Этрусское зеркало - Солнцева Наталья (книга жизни .TXT) 📗
– Наше дело правое, – бормотал сыщик, объезжая ухабы.
Когда он добрался до условленного места, все уже было кончено. Машина, которая недавно пронеслась мимо Смирнова, застыла, уткнувшись носом в толстый ствол сосны. Перед ее был смят, расплющен страшным ударом. Осколки лобового стекла поблескивали в лунном свете. Пахло сосновой смолой и вытекающим снизу бензином. Из-под разбитого капота шел пар.
Синий «Рено» с открытой дверцей стоял поперек дороги на встречной полосе, по которой ехал пострадавший. Господин Фарбин сидел на обочине, прямо на земле, и созерцал результаты содеянного.
Всеслав отогнал «Рено» обратно на грунтовку, подальше в глубь леса, и подошел к Альберту Демидовичу. Картина происшедшего была более чем ясна. Наперерез летящему на огромной скорости автомобилю с боку вдруг выехал «Рено» – водитель такого не ожидал: за доли секунды он успел вывернуть руль влево, машину снесло с дороги и бросило на ствол дерева...
– Я полгода не прикасался к рулю, – сказал Фарбин. – С непривычки устал.
– Пойдемте посмотрим, что там... – предложил сыщик.
Черный «Мерседес» начал гореть. В кабине была видна подушка безопасности и утонувшая в ней голова водителя. Смирнов через разбитое окно протянул руку, пытаясь повернуть безжизненную голову к себе лицом.
– Это Геннадий, – спокойно кивнул Альберт Демидович. – Все-таки он.
– А вы сомневались?
– Наверное, он был пьян, – не отвечая, продолжил свою мысль Фарбин. – Он стал много пить в последнее время.
Пламя побежало по днищу автомобиля, и сыщик дернул Фарбина за руку.
– Сейчас будет взрыв!
Но «Мерседес» не хотел умирать. Он еще некоторое время горел, озаряя лес красными, жаркими языками огня. Звук взрыва догнал «Рено» и машину Смирнова уже на грунтовой дороге, на приличном расстоянии от места аварии.
– Нам повезло, – пробормотал Всеслав, оглядываясь. – Ни один автомобиль так и не проехал, пока мы не убрались оттуда. Никто ничего не видел, свидетелей нет. Лучше не придумаешь!
Лес по обе стороны стоял неподвижный, притихший. Впереди мелькали красные габаритные огоньки «Рено». Луна окутывала свои владения печальным серебристым светом.
– Какой у вас необычный дом! – восхищалась Ева. – Где вы взяли такую потрясающую керамику?
– Заказывал, – охотно объяснял господин Фарбин. – Этрусские вазы отличаются от греческих приземистой формой и некоторой грубоватостью. Но они по-своему хороши. Посмотрите на эти сосуды буккеро – цветом они напоминают черный жемчуг. У них толстые стенки, украшенные рельефами, и чудный блеск.
Ева была в восторге.
– Нас ждут, – извиняющимся тоном сказал Альберт Демидович. – Идемте в гостиную, выпьем чего-нибудь. Господин Смирнов обещал посвятить нас в подробности одной запутанной истории. Прошу...
Всеслав и Глеб сидели у камина, беседовали. Низкий столик ломился от закусок, на отдельном подносе стояли рюмки с коньяком, водкой и текилой.
Ева выбрала коньяк и салат из креветок. Мужчины начали с водки.
– Как вы догадались... про Геннадия? – нарушил молчание хозяин дома.
– Все началось с выставки, – ответил сыщик. – Кто-то в ночь перед открытием украл несколько работ и среди них – «Нимфу». Ясно, что этюды прихватили в спешке, желая навести на ложный след. Грабителя интересовала только одна картина. Но Чернов и Шумский никому ее не показывали. Даже вы, господин Фарбин, думали, что Рогожин не закончил картину, и узнали о «Нимфе» из газет, когда ее уже похитили.
– Да... Я пришел в отчаяние, но Геннадий уверил меня, будто кража – это рекламный трюк, придуманный Черновым. Савва ничего не говорил о «Нимфе»... и я решил, что он не успел ее дописать. Он был невероятно скрытным! Я надеялся уговорить его продать мне картину, когда она будет закончена. А может быть, он подарил бы ее мне... Хотя теперь я так не считаю. Художник влюбился в созданный им образ и вряд ли расстался бы с ним.
