Тогда ты услышал - фон Бернут Криста (читать полную версию книги .TXT) 📗
— Мы с ним договорились.
Внезапно Мона поняла.
— Он тоже должен был дать тебе деньги?
— Именно.
— Он надеялся окончательно избавиться от тебя.
— Он был, как и Михаэль, дураком. Он сказал: десять тысяч, не больше. Если ты появишься еще раз, я вызову полицию, и мне все равно, всплывет ли при этом, что ты мой сын. Десять тысяч за то, что тогда я совершил огромную ошибку.
— Шаки и Амондсен. Они тоже заплатили тебе?
— Шаки — да, Амондсен — нет. Он что-то говорил о вине и грехе и даже не впустил меня в дом. Но я его все равно выследил.
— Деньги у тебя с собой. Сейчас.
— Конечно. — Снова этот смех, в котором не чувствовалось ни капли напряжения и усталости. — Я уже начал новую жизнь.
И в этот момент зазвонил ее мобильник. Ее сумочка лежала на заднем сиденье, рядом с убийцей, ей не дотянуться. Пять минут восьмого. Должно быть, это Бергхаммер. Он удивлен, что она не пришла. Она услышала короткий писк. Убийца выключил ее телефон, так что теперь нельзя было даже определить ее местонахождение: последняя слабая надежда рухнула. Радио в машине тоже выключено. Она может включить его. Теоретически. А практически на ее шее находится кусок проволоки, которая не дает ей двигаться.
Больше вопросов у нее не было, кроме последнего.
— Кто ты?
Смех был ей ответом.
— Ее машины нет в подземном паркинге, — сказал Бергхаммер. — Она вчера утром приехала на машине?
— Да, — подтвердил Фишер.
— Ты уверен?
— Да, я паркуюсь рядом с ней. На сто двадцать третьем номере.
Бергхаммер сказал:
— Вчера вечером мы все, кроме тебя, Ганс, поехали домой на такси. За казенный счет. Так что ее машина должна быть где-то здесь.
— Может быть, она потом решила вернуться в отделение и забрала машину?
— Зачем? Это же глупо, — заметил Бергхаммер.
Вмешался Кригер.
— Может быть, она хотела посмотреть кое-какие документы, касающиеся дела. Или забыла что-то.
Бергхаммер уставился на него.
— Бинго, — сказал он, и из его уст это прозвучало совершенно не к месту.
Вдруг секретарша встала и вышла. Через минуту вернулась.
— На столе Моны полно папок. Вчера вечером, когда мы уходили, все было убрано.
— Ганс, позвони в Иссинг. Пусть проверят, где этот Хайко или как его там, в комнате или где. Ну, тот, о котором говорила Шнайдер.
Спрашивать больше было не о чем. У Моны пересохло во рту, горло болело.
— Пить хочется, — сказала она.
— Это пройдет. Возьми. — Он сунул ей в руку письмо, адресованное Берит Шнайдер.
— Что мне с ним делать? — Слабая, хрупкая надежда.
— Просто держи в руке. Они найдут его вместе с тобой.
Что она могла бы сделать? Но не сделать ничего хуже, чем сделать что-то неправильное. Нельзя просто дать себя задушить какому-то молодому недоумку. Мона хрипло вскрикнула, выбросила правую руку назад и схватила убийцу за волосы. Вцепилась в его густые волосы, потянула голову на себя и стала кричать, кричать, кричать — как ненормальная. И думала только об одном: «Я не хочу умереть так. Я НЕ ХОЧУ УМЕРЕТЬ ТАК». Почувствовала что-то горячее на правом плече. Нож. Следующий удар будет в горло. И тогда все закончится.
Все закончится.
Лукас. Антон. Лин. Боже! Пожалуйста!
Кажется, барабанные перепонки сейчас лопнут. Шум стоит такой, какого она еще никогда в жизни не слышала. Сзади лопнуло стекло. Крик. Удар, бросивший ее на руль, так что она разбила лоб.
И вдруг — тишина.
На плече — рваная рана. Но она ничего не чувствует. С хрипом хватает ртом воздух.
Дверь водителя открылась, и она почувствовала знакомый запах.
— Антон, — прошептала Мона. Осторожно подняла голову. Все болит. Голова, шея, плечо, все. — Что ты тут делаешь?
Антон. Тараторит как ненормальный. Как всегда, когда взволнован.
— Я случайно оказался на Центральном вокзале. Увидел свет в твоем офисе. Подумал, что надо тебя забрать. Хотел позвонить, но тут свет погас. Поэтому я подумал, что ты пойдешь в паркинг. Тут твоя машина выехала, а сзади сидел этот тип. Я решил, что тут что-то нечисто, и поехал следом.
— Ты всю дорогу ехал за нами?
— Точно.
— Ты три часа просидел в гараже и наблюдал. И ничего не сделал.
