Быть может - Родионов Станислав Васильевич (книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Может быть, Вы сейчас смеётесь: мол, мужчина, а болтает о любви. Среди мужчин ведь принято говорить о бабах, а не о любви. О ней вообще мало говорят и мало думают. И знаете, почему? Да потому, что люди не привыкли ценить то, что ничего не стоит. На любовь не надо тратить деньги, стройматериалы, горючее, запчасти и даже время. Как мы учим беречь хлеб, энергию, металл, копеечку… А чувствиночку?
Много бы я мог писать о любви, но мне трудно — нет Вашей ответной реакции. Не слов, нет; мне бы хватило быстрого взгляда, дрогнувшей щеки, движения губ или просто тихого вздоха…»
По субботам утренний кофе пил он особенно долго. Спешить было некуда. И не хотелось идти за овощами, доставка которых входила в его обязанность.
Он испытывал жгучее неудобство, выбирая свёклу, разгребая морковь или заглядывая в пакет с картошкой: ему казалось, что женщины затаённо улыбаются, когда высокий широкоплечий парень в шляпе и модном плаще вертит вилок капусты, как заморский фрукт. Глеб убеждал себя, что все люди едят овощи и посему покупать их не стыдно; да и как может труд унизить человека, пусть лёгкий и вроде бы женский, а всё-таки труд. Но этой логики не хватало. Встретив знакомого, он розовел и не знал, куда деть сумку, в которой кочан шевелил своими слоновьими ушами. Однажды, неся половину громадной тыквы, встретил начальника соседнего отдела, доктора наук, который во время их разговора не спускал глаз с жёлтой мякоти, над которой упорно жужжали две упитанные осы. А ведь он не смущался, когда покупал в винном магазине дорогой коньяк или шампанское. И даже испытывал лёгкое превосходство перед тем мужичком, который едва наскрёб на бутылку дешёвенького портвейна с металлической пробкой. Он не смущался ходить с портфелем в свой сектор, писать диссертацию и статьи, выступать с докладами…
Начиная третью порцию, Глеб вдруг уловил запах, не имеющий никакого отношения к кофе. Он принюхался: центр чашки, сам кофе давал свой обычный восточный аромат. Тогда Глеб повёл носом вдоль золотого ободка, пока не дошёл до ручки — она пахла, городе бы пряной корой. Вернее, пряной корой и гвоздикой. Нет, цветами, но как-то придушенно, словно букет чуть полежал на солнце.
— Чем пахнет чашка?
Вера метнулась к ней, дёргая носиком и хмурясь.
— Прости, это духи.
Глеб взял её правую руку и понюхал — тот же томительно-придушенный запах.
— Раньше я пил кофе без духов, — попытался улыбнуться он.
— Когда раньше? — удивилась Вера, высвобождая руку.
Глеб не ответил. Она и не ждала ответа, потому что теперь её муж делил жизнь на два периода, и всё, что было до появления анонимных писем, у него звучало, как «до нашей эры».
— С утра душишься?
— Я протирала трюмо и покрепче завинтила флакончик.
— Эти самые… как их…
— «Быть может».
— А что, — спросил он, стараясь говорить весело и между прочим, — они действительно твои любимые духи?
— Да.
— Как же тот тип узнал?
— Я ими душусь. — Вера пожала острыми плечиками, отчего её груди на секунду стали заметны.
— Пошёл в овощной, — заключил он разговор, встал и прошагал в переднюю.
Вера оказалась рядом. Она мелко суетилась, шлёпая тапочками, хотя провожать его вроде бы не требовалось — только если закрыть дверь да протянуть сумку.
— Глебчик…
— Кто?
— Глебчик, говорю. Не нравится?
— Очень нравится, — неудачно хохотнул он. — Я открываю в тебе много новенького. «Быть может» спозаранку, опять-таки этот «Глебчик».
— И хорошо.
— Чего ж хорошего?
— Каждый день открывать друг в друге новое.
— Ты во мне тоже открываешь?
— Открываю, — тотчас сказала она, может быть, давно заготовленный ответ.
Глеб полез в сумку, чтобы проверить полиэтиленовые мешочки. Он видел, как Вера их клала, но проверить не мешает, потому что мешочки тоненькие и могут запропаститься. Однажды он брал кислую капусту…
— Ну и что открыла? — как можно небрежнее поинтересовался он.
