Страх - Константинов Владимир (книги онлайн полные .txt) 📗
Так фонтонировал я, возращаясь глубокой ночью со свидания с Таней. Мы с ней сегодня обошли едва ли не полгорода и все говорили, говорили, говорили. Обо всем. Я говорил, что жизнь — есть способ существования мыслящей энергии, она бесконечна во времени и пространстве, а наши хоть и прекрасные, но бренные оболочки лишь временные пристанища жизни, её колыбели, и, покинув их, мы соединимся с Космосом, чтобы жить вечно. И она понимала меня. «Но каким нам быть там, — говорил я, — полностью завист от того, какими мы станем здесь». И она разделяла мои убеждения. И нам этого было вполне достаточно для ощущения полноты жизни и остроты ощущений.
В эту ночь, я, как не пытался, заснуть не смог. Поэтому, можете представить, что являл собой утром. Не успел появиться на работе, как меня вызвал Сергей Иванович. Долго, прищурившись, расматривал насмешливым взглядом, будто я за одну ночь путем мутагенеза превратился в какое-то комичное и нелепое существо.
— Ну и видок у тебя, коллега! — покачал он головой.
— Главное не внешность, а содержание, — парировал я.
— Я и говорю, что ты похож на неандертальца. — Немного подумав, уточнил: — Влюбленного неандертальца. В глазах много огня, но мало интеллекта.
— Вы что, меня специально пригласили, чтобы поиздеваться? — спросил я.
— Не только. Но чтобы ещё и дать задание. — Он улыбнулся улыбкой средневекового инквизитора. — Надо срочно, с учетом имеющихся у нас данных, допросить Виноградову и по возможности составить фоторобот преступника. — И став «серьезным», добавил: — Хорошенько запомни — фоторобот преступника, а не фотографию Виноградовой в натуральную величину в костюме Евы. Этого нам не надо, это лишь повредит делу. Повтори.
И я понял, насколько человек должен быть осторожен в выборе знакомств. Один опрометчивый поступок может в будушем доставить массу неприятностей, будет долго, а то и всю жизнь сидеть саднящей занозой в сознании, станет поводом постоянных намешек родного коллектива и любимого начальства. И сколько не посыпай голову пеплом, не говори, что ты уже совсем другой, ничего не поможет.
— Да ладно вам, — вяло отмахнулся от этих издевательств Сергея Ивановича.
— Нет, ты все же повтори, — настаивал шеф. — С некоторых пор я в тебе неуверен, можешь перепутать.
— Я должен состаывить фоторобот преступника, — проговорил я обреченно.
— И допросить Виноградову без применения физичческого воздействия, рукоприкладства и рукосуйства.
— Этого нашим с вами договором обусловлено не было, — выразил я протест.
— Это дополнительное условие, но непременное. Оно появилось после нашего общения, коллега. Повторите!
И мне пришлось до конца испить эту горькую чашу.
— Допросить без рукоприкладства, — покорно сказал.
— И рукосуйства.
— И рукосуйства, — хмыкнул я. — Ну и словечко! Где вы только их откапываете?!
— Где надо, там и откапываю, — проворчал Иванов. — С Богом коллега! В четырнадцать ноль ноль быть у меня. Будем думать, как вызволять Беркутова из пасти мафии и кумекать, что нам делать дальше.
Вчера известие о похищении моего постоянного оппонента Димы Беркутова здорово на меня подействовало, все буквально валилось из рук. А сегодня уже сознание к этому попривыкло, воспринимает, просто как ещё один печальный факт окружающей нас действительности. Но почему-то верилось, что с ним все будет нормально. Иначе в мире станет слишком скучно жить. Может быть, именно с его уходом, нарушится хрупкий баланс сил, и человечество будет обречено.
Однако здорово подкузмил меня шеф. Встречаться с Виноградовой мне страшно не хотелось. И надо было этому случиться именно сейчас, когда моя душа, благодаря любви, поднялась на небывалую высоту, стала почти астральной. И вдруг, почти по-Жванецкому, — мордой об забор. Да, здесь затоскуешь.
Я позвонил Шилову.
— Рома, ты допросил Виноградову?
— Нет. Тут, понимаешь, это… Некогда было. А тут ещё с Беркутовым.
— Так-то ты выполняешь задание следователя и просьбу лучшего друга. Я в тебе, Рома, разочарован.
— А что, срочно? Так я сейчас.
