В моей руке – гибель - Степанова Татьяна Юрьевна (первая книга TXT) 📗
Под ногами у себя они увидели грязно-белую овечью шерсть. Колосов присел, примял руками траву.
– Нам бы не очень задерживаться тут. А то, если они, падлы, нас учуют, может, и не придут, – заметил Сидоров. – А может, и вообще тут сегодня никто не появится, хищник-то этот, а? Может, и зря мы с вами куролесим.
Колосов в который уж раз достал из кармана свежую пару резиновых перчаток.
– Свети, не философствуй, – шепнул он.
Труп овцы действительно был относительно свежим. Мелкая рогатая скотинка лежала на боку в яме возле елового пня. Мертвая овечья морда выражала тупую покорность судьбе. На горле овцы ран не было. Зато бок основательно покалечен: кровавые лоскуты вырванного мяса, ошметки шерсти. Колосов взял голову овцы за уши, приподнял, повернул. Так и есть: шея сломана. Черт, снова эта шея, как у той собаки в овраге, как у…
– Слушай, Саш, я ни в охоте, ни в зоологии, ни в приусадебном хозяйстве не смыслю, – признался он. – Может, ты знаешь: как стая собак или волк охотится? Они ведь, псовые, вроде за горло хватают, душат. А тут, посмотри, хребет сломан.
Сидоров пожал плечами.
– Черт их знает. Я тоже в этом ни бельмеса. У меня вот дядька есть, на Камчатке живет. Богатая охота там, рассказывал, рыбалка мировая. Так вот он, помнится, говорил: мол, хребет на охоте один лесовик только и может переломить. Потому что лапищи как кувалды.
– Какой еще лесовик?
– Ну, медведь. Топтыгин. У них там, на Камчатке, гибель их, медведей-то. Ну, айда, Никита Михалыч, идемте во-он в ту ложбинку. Роща-то, слава богу, на холме, кругом место ровное. Ежели эти твари из кустов выскочат, оттуда сподручнее палить по ним. С той вон позиции. Эх, стрельба по движущейся мишеньке – любо-дорого смотреть! С патронами напряг у нас. По каждой стреляной гильзе старшему наряда рапорт пиши, отчитывайся, куда израсходовал.
Они спустились к реке. Сидоров примял траву, делая лежку для наблюдательного пункта. Колосов последовал его примеру. Лежать в мокрой траве было чертовски неуютно. Зубы сами собой выбивали дрожь. А мысли вертелись тревожные и однообразные: еще полчаса такой засады, и туберкулез с ишиасом обеспечен.
Наверно, впервые в жизни Колосов задумался над тем, насколько же хил и беспомощен современный городской человек, доведись ему вот так остаться один на один с природой. Он плотнее запахнул на себе телогрейку: терпи, казак…
Медленно тянулась эта ночь. Ох как медленно! Колосов сначала бдительно и чутко вглядывался во тьму, ловил ухом каждый подозрительный шорох, каждый хруст веток, плеск воды, но через час с небольшим уже с огромным усилием едва-едва разлеплял веки, борясь с дремотой. Где-то далеко в лесу испуганно и громко стрекотнула сорока. Спала бы себе, тварь такая! Потом снова стало тихо-тихо. Потом раздался протяжный крик какой-то ночной птицы.
– Коростель, наверное, – Сидоров вздрогнул. – Как вампир на охоте прямо. А может, это филин? У нас раз случай был, я еще на Мебельном в школе учился. Так филина живого в школу один мужик принес, и мы…
– Погоди, – Колосов, вытянув шею, напряженно вглядывался куда-то в сторону реки. – Что это там?
– Где? Не вижу.
На фоне кустов, окаймлявших берег, словно промелькнула чья-то тень. Хоть глаза их и успели уже привыкнуть к мраку, Колосов лишь смутно различал очертания предметов.
– Показалось. Светать скоро начнет, – Сидоров зевнул. – Ни хрена, видно, мы с вами не дождемся, потому что…
В кустах затрещали ветки. Звук этот нарушил сонную тишину резко и неожиданно. Со стороны берега сквозь заросли черемухи явно пробирался кто-то крупный, тяжелый. Потом снова все стихло. И вдруг внезапно коренастая темная фигура появилась из кустов, одним мощным прыжком перемахнула через кучу валежника и направилась к тому месту, где лежали останки овцы. Колосов успел только заметить, что движется пришелец очень уверенно, плавно, быстро, словно темнота ему не помеха. И он совсем не боится оступиться или задеть за выступающий корень. Сидоров тоже увидел явление.
– Ах ты, сволочь приблудная, – прошептал он яростно. – Ну я тебе сейчас…
Колосов не успел его остановить. Участковый вскочил, включил фонарь, резко направил его в сторону незнакомца и заорал во всю глотку:
– Руки! Ну, быстро! Руки! Стрелять буду!
