Девять месяцев до убийства - Куин (Квин) Эллери (электронные книги без регистрации TXT, FB2) 📗
После нашей беседы с лордом Карфаксом Холмс впал в какое-то оцепенение, из которого ничто не могло его вывести. На мои попытки вызвать его на разговор он не реагировал. Постепенно мне стало ясно, что это дело захватило меня несравненно больше, чем все те расследования, в которых мне доводилось сопутствовать Холмсу. Стоило только вспомнить, какую неразбериху я внес во все, как становилось ясным — меня следовало наказать презрением. Словом, я отступил на свои привычные позиции пассивного наблюдателя и стал ждать дальнейшего развития событий.
А они развивались неспешно. Холмс, как и Потрошитель, перешел на ночной образ существования. Каждый вечер он покидал квартиру на Бейкер-стрит, возвращался на рассвете, а день проводил в совершенном молчании. Я оставался в своей комнате, так как знал, что в такое время он нуждается в одиночестве. Порой до меня доносились невыразимо грустные мелодии, которые он играл на скрипке. Когда душа моя разрывалась от них, я выходил в толчею лондонских улиц, надеясь рассеяться.
На третье утро меня привел в ужас вид, в котором вернулся Холмс.
— Господи, боже ты мой! Холмс! — воскликнул я. — Что с вами произошло!
На правой его скуле расплылся большой кровоподтек. Левый рукав его куртки был разорван. Рана на запястье сильно кровила. Он хромал и был настолько грязен, будто принадлежал к числу тех уличных мальчишек, которым столь часто имел обыкновение поручать разные секретные дела.
— Так, произошел небольшой конфликт в одном из темных переулков, Ватсон.
— Позвольте мне перевязать ваши раны!
Я быстро принес из своей комнаты саквояж с инструментами. С хмурым видом он протянул мне руку со сбитыми в кровь костяшками пальцев.
— Я пытался выманить нашего противника из его укрытия, Ватсон, и мне это удалось.
Я силой усадил Холмса в кресло и стал осматривать.
— Удалось, но мне не повезло.
— Вы подвергали себя ужасному риску!
— На мою наживку клюнуло двое бандитов.
— Тех самых, которые охотились за нами?
— Точно. Я только собирался уложить одного из них, но у меня револьвер дал осечку — трижды невезение! — и они ушли от меня.
— Пожалуйста, расслабьтесь, Холмс. Откиньтесь в кресле. Закройте глаза. Наверное, я должен дать вам успокоительного.
Он нетерпеливо отмахнулся.
— Об этой царапине не стоит и говорить. Меня гораздо более мучает неудача. Я был так близок к цели… Протяни руку — и достанешь. Но — не достал. Если бы мне удалось захватить одного из этих негодяев, я бы вытянул из него имя того, кто их послал напасть на нас. Это уж вы мне поверьте.
— Вы думаете, что эти типы как-то связаны с Потрошителем? Причастны к его убийствам?
— Конечно, нет! Это — вполне благопристойные и здравомыслящие уличные бандиты. А нам нужен сумасшедший.
Холмс беспокойно дернулся, пытаясь высвободиться из моих рук.
— Тот, кто нам нужен, — это тип совершенно другого пошиба. Это — кровожадный тигр, который так и рыщет в поисках жертвы по джунглям Лондона.
Тут мне вспомнилось одно имя, наводящее страх.
— Профессор Мориарти?
— Нет, профессор здесь ни при чем. Я навел справки — чем он занят сейчас и где он находится. Он сейчас в другом месте. Нет, это не профессор. Есть четыре человека, на которых могло бы пасть подозрение, и он — один из четырех. В этом я убежден.
— А кто остальные три?
— Какое это имеет значение, если мы все равно не можем схватить его с поличным.
Постепенно сказалось то колоссальное напряжение, которое ему пришлось испытать. Холмс откинулся на спинку кресла и стал смотреть в потолок, с трудом удерживая тяжелые веки. Однако рассудок его еще далеко не исчерпал своих возможностей.
— Если он такой, как вы говорите, что за смысл ему убивать несчастных уличных девчонок?
— Все обстоит далеко не так просто, Ватсон. В этот лабиринт ведут сразу несколько нитей, и они переплелись так, что не разделишь.
— Ох, не нравится мне этот сумасшедший в приюте, — пробормотал я.
Холмс улыбнулся, но довольно невесело.
— Боюсь, милый мой Ватсон, что вы тянете не за ту ниточку.
