Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
— Когда успел?
— Профессиональная тайна, товарищ полковник! — не скрывая довольства произведенным эффектом, громко, чтобы слышали стоявшие на крыльце офицеры, ответил Ченцов.
Машина укатила, а подполковник пошел узнавать, кто крутился под окнами его кабинета во время разговора с начальником.
То ли блокада леса и указ об амнистии, призывающий сложить оружие и явиться с повинной к властям, то ли весна и начало посевной возымели свое действие. В понедельник Ченцов только вошел в отдел, как дежурный лейтенант Волощук доложил, что спозаранку к ним явились четыре оуновца при полной амуниции. Подполковник увидел за барьером, отгораживающим стол дежурного от посетителей, ручной пулемет Дегтярева и три автомата: два немецких, один ППШ. Рядом с ними — полдюжины гранат-лимонок и диски, полные патронов. Внутри у Ченцова походело. Мелькнула страшная мысль: «Они могли выбить весь отдел. Ведь сотрудников здесь — кот наплакал. Как же я раньше не додумался, что бандеровцы могут прийти сдаваться сюда, а не в гарнизон, где у них слишком большой долг перед солдатами».
— Где они?
— В камере.
— Кто распорядился закрыть?
— Капитан Смолин. Он их допрашивал поодиночке и стращал, — красноречивым жестом объяснил Волощук.
Это уже было не просто нарушение законности. Ченцов взбеленился.
— Немедленно ко мне поганца!
— Его нет в отделе, товарищ подполковник. — Лейтенант никогда не видел начальника райотдела в таком гневе.
— Разыскать сию же минуту! — Ченцов с трудом сдерживал себя. Болезненная бледность покрыла его лицо. Казалось, он вот-вот перейдет на крик.
— Я сейчас пошлю за ним мотоциклиста, — поспешно сказал Волошук.
Ченцов быстро прошел в свой кабинет. Через несколько минут по телефону попросил привести к нему задержанных. Всех вместе.
Они входили в кабинет осторожно, затравленно жались друг к другу. Лица серые, землистые. Грязные, заросшие. Даже возраст сразу не определишь. Наконец встали, чуть вытолкав вперед плечистого мужика в мятом суконном костюме. Из-под коричневого пиджака его виднелась застиранная офицерская гимнастерка без верхних пуговиц. Оторваны недавно, неровными пучками торчат нитки. Нижняя губа синяя, полумесяцем поддерживает верхнюю окровавленную.
«Выставили напоказ работу Смолина», — понял Ченцов.
— Садитесь, — предложил он.
— Постоимо. Щэ насыдымось, — несмело ответил избитый.
И вдруг они заговорили все разом.
— Шош воно получается! Клыкалы нас, обещали амнистию, а сами в каталажку сховалы!
— Та морды щэ й побылы!
— Выходить, Советам вирыты не можа?
— Больше не окрутытэ вашей пропагандаю. Стоить раз обдурыты!
Ченцов качнулся на стуле, но сдержался. Сказал сухо:
— Садитесь, граждане!
Бандеровцы зыркнули на старшого и примостились на краешки стульев. Ченцов не думал оправдываться перед ними. Нет! Он всю жизнь верой и правдой служил родной власти и безгранично был убежден в чистоте ее решений. То же, что не умещалось иногда в его понятие правоты, он относил к собственной политической незрелости, недостаточной образованности. Будто существуют правда высшая и правда сермяжная. И ради одной необходимо жертвовать другой. Но как представитель власти, Ченцов чтил закон. Знал, что амнистия — государственный акт, безоговорочно подлежащий исполнению, хотя душа его не могла так запросто простить сидящих перед ним людей. Слишком сильна была в нем боль за Цыганкова, за тех семнадцать парней, что навечно лежат теперь под краснозвездной пирамидой на городском кладбище, за многие поруганные и покалеченные судьбы, разрушенные семьи.
— Советская власть здесь ни при чем, — глухо проговорил подполковник. — То, что с вами произошло, — преступное недоразумение. Сотрудник, допустивший в отношении вас превышение власти, будет привлечен к строгой ответственности… А вас после оформления протоколов отпустят домой.
— Када? Лет через десять?
— Сегодня, — хлопнул по столу Ченцов.