Свет на мгновение вырвал из тьмы пригнувшуюся фигуру в чем-то черном. Колосов, как филин, ослепленный светом фонаря, болезненно ярким во мраке, увидел только одно: глаза незнакомца – и то лишь на сотые доли секунды. И необычный блеск, странное выражение… Что-то неестественное было в этом взгляде, болезненное, странное… Больше он ничего не сумел разглядеть – ни лица, ни фигуры. Человек молча шарахнулся в сторону. И ринулся напролом через кусты.
– Лови его! – загремел Сидоров. – Ребята, заходи с тыла! Стой, кому говорят! Стой, стрелять буду!
Кстати, несмотря на все угрозы «пристрелить к едрене фене», ни он, ни Колосов так и не достали оружие. Стрелять по такой двуногой мишени – дело хлопотное. Кто доказал, что этот лесной бродяга – козий вор? И потом, не убивать же его за кражу мелкого рогатого скота? Только стрельни – с прокуратурой потом насчет «правомерного применения табельного» хлопот не оберешься.
Так, как в ту ночь, Колосов не бегал никогда в жизни. Сидоров, загоревшийся азартом, громыхая сапожищами, точно лось, прыгал через поваленные стволы, кочки, пни. Требовались почти титанические усилия, чтобы не отстать от него, прыткого, в этой гонке с препятствиями по лесополосе.
Уже на пятой минуте забега Никита понял: ночного гостя они упустили. Он чувствовал себя в лесу словно в родной стихии. И если прежде он, не таясь, шел к ним прямо в руки, выдавая себя шумом, то сейчас, понимая, что его преследуют, превратился в беззвучного невидимку.
Пробежав около полукилометра напролом через лес, они остановились, дыша как запаленные лошади.
– Амба, Никита Михалыч, с армии так не финишировал, – Сидоров по-спортивному нагнулся, уперев руки в колени. – Сволочь быстроногая. Ну погоди, все равно никуда не денешься. Дознаюсь, кто сюда по ночам шастает. Местный он, Никита Михалыч, как пить дать. Почему говорю – дорогу хорошо, гадюка, знает. Берегом бы ему вроде удобнее, место там открытое, удирать ловчее. А он не туда брызнул. Потому что отлично, падаль такая, знает, грязища там непролазная – сразу по уши увязнешь. Ну ворюга! Только если это ханыга какой – все равно не понятно, на черта ему эта дохлятина лежалая? Собаки, хищники иное дело – они и падалью не брезгуют, но человек! Хотя алкаши сейчас, чтобы на бутылку заколотить, и падаль продать на рынке по дешевке не побрезгуют. Народ-то дурак, где дешевле, туда и кидается, на качество не смотрит, зарплату вон месяцами на предприятиях не платят – тут не до свежего мясца, и тухлятине рад будешь.
– Ты видел, как он двигается, Саш? Разве похож он на ханыгу-пропойцу? Мы, молодые, здоровые мужики, его догнать не сумели, – Колосову стало жарко, он скинул телогрейку. – Ты хоть рассмотреть его успел?
Участковый сокрушенно покачал головой.
– И я нет, – утешил его Никита. – Глаза только видел. Зыркнул он на твой фонарь и… Эх, поторопился ты, лейтенант, со своим «руки вверх».
– Так я ж думал – синяк, алкаш какой, Никита Михалыч. А это… и вправду, двигается он как бог лесной. И-эх, японский бог, – Сидоров отряхнул куртку от налипшей хвои. – Так что же тогда это у нас выходит? И вправду, не зря, видно, мы с вами ночь не спали. Точнее, зря, потому что упустили, но… Кое-чего кумекать и я теперь начинаю, Никита Михалыч, по какой причине вы сегодня сюда со мной пришли. Насчет…
– Насчет чего ты, Саша, кумекаешь? – устало осведомился Колосов.
– Да вот… Видно, не собак бродячих вы тут дожидались. Видно, подозрения у вас… Только я все одно не пойму пока: ежели вы какую-то свою версию насчет наших убийств отрабатываете, то… то какое же отношение к тем трупам эта дохлая овца имеет?
– Не знаю я, Саша. Ничего пока не знаю. И версии у меня никакой нет. Сначала их даже слишком много было, а теперь… – Колосов прислонился к стволу. – Знаю только, что необычный вор нам сегодня тут привиделся и не пропойца-козокрад. Не могу тебе сказать, кто это был, но встретиться с таким вот, как ты выразился, лесовиком, когда он готов к встрече, а я нет, – не хотелось бы. И вот еще что, Саша… Ты пока молчи о нашем приключении, ладно?
