачем Геннадий украл «Нимфу»? – спросил Глеб. – Я так и не понял.
– Сейчас, зная все, и то нелегко объяснить этот его поступок, – задумчиво произнес Всеслав. – Он убил Алису и был уверен, что вся вина ляжет на Глеба. Утром тот вернется со смены, придет в ужас, поднимет шум, истерику, вызовет милицию... в общем, как-то выдаст себя... Но ничего подобного не произошло.
– Шедько в силу своего характера не мог пустить дело на самотек, – добавил Альберт Демидович. – Готов поспорить – он приезжал двадцать первого утром, чтобы убедиться, сработал его план или нет.
– И застал странную картину, – подхватил его мысль Смирнов. – Дом закрыт, вокруг – тишина... Геннадий, скорее всего, затаился и некоторое время следил за домом. Ничего... Тогда он пришел в недоумение, начал волноваться и решился проникнуть в дом. Там он не застал ни Глеба, ни трупа! В панике Геннадий либо кинулся на стройку, окольными путями узнал, что Глеб отпросился и уехал... либо просто отправился в Москву, давая себе время подумать.
Он находился в таком напряжении, что вынужден был прибегать к изрядным порциям коньяку. Не знаю точно, как он провел эти сутки... Полагаю, ужасно. Неведение изматывало господина Шедько, толкало его на отчаянные меры. Он бы их и предпринял, но терялся в догадках – что и как произошло в домике Глеба? Куда делся труп? Что, если дурак-парень повез тело к себе домой или в Медведково? С испугу худосочному студенту могло прийти в голову бог знает что!
Прошел этот суматошный день, прошла ночь... Двадцать второго утром Геннадий снова поехал в Москву заниматься подготовкой к открытию выставки, и там Чернов ошеломил его «сюрпризом». «Нимфа» повергает господина Шедько в оцепенение: на картине – Алиса, обнаженная, с тем самым аметистовым ожерельем на груди... Очевидно, он вообще не имел понятия о картине.
– Он никогда не интересовался искусством... —проронил Фарбин. – Так что же дальше?
– В голове Шедько пронесся вихрь обрывочных мыслей. О связи Алисы и Фарбина не знал никто, кроме Глеба. Глеб, возможно, в бегах... Куда делся труп – неизвестно. Алису рано или поздно начнут искать, не милиция, так родственники или Альберт Демидович. И тогда... кто-то может узнать ее на картине! Выставка широко рекламируется, Чернов и Шумский собираются сделать «Нимфу» гвоздем программы. Хорошо, что пока ее нет в каталоге! Эти идиоты решили всех поразить. Но открытки и фото картины обязательно появятся... Алису узнают. Пусть не в лицо, так по ожерелью. Доберутся до Рогожина... Фарбин, может быть, и не доживет до окончания расследования, если увеличить порции яда, а вот милиция... Никто не знает, о чем девица болтала с художником – они оба себе на уме, хитрые, подлые! Неизвестно даже, когда она заметила, как Геннадий добавляет кое-что в отвар. Кто даст гарантию, что девица не следила за ним? Может быть, она давно что-то подозревает: ведь босс и раньше приглашал ее в гости. Рогожин, пожалуй, начнет шантажировать... Есть еще и Глеб! Но тот пока сам прячется. А потом... можно будет и от него избавиться.
Приблизительно такой рой мыслей одолевал Геннадия. Он смотрел на картину, но видел совсем другое – то, что за шум вокруг нее поднимется, когда начнут искать Алису. Дорогое украшение – это улика! Девица, вероятно, уже надевала шикарные камни, хвасталась... Словом, Шедько питал безумную надежду, что, не будь картины, никто не свяжет труп девушки с Рогожиным и, следовательно, с Альбертом Демидовичем и с ним, Геннадием. Алиса таилась от своих родственников и друзей, даже про модельное агентство им не говорила. А Глеба в расчет брать не стоит: он будет молчать из страха.
Чем больше господин Шедько думал, тем сильнее запутывался. На воре, как известно, шапка горит. Он сам себя довел до психоза, и безумные деяния посыпались одно за другим. Убийство Рогожина, кража, подмена картин... и при всем этом он продолжал добавлять яд в травяной отвар господина Фарбина. Геннадий уже не мог остановиться, с упорством маньяка он боролся за деньги, которые ускользали от него. Призрак богатства маячил у него перед носом так долго, что господин Шедько отождествил себя с ним, слился в экстазе алчности, граничащей с помешательством.
– У нас за сто баксов убить могут! – заметил Глеб. – А от больших денег и вовсе «крыша» съедет.
Глеб уже успел как-то примириться с услышанным. На самом-то деле он понимал, что все на свете: дома, машины, вещи и деньги —только камни, горстка железа и бумага. Сами по себе они бессильны. Это люди продают за них душу и убивают друг друга.