Бандеровцы зашикали на возразившего. Не сводили глаз с телефонного аппарата в руках Василия Васильевича. Тот вызвал следователя Семкина, а когда тот показался в дверях, приказал:
— Прошу вас сегодня же оформить материалы по амнистированию на этих четырех граждан.
Бывшие бандеровцы повскакивали с мест, наперебой сыпали словами благодарности. Ченцов коротко попрощался с ними. Ватными, негнувшимися ногами доплелся до этажерки. Плеснул в стакан валерьянки.
— Приляжете, товарищ подполковник? Вы белый как стена. — Ченцов и не слышал, как в кабинет вошел Медведев.
— Ничего, сейчас все пройдет. Привезли попа?
— Так точно. Будете присутствовать на допросе?
— Буду. Только дай немного отдышаться.
Медведев вышел, а Ченцов прилег на диван и закрыл глаза.
Сон был коротким и отдыха не дал. Ему снилась больничная палата. Белые стены, белое постельное белье. Но еще белее было лицо у его жены Ульяны. Во всем ее облике сквозила отрешенность. Она не узнавала мужа. Ченцов суетился у постели, неловко пытался обнять Ульяну за плечи, но ему это никак не удавалось. Вдруг он почувствовал, что в его объятиях не жена, а снежинка, которая тает, тает…
— Это я, я, — звал он. — Куда ты, Ульяна? Я принес тебе апельсин.
— А я хочу наших яблок, — услышал он чужой далекий голос.
— Будут тебе и яблоки. Я все достану. — И вдруг вспомнил: — А нам с тобой новую квартиру дали!
— Я знаю, какая меня ждет новая домовина…
Ченцов хотел громко возразить и проснулся. Жутко болела голова. Часы показывали полдень., «А ведь я еще не завтракал», — вспомнил Василий Васильевич.
Обедать Ченцов пошел вместе с Медведевым в железнодорожную столовую. Столики были заняты. У раздаточного окошка тоже вытянулась очередь. Пахло кислой капустой и борщом. Звенели алюминиевые миски и ложки. Громко щелкали костяшки счет буфетчицы.
— Следующий, — кричали на раздаче. — Что? Пять кусков хлеба? Да вы рехнулись! По норме положено три. Следующий!
— Что-то народу сегодня многовато, — растерянно проговорил редко хаживающий по столовым Ченцов.
— Может, вернемся в отдел, — предложил Медведев. — У меня сало есть, хлеб. Чайку скипятим.
Но их уже заметили. Из дальнего угла им махал рукой демобилизованный солдат с заметным шрамом на лице.
— Здравия желаю, товарищ подполковник! — Мужчина звал их за свой столик, подставляя к нему свободные стулья. — Не узнаете меня? Сидорук я, из Копытлово. Вы у нас на сходе выступали.
— Здравствуйте, товарищ Сидорук.
— А я ведь к вам ехал, товарищ подполковник, — обрадованно заговорил знакомый. — Не поверите?
— Решились председательствовать? — улыбнулся Ченцов.
— Какое там! У меня и грамотешки-то всего три класса. Желаем мы с хлопцами обратиться в окрестные села — организовать сельский батальон добровольческий и вместе с вашими солдатами выступить против банды. Всем миром навалиться и порешить их. Такое дело.
— А к нам-то что ж, за разрешением?
— За оружием! Люди согласные. Земля ждет, крестьянству работать надо. И так, чтобы без оглядки.
— Верные ваши слова, товарищ Сидорук. — Ченцов с удовольствием пожал фронтовику натруженную руку. — Обязательно поможем вам. Приходите к четырем часам, я дам нужные распоряжения.
Нежданная встреча с Сидоруком вернула Василию Васильевичу хорошее настроение. Поэтому, наверное, хмурое и озабоченное лицо оперуполномоченного Семкина сразу привлекло его внимание. Ченцов знал молодого лейтенанта балагуром и весельчаком.
— Что случилось, товарищ лейтенант?
Вместо ответа Семкин протянул телеграмму. Подполковник прочитал: «Мать в больнице, тяжелая, приезжай. Соседка баба Паша». Мать лейтенанта всю страшную блокаду Ленинграда проработала на токарном станке в холодных корпусах Балтийского завода, хотя по профессии была библиотекарем. И без того слабая здоровьем, женщина с трудом пережила блокаду. Изможденная, она так и не смогла поправиться.