— Не могу поверить, что Майкл Осборн не имеет к этому никакого отношения!
— Он наверняка имеет к этому отношение. Но…
Холмс не продолжил, поскольку внизу у входа зазвонил колокольчик. Через некоторое время миссис Хадсон кого-то впустила.
— Я ждал одного посетителя, — сказал Холмс. — Он пунктуален. Пожалуйста, останьтесь, Ватсон. И дайте мне, пожалуйста, мою куртку. А то он, чего доброго, примет меня за уличного забулдыгу, который пришел к вам лечиться.
Он едва успел накинуть домашнюю куртку и раскурить трубку, как миссис Хадсон ввела в нашу гостиную высокого симпатичного блондина. Я решил, что ему около тридцати пяти. Он, без сомнения, был человеком воспитанным: если не считать единственного недоуменного взгляда, он и виду не подал, что заметил, в каком состоянии Холмс.
— А, — сказал Холмс. — Мистер Тимоти Уэнтуорт, я предполагаю. Рады вас приветствовать, сэр. Садитесь вот сюда, в кресло, поближе к огоньку. Воздух сегодня утром холодный и сырой. Это — мой друг и коллега, доктор Ватсон.
Мистер Тимоти Уэнтуорт поклонился и сел в предложенное ему кресло.
— Вы — известный человек, сэр, — сказал он. — И доктор Ватсон — тоже. Это честь для меня—.составить знакомство с вами. Но у меня очень напряженная жизнь в Париже, очень много деловых встреч, я с трудом смог высвободиться — только потому, что мне небезразлична судьба моего друга Майкла Осборна. Для меня так и осталось загадкой его исчезновение из Парижа — совершенно внезапно, без всякого предупреждения. Он никого не поставил в известность. Но если я смогу сделать для него хоть что-нибудь, хоть чем-то помочь Майклу, это оправдает все неудобства, доставленные мне необходимостью пересекать пролив.
— Редкая ныне верность дружбе, — сказал Холмс. — Вероятно, у нас есть небезынтересные новости друг для друга, мистер Уэнтуорт. Если вы изъявите готовность сообщить нам то, что знаете о жизни Майкла в Париже, я расскажу вам конец всей этой истории.
— Согласен. Я познакомился с Майклом примерно два года назад, когда мы оба записались в Сорбонну. Я думаю, он нравился мне именно потому, что мы были такими разными. Сам я довольно сдержанный человек, мои друзья считают меня даже робким. У Майкла, наоборот, был кипучий темперамент — иногда он действовал безоглядно, а порой — даже жестоко, если полагал, что с ним обошлись несправедливо. На какую бы тему ни заходил разговор, он стремился непременно высказать свое мнение. И все же мы очень хорошо подходили друг к другу, ведь каждый из нас позволял другому иметь его слабости. Я просто благодарю Бога, что у меня был он.
— И, разумеется, — а в этом у меня нет никаких сомнений— он тоже должен был благодарить Бога за то, что у него были вы, — сказал Холмс. — Ну, а теперь расскажите мне, пожалуйста, что вы знаете о его приватной жизни.
— У нас не было никаких тайн друг от друга. Я скоро узнал, что он — второй сын в семье британских аристократов.
— Его сильно удручало, что он как второй сын не унаследует никакого титула?
Лоб мистера Тимоти Уэнтуорта прорезали морщины, когда он раздумывал, как ответить на этот вопрос.
— Наверно, можно сказать — «да». Но, с другой стороны, можно сказать и «нет». У Майкла была склонность к весьма разнузданной, если можно так выразиться, жизни. Его происхождение и воспитание не позволяли вести такую жизнь, и в результате у него возникло чувство вины. Ему нужен был клапан, чтобы выпустить это чувство вины наружу, и его положение второго сына как бы дало ему повод для недовольства, а это, в свою очередь, превратилось в оправдание его поведения.
Наш молодой гость запнулся.
— Кажется, я нс слишком-то хорошо объясняю.
— Напротив! — заверил его Холмс. — Вы излагаете все на удивление ясно. Позвольте высказать предположение, что Майкл не питал никакой злобы ни к своему отцу, ни к своему-брату.
— Я уверен, что нет. Но, в свою очередь, не могу попять, почему герцог Шайрский испытывал к нему прямо противоположные чувства. Я представляю себе герцога человеком гордым, даже высокомерным— человеком, для которого честь семьи — превыше всего.