— И немедленно. Вызывай её по телефону. Через час она должна быть вместе с тобой у меня. Вот такая, Рома, установка на текущий момент.
— А если она того, не согласится?
— Тогда бери мою машину и дуй за ней.
— Хорошо, Попробую.
Через пять минут он позвонил.
— Андрюша, а она говорит, что не может. У неё там какая-то…
— Инфлюэнца? — подсказал я.
— Во-во. А что это такое?
— Что-то вроде простуды или гриппа. Она у неё постоянно. Я на эту инфлюэнцу попался как глупый карась. В таком случае, бери мою машину и поезжай за ней.
— Я если она, это, откажется?
— Рома, я в тебя верю. Ты способен уговорить любую женщину.
— Да ну тебя.
— В крайнем случае, разрешаю пременить физическую силу. Только, пожалуйста, без рукосуйства.
— Без чего, чего? — явно не понял мой друг.
— Без рукосуйства, Рома, без ру-ко-суй-ства. Так сказал мой шеф Иванов. В переводе это должно означать, что нельзя совать руки туда, куда совать не положено.
— Ну, ты даешь! — хмыкнул Шилов.
Через десять минут он появился в моем кабинете и тот уменьшился ровно наполовину.
— Давай ключи.
Я передал ему ключи от машины.
— Мой «француз» у прокуратуры.
— Видел.
— Тебе выдать доверенность на право вождения моим авто?
— А? Не надо. Отмажусь если что.
— Боже! Ну и лексикон! В таком случае, мужайся, друг! Впереди тебя ждет нелегкая операция, И помни — без рукосуйства.
— Да иди ты, — ответил Шилов и вышел из кабинета.
Через полтора часа он появился у меня вместе с возмущенной Виноградовой. Вид у нашего Святогора от общения с ней был измочаленным. Зато на нашу Цирцею смотреть было приятно во всех отношениях. И все-таки она была чертовски хорошенькой. Нет-нет, только не подумайте чего-нибудь этакого. Моя астральная душа была надежной гарантией тому, что никакие козни Эрота, чары Венеры и стрелы Купидона не достигнут цели. Но и ей было ведомо чувство прекрасного. Как же, порой, внешность обманчива, и как не соответствует содержанию.
— Андрей Петрович, что же это вы меня, как преступницу какую?! Возмутительно! — с пафосом и благородным блеском глаз воскликнула Виноградова. — Я буду жаловаться!
— Это ваше право, Любовь Сергеевна, — сказал я сухо и официально. — В таком случае, мы будем вынуждены привлечь вас к уголовной отвественности за умышленное введение органов следствия в заблуждение и искажение обстоятельств дела, за пособничество бандитам и, наконец, за укрывательство такого серьезного преступления, как убийство. Весь этот букет правонарушений потянет, как минимум лет на шесть-семь лишения свободы. Как вы считаете, товарищ старший лейтенант?
— Не знаю… Но лет на пять, точно, — ответил Роман, как всегда серьезно и обстоятельно.
Лицо нашей Ксантиппы стало белым, как материковый лед на островах Франца Иосифа, глаза наполнились ужасом, ноги ослабели и она медленно опустилась в кресло, хорошенькими, пухленькими, но трясущимися губками пролепетала:
— Андрей Петрович, побойтесь Бога!… Что вы такое?! Как вам, право, не стыдно так с бедной и беззащитной?…
Нет, она ещё не была готова к раскаянию и чистосердечному признанию, её душу ещё не жег позор за содеянное, она все ещё продолжала играть чужую, кем-то навязанную ей роль. А потому во имя её же нравственнного возрождения (все в руках Создателя нашего) я должен, обязан быть жесток, но справедлив.
— Товарищ старший лейтенант, Капустин вами подготовлен к очной ставке с гражданкой Виноградовой? — спросил я, заранее зная, что слова «очная ставка» приводят свидетелей в священный трепет, женщин — в особенности, а такие вот дамочки с вечной инфлюэнца в головке имеют на это эксклюзивное право.
— Так точно, товарищ следователь, подготовлен, — подыграл мне Шилов. — Привести?
— Ведите.
— Постойте! — её контральто взяло сразу на несколько актав выше и миру явилось звонкое и пронзительное сопрано. Виноградова рванулась к Шилову, намереваясь своей, гм… Намереваясь либо остановить нашего Святогора, либо умереть под его «копытами». — Пожалуйста, не нужно никакого Капустина! Я сама! Я все сама! Как перед Богом!
