Человек семьи - Мур Робин (прочитать книгу txt) 📗
Она схватила его за руку:
– Пошли.
Когда они направились к выходу, Бетти прижала его руку к своей груди и прошептала:
– Уже поздно. Можешь оставаться всю ночь за двадцать пять долларов.
– Я ничего не имел бы против, но у меня действительно нет времени, – ответил Пат.
Книга вторая
Глава 1
Сумма денег наличными и в чеках из конвертов, подаренных на свадьбу, составляла около четырнадцати тысяч долларов. Пат подумывал сначала поместить их на сберегательный счет, но в конце концов положил только несколько тысяч на текущий счет. Остальное поместил в сейф, открытый им на свое имя в Гринвичском сберегательном банке в Вилледже.
Пат с Конни сняли трехкомнатную квартиру в одном из новых многоквартирных домов в Ривердейле, чтобы Конни могла жить вблизи от семьи и своих друзей.
Пат истратил двадцать четыре сотни долларов на обстановку, которую Конни выбрала в магазине Блумингдейла. Ей нравились мебель в примитивном испанском стиле, богато украшенная резьбой, терракотовый кафель, испанские шерстяные ковры. Конни обладала врожденным вкусом в создании интерьеров, и Пат одобрял ее выбор.
Теперь на работу в свой Шестой участок Пат ездил на красной машине, но обычно старался запарковать ее подальше от здания полиции, так как не хотел привлекать внимание к этому новообретенному положению состоятельного человека.
Вначале Пат действительно верил в то, что Конни избавится от стыдливого поведения в постели. Он пытался воздействовать на ее настроение спиртными напитками. Это имело влияние, но требовалась определенная доза. Если Конни выпивала лишнюю рюмку, то засыпала как мертвая. Подарки вообще не имели никакого воздействия, а вызывали лишь недовольство по поводу того, что он пытается "купить" ее. Приходилось попеременно воздействовать с помощью мягкого освещения, музыки, спокойного убеждения или методов, напоминающих изнасилование. Какое-то время ему казалось, что следовало бы применить приемы садизма или мазохизма, но эта мысль оказалась бесплодной.
Для того чтобы разжечь в ней страсть, он использовал весь свой сексуальный опыт – искал новые эрогенные места на ее теле: уши, пупок, затылок, внутренние поверхности бедер, пальцы на ногах, даже ее прелестный, похожий на цветочный бутон анус. Он воздействовал на них при включенном освещении, в темноте, в полумраке. Она же всему предпочитала полную тьму.
Однажды вечером Конни неохотно согласилась, чтобы он помыл ее под душем. Скольжение его рук по намыленной коже, казалось, помогло пробудить в ней дремлющую страстность. Ее тело начало волноваться, отвечая на прикосновения его пальцев, и, когда он приблизился к влагалищу, почувствовал скромное, но несомненное ответное давление ее таза.
Осторожно, стараясь не нарушить столь редкое настроение, он помог ей выйти из-под душа на толстый махровый ковер ванной и положил ее, все еще мыльную и влажную, на пол. Снаружи ее тело было холодным и спокойным, но внутри он ощутил жар и влагу. Ее рот под его губами тоже был теплым и чувственным.
Осторожными подталкивающими движениями он продвигал твердый, все еще скользкий намыленный член между ее ногами, но только потирал им стенки влагалища, пока Конни не стала двигаться более энергично, обнимая бедрами твердую и скользкую трубку между своими ногами и снова и снова шепча его имя.
– Пат, Пат, о Боже, Пат!
– Теперь ты хочешь меня, дорогая? – прошептал он.
– Да! О, Боже! Да, пожалуйста, да! Хочу тебя сейчас!
И они соединились, переплетаясь сверкающими, скользкими конечностями под горящим оком душевой лампочки, в опаляющем, истощающем совместном оргазме.
Все это время Конни продолжала стенать: "О, Христос! О, Иисус! Святая матерь божья!" и плакать, пока ее слезы не смешались с потоками мыльной воды на ее коже.
Но позже она устыдилась своего поведения.
