Дамоклов меч над звездным троном - Степанова Татьяна Юрьевна (читать книги .TXT) 📗
– Не стал бы ему мешать? – спросила Катя. – Убивать? Убивать их?
Кравченко молчал.
– Ты не видел, что он делает с телами, как убивает, – сказала Катя.
– Это не главный вопрос.
– Это не главный? То, как он убивает – не главный вопрос? А что же тогда главный вопрос?
– Главный вопрос в том, как он стал тем, кем стал. Что его заставило так измениться.
– Ты так говоришь, словно знаешь, кто убийца.
– Я не знаю кто убийца, Катя. В том-то все и дело – я не знаю, – Кравченко резко отодвинул от себя пустой стакан. – Это для меня и есть самая острая заноза. Иначе я был бы не здесь.
– А где бы ты был? – спросила Катя.
– Пойдем-ка в машину. Надо Сереге дать шанс утолить первый легкий голод, – хмыкнул Кравченко.
– Так что это за предмет?
– Я не пойму никак, что вам от меня надо. За что меня арестовали? Разве я что-то у кого-то украл?
Разговор шел уже в управлении уголовного розыска на Никитском. Колосов обошел стол, остановился напротив сидевшего на стуле ощетинившегося Саныча. В кабинете собралась почти вся оперативная группа, участвовавшая в задержании фигуранта. На лицах всех сыщиков было написано ожидание близкой развязки. В тот момент почти ни у кого из присутствовавших не было сомнений в том, что убийца взят на одной из главных улик и вот-вот поплывет, поступательно признаваясь в содеянном.
– Я повторяю свой вопрос, гражданин Сухой: что за предмет вы сегодня днем передали мастеру-граверу для обработки? – повысил голос Колосов.
– А я не понимаю, какое вам до всего этого дело. С какой стати я должен вам отвечать. Не буду я вам отвечать до тех пор, пока мне вразумительно не скажут, за что меня схватили на глазах у всего магазина как какого-то урку, затолкали в ваш вонючий «газик» и притащили сюда!
– Вот это стало причиной задержания, – Колосов показал на лежавший на столе вещдок. – Мы требуем, гражданин Сухой, от вас конкретных объяснений вот по этому предмету.
– Да по какому предмету? Что за предмет? Что вы ко мне привязались из-за пустяка? – Саныч покраснел. – Я что, не имею права заказать граверу надпись на простой железке?
– На железке? Так вы, значит, сей предмет называете. Ладно, пусть будет железка. И что за надпись должна была быть на ней? По этой вот записке надпись? – Колосов продемонстрировал клочок бумаги, отданный гравером. – Это образец для копирования? Я спрашиваю, это образец, ну? Это ваш почерк? Вы это писали?
– Ничего я не писал. Вообще дурдом какой-то, – Саныч тряхнул мелированными, слипшимися от пота волосами. – А что даже писать уже запрещается?
– Смотря что писать. Смотря где и с какой целью. И как это впоследствии использовать, – Колосов наклонился к самому лицу Саныча. – Думаешь, мы ничего не знаем? Думаешь, обошел нас? Думаешь ты такой крутой, такой неуловимый, такой умный?
– Да о чем вы?
– Думаешь, если не нашли мы при личном обыске пистолета твоего на тебе и ножа – так все, ты чист, неуязвим?
– Ничего я не думаю, я вообще не понима…
– Не понимаешь? Ах, ты все еще не понимаешь. Встряхни мозги! Это вот вспомни, – Колосов швырнул на стол перед Санычем пачку цветных цифровых фотоснимков с места убийства Бокова, с места убийства Манукяна в Белозерске, со стройплощадки в поселке Октябрьский-Левобережный. – На, погляди. И вспомни. Это вот вспомни. И это, и это – вид Петергофа, дворца Марли. И вот это тоже, – он буквально сунул ему под нос увеличенный снимок из морга – рука Валерии Блохиной: шесть уродливых пальцев вместо пяти с намотанным вокруг запястья шнурком с жетоном. – Что – своих не узнаешь? На собственные художества память слабая?
Саныч впился взглядом в разлетевшиеся веером по столу снимки.
– Это что? – спросил он сипло. – Что это такое? Чего вы мне это показываете?!
– А кому же мне это показывать, как не тебе? – Колосов сдавил плечо Саныча. – Нет, ты морду не отворачивай, ты сюда смотри. На этот вот снимок. Бирку узнаешь? Я спрашиваю, эта бирка на снимке тебе ничего не напоминает?