— Ревность. Ты, оказывается, ревнив.
Глеб усмехнулся.
— Отыскала во мне дурь.
— Нет, Глебушка, не дурь. Ревность — это беспокойство. Значит, ты беспокоишься. А если беспокоишься, то любишь. — Вера привстала и чмокнула его в щёку. — Теперь иди за кислой капустой.
И он пошёл.
Ему хватало своего открытия, которое он сделал тогда в кабинетике и которое старался забыть до вызова к следователю, — там скажет. Возможно, это болезненная подозрительность. Быть может… Чёрт возьми! не «быть может», а может быть, он не разбирается в почерках. Видимо, не разбирался и в друзьях. Но следственные органы на то и существуют, чтобы проверять подозрения.
Глеб миновал булочную — зайдёт на обратном пути — и свернул за угол к овощному.
Он ходил этим путём не первый год, минуя светленький магазинчик, который проплывал перед глазами лишь ярким прямоугольником. Сейчас Глеб замедлил шаг, удивившись простору витрины: в нише-окне бежали сверху вниз стеклянные ступеньки, подсвеченные лампами дневного света, и на этих ступеньках-уступах стояли открытые и приоткрытые коробочки с духами. Духи. Целый магазин духов. Здесь могли быть и её любимые.
Глеб тряхнул пустой сумкой и вошёл.
Давно не бывал он в таком царстве стекла и коробочек. На два её праздника, день рождения и 8 Марта, обычно дарил вещицы, нужные в хозяйстве. Последний раз была лукорезка, синий пластмассовый цилиндр с поршнем, который кромсал головку с тихим кошачьим урчанием.
— Девушка, у вас есть духи?…
Глеб вдруг забыл их точное название.
— Какие?
— С таким неопределённым смыслом…
— У всех духов неопределённый смысл, — строго ответила молоденькая продавщица, тускло рассматривая покупателя.
— Вернее, они звучат многообещающе. Что-то вроде «Возможно встретимся».
— «Восторг»?
— Нет, там какой-то намёк… Типа «Авось что-нибудь выйдет».
Сонная истома отпустила продавщицу. Её глаза загорелись любопытством, которое вспыхивает от всего нестандартного.
— «Элегия»? — перевела она «Авось что-нибудь выйдет» на поэтический язык.
— Нет, вроде «Давай попытаемся», — пробубнил он, чувствуя набегающую на щёки краску. И не уйти, потому что покупатели уже обратили на него внимание, прислушиваясь к диалогу.
— «Поздравляем маму»? — предположила продавщица.
— Да нет, — глухо ответил Глеб и брякнул невесть откуда всплывшее выражение: — Духи… «Со свиданьицем»…
Продавщица засмеялась. Кто-то хихикнул сбоку. Глеба сразу осенило:
— Вспомнил! «Вроде бы».
— Таких тоже нет.
— «Ну, погоди», — подсказал тот, который хихикнул сбоку.
— «Быть может», — произнёс сзади мужской голос приятным баритоном.
— Ах, «Быть может», — обрадовалась продавщица. — Польские духи, давно уже не поступали.
Глеб обернулся. За спиной стоял широкоплечий мужчина лет тридцати, крепко сдавив губами незажженную сигарету. Их взгляды встретились. Глеб увидел, что тот как-то про себя улыбнулся, даже не губами, а дрогнувшей сигаретой, повернулся и вышел из магазина.
Этот тип знает духи «Быть может». Следил за ним. Недалеко от их дома. Глаза, ухмылка и какая-то наглость в дрогнувшей сигарете…
Глеб выскочил на улицу. Широкоплечий спокойно уходил, поблёскивая лысеющей головой в осеннем солнце. Из-за уха сизой лентой выпархивал дымок. Сейчас можно сделать вид, что развязался шнурок — так поступают детективы. Или взять такси и медленно следовать за ним…
На перекрёстке мужчина остановился. Глеб догнал его и неожиданно для себя спросил:
— Закурить не найдётся?
— Вы, кажется, меня преследуете? — улыбнулся широкоплечий совсем не нагло.
— Откуда знаете духи «Быть может»? — прямо спросил Глеб.
— Любимые духи жены. А что?
— Вы женаты?
— А вы правда меня преследуете? — повторил мужчина.
— Я иду за овощами, — ответил Глеб и пошёл в свою сторону, окончательно решив, что он медленно, но верно глупеет.