— Я же все видел только сзади. Думал, у него оружие. А у меня с собой была только бейсбольная бита в багажнике. Я ее вытащил и ждал благоприятного момента. А потом, когда ты начала кричать, я понял, что больше ждать нельзя. Прыгнул на багажник и как сумасшедший стал бить по заднему стеклу. Хорошо, что в ваших служебных машинах не бронированные стекла…
— А вызвать полицию тебе не пришло в голову? Никогда бы не пришло.
— Ищеек? Ты с ума сошла! — Он прижал ее к себе. Ее волосы все были в осколках стекла.
Тип, сидевший сзади нее, выглядел неважно. По крайней мере, он надолго выбыл из строя.
Антон знал, что остальное лучше предоставить полиции. Естественно, он считал свое присутствие здесь нежелательным. Пусть Мона все уладит.
Он поцеловал ее в лоб, туда, где не было крови.
— Разберешься?
— Дай мне мобилку. Она в сумке на заднем сиденье. Можешь включить? О’кей, а теперь набери номер…
— Ты себя нормально чувствуешь? Мы можем проверить это все позже. — Фишер. Еще никогда он не был так мил.
— Я в порядке. Не нужно в больницу. Ничего у меня не болит.
— У нее шок, — сказал Фишеру один из санитаров. — Вы только посмотрите на ее плечо!
— У меня ничего не болит.
— Вот именно, девушка. Это шок.
Два санитара подняли носилки и отнесли ее в машину «скорой помощи».
— Можно, я поеду с вами? — спросил Фишер.
— Да, но только если вы не будете ее волновать.
Мона закрыла глаза. Так лучше, потому что благодаря этому у нее будет еще немного времени.
Некто спас ее на свой страх и риск, вместо того чтобы вызвать полицию. Ее знакомый, который находится под следствием, против кого ведется расследование.
Все всплывет наружу. Ее многолетние отношения с «полууголовником». И то, что Антон — отец Лукаса. Все.
Но так ли это плохо?
— Можешь рассказать мне кое-что обо всем этом? — раздался сверху голос Фишера. Тихий и тактичный. Но, тем не менее, неприятный.
— Оставьте, наконец, ее в покое!
Мона почувствовала легкий укол в сгиб правого локтя и рискнула приоткрыть один глаз.
— Сейчас сделаем укольчик, и вам сразу же станет легче.
Спать. Это действительно хорошая идея.
Эпилог
— Вы знали, что собирался сделать ваш сын Хайко?
— Да.
— А почему вы не предприняли ничего? Почему не остановили его?
— Может быть, я хотела, чтобы он сделал это. Вместо меня.
— Вы были на месте убийства Штайера, Амондсена, Шаки?
— Да. Я закрыла им глаза. Роберта перевернула на спину, чтобы он еще раз посмотрел на небо.
— Откуда вы знали, когда он убьет их?
— Мне сказали голоса.
— Какие голоса?
— Они появляются у меня в голове, когда мне плохо. Они мне сказали.
— Как?
— Они сказали мне, и я последовала за ними. Голоса могут преодолеть все. Пространство, стены, расстояния. Они знают все.
— То есть эти голоса сообщали вам место и время убийства? Не более ли вероятно то, что ваш сын приходил к вам перед убийствами и сообщал вам об этом?
Лицо Фелицитас Гербер расплылось в улыбке.
— Вы меня поняли?
— Да.
— Ладно, забудьте. Это не имеет смысла. Вы знаете, что вам предъявят объявление в соучастии?
— Да, вы уже говорили. Хорошо.
— Отлично, тогда… У меня больше нет вопросов.
— У меня есть вопрос.
— Я слушаю.
— Мне хотелось бы увидеть Хайко. Это возможно?
— К сожалению, это невозможно, госпожа Гербер. Он уже в тюрьме. Надеюсь, навсегда. Самый молодой серийный убийца в истории.
Берит, любимая, когда ты получишь это письмо, я буду либо далеко отсюда, либо мертв. Я знаю, что сейчас ты меня ненавидишь, но я клянусь тебе, что наша любовь — не обман. Это самое настоящее и правдивое, что со мной когда-либо случалось. Я использовал тебя, это правда. Я знал, что ты сдашь Даннера. Ты прямодушна и честна. Поэтому я люблю тебя. Потому что ты честна. Вся моя жизнь — сплошная ложь. Я — человек, у которого пять отцов, и из них никто не знает, что я существую. Смешно, правда? Я — человек, единственным другом которого была мать, регулярно попадавшая в сумасшедший дом. Я — конченый человек, прогнивший изнутри, как больное дерево. Я притягиваю к себе больных людей. Я искал их. И всегда находил. Я общался с ними, они делились со мной своими самыми страшными тайнами, и мне этого всегда не хватало. Хочется пережить нечто подобное.
