Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
— Как звать-то тебя, богатырь? — спросил его Борис как-то.
— Жаба, — безразлично отозвался тот.
— Я про настоящее имя спрашиваю.
— Настоящее я и сам забыл.
Сказал и вздохнул так, что у Боярчука заныло под ложечкой. А на другой день, будто мимоходом, обронил, скривя губы в немыслимой ухмылке:
— Михаилом меня нарекли. Чудно, право!
— Что же здесь странного?
— Да что ты вспомнил! И на кой бис тебе это?
— Не телок же ты, чтобы по кличке звать.
— Тут все телки, окромя волков.
И опять непонятно ухмыльнулся, щуря подслеповатые глаза.
— Очки не пробовал носить? — посочувствовал Борис.
— Иде ты видел корову в очках? — расхохотался Жаба до слез.
В другой раз они вместе ловили дырявым бреднем линей в озере. Вода была еще холодной, но продовольствия команде отпустили в обрез, чтобы только, как говорится, с голоду не помереть. Вот и промышляли сами.
— Может, гранатой шандарахнем? — предложил Борис. — Ноги от холода ломит.
— Ключи бьют, оттого и холод. Ты клячу-то по дну тащи, не поднимай.
— Шума боишься?
— Зачем зря припас тратить, когда и сеткой возьмем.
— А чего их беречь? Скоро они никому не понадобятся.
— Как сказать, — кряхтел Жаба. — Тягни на берег. Швыдче!
Рыбы поймали мало, но на уху хватило. Кашеварил Ходанич. Втроем похлебали из одного котелка. Угли забросали сырым лапником, сверху поставили шалаш — и готово походное жилище. Спать ложились с наступлением темноты, но сон не шел. Ворочались, курили. В этот раз Боярчук решился, сказал, не таясь:
— Нет, такая жизнь не по мне. Мы такого на фронте наелись по уши. Я и Сидору сказал, уйду от вас.
Парни замерли. Даже дыхания не слышно стало.
— Уйду на хутора. Пережду, — продолжал Борис. — Не может так тянуться без конца. Мы ведь молодые. Нам жить да жить надо. Семью заводить, хлеб сеять, детей растить.
— Намедни ушли четверо, — осторожно обмолвился Ходанич. — Пока никаких известий нет.
— А мне идти некуда, — неожиданно сказал Жаба, — братнева кровь на мне.
— Ты убил своего брата? — ужаснулся Петр.
— Не я убил. Но я не помешал, хотя мог.
— Как же это было?
— Прошлой осенью мы с братом рожь косили. Добрая выдалась рожь. Земля-то, почитай, всю войну спала. Колосья аж до груди доставали. Поклали на воз, на гумно везти. Тут и они явились. Прикинули, сколько намолоту будет. Велели две трети в лес доставить.
— Отказались?
— Свезли, — тяжело выдохнул Михаил. — Только меньше, чем велено было. Советской-то власти тоже сдавать нужно. И самим зиму жить.
— На троих поделили?
— Для первого раза избили нас смертно. Не удержался брат. Донес в милицию. Понаехали к нам, стали вдругоряд перемерять все. Говорят, мы бандитам больше дали, чем советской власти. И что мы прямые пособники националистов. Вот тут брат и взъярился. Кинулся на следователя с кулаками. Застрелили. Крик, шум. В сумятице-то я и утек в лес.
— Вредитель тот следователь, — в сердцах сказал Ходанич. — Его самого к стенке надо ставить.
— Все равно мне теперь прощения нет, — после долгого молчания вновь заговорил Михаил. — Скоро год, как в банде.
— Да и как уйдешь, если с тебя глаз не спускают?
— Надо напроситься на боевую операцию, — подсказал Боярчук. — Если не удастся сдаться, можно притвориться убитым.
Ему никто не ответил. Больше они на эту тему не разговаривали. Но с той поры, и это Боярчук почувствовал сразу, между ними установились иные отношения. С виду все осталось по-старому, но за каждым словом, за каждым взглядом им виделись свои, только им понятные намеки и желания. Они чаще стали держаться вместе.
В день, когда велено было вернуться на базу, Боярчук предположил недоброе.
— Видно, готовится серьезное дело. Нельзя прозевать момент. Мы должны узнать, что затевается, и постараться, чтобы не обошлись без нас.
— Я упрошу Кудлатого, — пообещал Михаил.
— Только не суетитесь, — предостерегал Борис. — Прыщ — старый лис. Читает мысли по глазам. При нем набрать в рот воды!
— С собой бы его прихватить! — не утерпел Ходанич.
— Выкинь из головы! — резко осадил его Борис. — Есть вещи поважнее.
Никто не стал с ним спорить. Только Михаил сказал:
— Мы на тебя надеемся, а в нас не сомневайся. Сделаем, как скажешь.