– Ничего я не узнаю! Что вы от меня хотите? Зачем вы мне все это показываете – какую-то жуть, каких-то голых мертвецов?!
– Убитых мы тебе показываем. Убитых людей, изуродованных тобой.
– Да вы что?! Вы в своем уме? – Саныч с отчаянной силой оттолкнул руку Колосова. – Вы что на меня повесить хотите?
– Что за надпись ты дал выгравировать на жетоне? Что она означает? Смотри мне в глаза, – Колосов резко повернул его голову к себе за подбородок. – Сегодня у нас 15 число. Отвечай, что должно произойти сегодня – пятнадцатого девятого месяца, как это выбито вот здесь? Ну? Кого ты выбрал для себя на этот раз? Я тебя спрашиваю, сукин ты сын. Кого ты готовился приобщить сегодня к своей поганой коллекции?
– Какая коллекция? Что вы городите? Что вы от меня хотите? – истошно крикнул Саныч. – Что вы меня тычете в этих дохляков? Ничего я не знаю! Я ничего не делал. Я даже не понимаю, о чем вы меня спрашиваете!
– А мадам не выходила, – сообщил Мещерский, когда Катя и Кравченко вернулись. – Пиво-то хоть там, в этой канадской норе приличное?
Прошел еще час и двадцать минут. Мещерский перекусил в баре и тоже вернулся.
– Нет, все же чего, собственно, мы с такой настойчивостью добиваемся? – спросил он у Кати очень мягко, почти робко. – Ну, закончит она наводит там на себя красоту, выйдет и отправится домой. Или по магазинам завьется.
– Для такой гламурной женщины по магазинам уже поздно, – ответила Катя. – Почти пять уже. Время сейчас ехать куда-нибудь в модное кафе, ресторан.
– Вон наша мачеха-мадам. А вы переживали, – оживился Кравченко. – Э, сказали мы с Петром Иванычем… Я думал, намарафетится она там, выскочит этакой куколкой-барби укомплектованной, свеженькой, как огурчик, а она как была мадам, так мадам и осталась. Чего там было париться столько времени?
Катя не следила за всей этой чисто мужской болтовней – она видела сейчас только одно: высокая эффектная шатенка, Алена Леонидовна Куницына – мачеха Саныча, кутаясь в модный тренчкот, медленно спустилась по мраморным ступенькам клиники и подошла к своей припаркованной машине. Несмотря на все долгие процедуры, вид у нее был усталый, выражение лица недовольное. Видимо, на этот раз она не была удовлетворена визитом в знаменитую клинику Лебовски.
– Финита ля комедиа, покатили домой за город с ветерком. Это называется – по усам текло, – Мещерский с обреченным видом включил зажигание.
И вот тут… Катя внезапно ощутила всей кожей – что-то случилось. Кравченко, сидевший с ней рядом сзади, внезапно напрягся, подавшись вперед. Он смотрел не на машину Алены Леонидовны, что выруливала с места парковки, а налево, в сторону забитого транспортом переулка, составлявшего вместе со Спасо-Наливковским и улицей Полянкой оживленный перекресток.
– Не одни мы, оказывается, пасли тут эту дамочку, – шепнул он. – Серега, гляди вон туда – тачку узнаешь?
– Черт, надо же, – с Мещерского разом сдуло весь его сплин. – Узнаю. Только отсюда не разобрать, кто за рулем.
«Шевроле»-внедорожник Алены Леонидовны выехал из Спасо-Наливковского переулка и вклинился в плотный поток движения по направлению к Садовому кольцу.
– Он тоже тронулся, – Кравченко махнул рукой. – Пропускаем ее, потом его. И вообще-то, Серега… теперь я должен вести.
– Еще чего, чтобы мы все в кювет улетели. У тебя перелом, тебе нельзя. – Катя тоже видела машину, последовавшую за «Шевроле» Алены Леонидовны, однако не узнавала ее. Где было узнать – в отличие от Кравченко и Мещерского она видела эту машину впервые в жизни. В салоне виднелся только водитель, но с такого расстояния за тонированными стеклами опознать его было невозможно.
Мещерский рулил так усердно, что почти сразу взмок.
– Как же он появился, откуда? – шептал он. – Словно из-под земли вырос! По Полянке он точно не проезжал – мы бы заметили. Наверное, как-то проскочил с Ордынки, дворами.