– Не знаю, что нашло на меня. Должно быть, coшла с ума. Кроме того, уверена, что сегодня – неправедный день месяца.
После этого эпизода, когда бы Пат ни предложил ей вместе принять душ, она бросала на него затуманенный, настороженный взгляд. Никакое убеждение не могло заставить ее повторить этот "подвиг".
Постепенно Пату надоело все это, раз и навсегда. Он подчинился требованиям Конни вступать в сексуальные отношения два-три раза в месяц. В процессе сношения она все время нервно взглядывала то на календарь, то на термометр. Иногда казалось, Конни вот-вот начнет наслаждаться сексом, но она столь упорно отстранялась от него, что обычно он кончал гораздо раньше, чем она начинала движениями отвечать на его усилия растормошить ее.
В самых укромных уголках души Пата таилась грусть по Китти, причем не только из-за радостей секса, но и из-за их длительных бесед, приносивших ему удовлетворение. Китти прекратила всякое общение с Патом после той сцены в ее квартире, а Конни написала, что уезжает на Побережье для обучения в студии Пасадене, а также в поисках работы на киностудиях.
Дойл не присутствовал на венчании, но прислал телеграмму, в которой сообщил, что его срочно вызвали назад в Атланту для расследования какого-то дела. Пат ощущал в большей степени стыд за содеянное, чем злобу на Дойла, избившего его. Он понимал, что ничто не может разрушить ту стену, которая теперь разделяла их.
Примерно через месяц после того, как они поселились в квартире в Ривердейле на Западной двести сорок шестой авеню, Пат получил новое специальное назначение по службе, о котором ему как-то говорил Артур Марсери. Он стал тайным агентом полиции в Нью-йоркском университете.
По роду работы Пат должен был записаться слушателем на курс каких-либо лекций. Он начал изучать гуманитарные предметы. При успешной сдаче всех экзаменов он получил бы звание юриста, не прекращая службу в участке. Пат был ненамного младше некоторых студентов, которые участвовали в войне и, приобретя льготы, поступили в университет.
Пата предупредили, что теперь он не должен производить никаких арестов без предварительной консультации с отделом разведки. Ему было приказано в течение всего срока службы по специальному назначению не появляться в здании участка, а докладывать только по телефону или во время встреч с руководителем работы.
Ему велели еженедельно записывать результаты своих наблюдений. В частной беседе Артур Марсери сказал ему, что лично он весьма интересуется аферами, связанными со спортивными играми. От этих тайных махинаций серьезно страдали крупные букмекеры, как например Фрэнк Эриксон, находящийся под защитой Костелло.
Игроки были настолько важными фигурами, что, распространяя слухи, влияли на ставки, а синдикат, образованный ими, причинял огромные убытки букмекерским конторам.
– Кто бы это ни был, – сказал Артур, – все равно они просто дилетанты, но имеющие влияние на наших противников. Так что если сможешь обнаружить кого-нибудь несли мы не можем воздействовать на них официально, дай мне знать об этом. Может быть, нам удастся справиться с ними собственными силами.
Артур предпочел не вдаваться в подробности, а Пат не стал расспрашивать, что он имел в виду.
Из слухов, циркулировавших в Вилледже, он знал, что все еще существует весьма тесная связь между Дженовезе и Костелло, хотя Дженовезе постоянно брал верх как шеф всех шефов – стал главой всего рэкета и связующим звеном между пятью Семьями Нью-Йорка.
Дело в университете относилось к тому редкому случаю, когда требования закона и нужды Семьи совпадали. Аферы со спортивными играми следовало пресечь. Пату разрешили просматривать отчеты детективов и другие данные, имевшиеся в департаменте на текущий момент. Подозревались три игрока команды Нью-йоркского университета: цветной центровой ростом шесть футов восемь дюймов из восточного Гарлема; маленький, но очень подвижный еврейский паренек с прекрасным боковым захватом и длиннорукий, длинноногий поляк из Питтсбурга, казавшийся простачком, но сражавшийся насмерть под щитом.