Ходанич согласно кивнул головой. Боярчук впервые за последние дни радостно улыбнулся и протянул парубкам руку.
Сидор был вне себя: четверо бандеровцев добровольно сдались чекистам, пятеро сгорели в Копытлово вместе с запасом бензина для мотоцикла и грузовика; посланный за продуктами Капелюх с группой разведчиков напоролся на засаду. Вместо продуктов двое убитых, трое раненых. А чем их лечить? Кем их заменить? В лагере растет недовольство. Пришлось срочно отобрать охотников стрелять в бору дичь и рыбачить по лесным озерам. Но добровольцы, как правило, сами пожирали добычу, и проку от них банде было мало.
Главарь заперся с Прыщом, но, как ни крутили, все чаще сходились на предложении Боярчука уйти из здешних мест туда, где их не ждут.
— Боюсь, во время перехода утекут хлопцы из местных, — сокрушался Прыщ. — А дурной пример заразителен.
— А ты сделай так, чтобы не утекли.
— Легко сказать.
— Тоже мне, заместитель, — пренебрежительно хмыкнул Сидор. — Тогда слухай меня. Перед уходом устроим тарарам в Копытлово. Побьем активистов, сожгем строящийся клуб, а может, и всю деревню для страху. Там же оставим заслон. Вот туда-то и назначишь всех сомнительных. После того, что мы сделаем в селе, в плен брать не будут.
— Голова! — Восхищению Прыща не было предела.
— Это еще не все, — удовлетворенно потирал руки сотник, — уходить станем тремя группами. Каждой дадим свой маршрут. Будто бы свой! На самом деле пойдём друг за другом. И если кто ненароком отстанет от одной, попадает в лапы другой. Мы с тобой уходим последними.
— А Капелюха пошлешь первым?
— Не доверяешь больше?
— А ты доверяешь? — вопросом на вопрос ответил Прыщ.
— Я и тебе не доверяю, — откровенно грубо сказал Сидор. — Не хочешь идти со мной?
— Я бы оставил Капелюха в заслоне. — Ушел от прямого ответа Прыщ. — В последнее время он сдал на глазах. С хлопцами не ладит, пьет беспробудно, задания проваливает.
— Думаешь, его карта бита?
— Он слишком много знает, — неопределенно промямлил начальник службы безпеки. — И главное, знает, где наше золото.
Последний довод перевесил все остальные. Участь Капелюха была предрешена.
Остаток дня Сидор обдумывал план нападения на Копытлово, но из головы не шло золото. О нем в банде знали только четверо: он, Гроза, Капелюх и Прыщ. Даже те бандеровцы, что прятали ящик, а потом незаметно «исчезли» не без помощи Грозы и Прыща, не догадывались о содержимом. Теперь не стало и Грозы, не уцелеет в схватке с чекистами Капелюх. Но Прыщ! Так просто его не уберешь. У безпеки свои щупальца. За кордоном тоже не простаки, трижды проверяют любую версию. В центральном проводе закордонных частей ОУН сегодня больше верили референтам СБ, чем отцам-командирам сотникам и даже куренным. Все друг другу не доверяют, все друг друга подозревают. Хуже, чем при немцах. И как это он проглядел, упустил возможность встретиться со Стрижаком. Ведь предупреждал дьякон здолбицкий, что человек тот свяжет с американцами. Вот кто теперь нужен был Сидору. Новый хозяин. Тогда и золотишко можно прикарманить, не делясь с Прыщом и центральным проводом. И уйти не просто за кордон, а за океан, где его никакая сила не достанет.
Сидор вдруг вспомнил, что Стрижак хотел встретиться с Боярчуком, и дьякон обещал их познакомить. Опять Боярчук? Добрый или злой гений послан господом Сидору? Почему он не приказал повесить его там, на мельнице? Что остановило сотника? Почему сегодня прощает он дерзостные речи строптивца? Эх, если бы Капелюх не проглядел краснопогонников на мельнице, многое бы открылось Сидору.
Невеселые думы его чередовались с воспоминаниями. Мельница. В его родном селе подо Львовом у глухой запруды тоже стояла мельница. Когда-то она была ветряная, и ее ребристые крестообразные крылья взлетели над старыми вербами. Потом ветряки сняли, установили паровую машину. Запускали ее рано утром, и она чихала, выплевывая через выхлопную трубу, уходящую в ров, черные сгустки сажи и копоти. Мальчишки не единожды пытались заткнуть трубу своими картузами или буряком. Седоусый механик-немец ловил их и нещадно порол крапивой. Однажды попался и Сидор. Два дня потом отмачивал зад в лохани с холодной водой, а на третий написал на механика донос, где «расписал» речи красного агитатора. Старика арестовали, а Сидору пожаловали поросенка. Возможно, тогда он и понял, что на политике неплохо зарабатывают, если держать нос по ветру. И совесть его не мучила. Ее просто не было у него.