– Рогожин мертв, – продолжил Всеслав. – Он уже не расскажет, как все случилось, поэтому мы весьма приблизительно воссоздадим ход событий. Итак... Геннадий не знал о «Нимфе». Он увидел ее двадцать второго августа на стене выставочного зала. План зреет в его уме с молниеносной быстротой. Устройство сигнализации ему отлично известно, так же как и личность охранника Ляпина. Опасаться этого увальня не стоит, и Геннадий проникает в зал, используя спешно изготовленные дубликаты ключей. Он похищает картину и прячет ее в надежном месте. Но до этого господин Шедько убивает Рогожина.
– Как же он успел? – удивилась Ева.
– Можно только восхищаться Геннадием – он действовал стремительно. Увидев картину, он, вероятно, делает слепки ключей. Замки не сложные, и, если не поскупиться, найдется мастер, готовый за пару часов выточить нужные изделия. Впрочем, если бы с ключами ничего не вышло, Геннадий совершил бы взлом. Он впал в состояние психоза, запаниковал и не остановился бы ни перед чем.
Пока готовятся ключи, Шедько мчится на «Мерседесе» в Новую Деревню. Как ни в чем не бывало беседует с художником. Тот не прочь поехать на открытие выставки, и Геннадий обещает отвезти его в Москву. Охранника нет, хозяин дома принимает снотворное и рано засыпает – поэтому у Геннадия развязаны руки. Он надеется уехать и приехать никем не замеченный. А утром сделать вид, что всю ночь он спал, заручившись поддержкой господина Фарбина.
Видимо, Геннадий дождался темноты, напоил Рогожина, а пустую бутылку из-под водки прихватил с собой. Ее-то и нашли оперативники в доме художника. Пьяный Савва плохо соображает; Шедько усаживает его в машину, везет на окраину Ключей... под каким-либо предлогом или вовсе без оного. Они заходят в дом, и Геннадий, который предусмотрительно оказывается сзади, набрасывает на шею Рогожина веревку, душит его, потом имитирует самоубийство. Он оставляет на полу бутылку из-под водки с отпечатками пальцев Саввы, разделывает говяжью печенку...
– Зачем? – спросил Глеб.
– Мало ли... Хочет создать впечатление, что Рогожин допился до белой горячки, тронулся умом и залез в петлю. Мол, свихнулся дядя на почве водки и этрусских фантазий! Однако именно этой деталью Геннадий навел на себя подозрения. Он был в числе лиц, знакомых с пристрастием Саввы к этрусским обрядам. И еще – на ноже не оказалось отпечатков пальцев. Геннадий нервничал, торопился и допустил ошибку.
Убийство господин Шедько успел совершить до ливня, который хлынул и смыл все следы. Из Ключей он на бешеной скорости летит в Москву, совершает кражу, прячет картину и возвращается в Новую Деревню. Спал он остаток ночи или нет, один бог знает! Однако наутро Геннадий, как всегда, любезен, заботлив и слегка пьян. Не так ли, Альберт Демидович? Вы ведь ничего не заметили?
– Признаться, нет, – вздохнул Фарбин. – Я так скверно себя чувствовал, что мне было не до Геннадия.
– Вам становилось все хуже и хуже...
– Да. Я с трудом просматривал прессу, все, что писали о выставке. Потом я узнал о смерти Саввы. Но почему же Геннадий уверял, будто кража мнимая и я смогу приобрести «Нимфу»?
– А зачем ему было противоречить версии Чернова и Шумского? Так он мог выдать себя! Господин Шедько сразу понял, что компаньоны лгут, и начал им подыгрывать. В крайнем случае вся ответственность легла бы на них. Вероятно, ему было даже интересно, как они выпутаются из столь щекотливого положения. Появление копии картины оказалось для него громом небесным. Этого он никак не ожидал.
– Копия «Нимфы» сделала кражу бессмысленной! – воскликнула Ева.
– Именно, – кивнул Смирнов. – Геннадий, нервы которого и так были напряжены до предела, срывается. Его мысли становятся хаотичными, безумными. Трудно сказать, зачем он спрятал копию в «этрусской» гробнице, а подлинник вручил вам, господин Фарбин. Очевидно, испугался. Вдруг вы заметили бы подделку и принялись бы за собственное расследование? А так – все довольны: и вы, и Чернов с Шумским.
– Я догадывалась, что все дело в картине! – сказала Ева. – Только не узнала на ней Алису.
