Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
«На станции Борщево тысячи бочек бензина. Замаскированы ветками, имеют форму овала…».
«2-ю танковую армию сменяет 9-я [45]. Каминский стянул свою артиллерию в Новую Гуту. В Локоть прибывают немецкие воинские части, военная техника, поставлено много зениток».
«Оса» также сообщала о том, что фашистское командование ищет безопасный путь прохода через Брянские леса на правый берег Десны. О сроках эвакуации бригады Каминского в Лепель (Белоруссия), о передвижениях других частей.
Особую ценность имел пакет, который из рук в руки передал Андриевский майору Засухину. Чекисты переслали его в Москву. Оттуда получено заключение специалистов: эти важные сведения не только о «Виддере», но и о другом немецком разведоргане — «Принце Евгении». Достать их было крайне трудно. Майор отлично понимал, что это было сопряжено с огромным риском.
На одной из очных встреч с майором Засухиным Андриевский сообщил, что при поездке в Брянск он поближе познакомился с командиром роты армянских легионеров Хачатуряном, которая охраняет железнодорожное полотно между Навлей и Холмечами. По мнению Андриевского, Хачатуряна можно использовать, чтобы организовать переход роты на сторону партизан: из роты несколько человек сбежало в лес, и командир это скрывает от немцев. Засухин поблагодарил Андриевского за сообщение и обещал что-нибудь сделать для перевода роты к партизанам.
Через несколько дней из тайника извлекли следующее письмо:
«После нашей встречи я вернулся на ст. Холмечи, все благополучно. Решил выполнить начатое мною дело с армянским батальоном, который находился на ст. Холмечи, а на 10/VIII-1943 года находился на станции Кокоревка.
Я от вас, тов. майор, поехал в Кокоревку, где собрал своих людей, которые давно меня ждали, так как я решил поднять восстание в случае, если не наладится связь с объединенным штабом. Итак, на ст. Кокоревке мои единомышленники мне заявили, что большая часть солдат на нашей стороне, т. е. на стороне восстания, и ждут сигнала.
Учитывая это, я не поехал дальше, а остался на ст. Алтухово, где повел свою работу. Беседовал с командирами взводов, а также с командиром роты Хачатуряном Мусой, которому я дал карту, а для его помощника, по имени Володя, дал пароль: «Я люблю Кавказ. Борис «А».
Это донесение «Осы» не на шутку встревожило майора. Андриевский развил активнейшую деятельность. И пытается делать больше, чем от него требуется сейчас. Однажды вызвался взорвать железнодорожный мост между Локтем и Погребами, заверял, что сделать это — сущий пустяк. Засухин не разрешил. Еще через некоторое время Роман попросил прислать бесшумные приспособления к оружию. Он надеялся, что ему не откажут: Андриевский разработал план покушения на самого обер-бургомистра Каминского. Как ни велик был соблазн принять этот план (в особом отделе уже вынашивали замысел уничтожить обер-предателя), майор все же не дал согласия: дело «Осы» и его людей — сбор разведывательных данных, а для других операций имеются другие исполнители.
И вот теперь — «я решил поднять восстание». Было видно, что на этом «Оса» не остановится. Он слишком рискует. Его надо уберечь от чрезмерной опасности — в сердце «Виддера» нужен свой человек.
В тайник опускается приказ майора:
«Категорически запрещаю рисковать с разложением солдат «РОА», это в определенное время может вас провалить, от этой работы откажитесь».
Однако начатую «Осой» работу все же хотелось довести до конца, но уже без участия Андриевского — он пусть занимается другими делами. Чекисты встретились с двумя солдатами из роты легионеров, которые перебежали к партизанам. Их уговорили возвратиться в свое подразделение, подробно проинструктировали. Они переоделись в ту же немецкую форму и прибыли к легионерам. Им не потребовалось времени на прощупывание настроения каждого из них — это они знали превосходно, поэтому действовали весьма решительно. Вскоре рота в полном составе перешла на сторону партизан. Правда, пятерых легионеров, поднявших было тревогу, не досчитались.
А от «Осы» поступило новое сообщение: Гринбаум забросил к партизанам еще пять агентов, все они имеют задания террористического характера. Трое из них должны явиться с повинной. Двух следует обезвредить.
С повинной явились двое. Майор вызвал к себе начальников отделений особого отдела: во что бы то ни стало нужно выловить еще трех лазутчиков. Приметы их известны. Об этом были предупреждены командиры и комиссары бригад и отрядов. Через короткое время два террориста были арестованы. А одного так и не удалось задержать.
После этого Засухин встретился с теми двумя, которые пришли с повинной, — Котовым и Харьковым. Они подтвердили: зондерфюрер дал им задание убить командира и комиссара одной бригады, но они не хотят быть изменниками. Майор задумался: искренни ли их признания, не является ли эта явка какой-то хитростью? Как будто искренни. И «Оса» предупреждал: явятся сами… А что, если и их использовать так же, как Елисеева и Колупова? Безусловно, риск есть. Но зато, в случае удачи, отдача «сотрудничества» с «Виддером» возрастет. И майор принимает решение: возвратить Котова и Харькова в Локоть. Когда Засухин объявил им о своем намерении, они заколебались: это не входит в их планы, и зондерфюрер не поверит.
— Поверит, — многозначительно сказал майор. — Вы доложите Гринбауму, что выполнили его задание. Он и сомневаться не станет.
…В бригаде быстро разнеслась весть о гибели начальника штаба бригады. Он убит неизвестными, когда возвращался из объединенного штаба. Убийцам удалось скрыться. Тут же вышла листовка, в которой партизаны предупреждали, что за смерть начальника штаба фашистские захватчики расплатятся во сто крат своей кровью. 500 экземпляров листовки советский самолет выбросил вблизи поселка Локоть — крепости бригадного генерала Каминского.
А «убитый» начальник штаба в это время уже был в Ромасухских лесах, в том же качестве, но в другой бригаде.
Котов и Харьков спустя несколько дней подробно рассказывали зондерфюреру о «своей операции».
О деятельности «Осы» и его группы стало известно Государственному Комитету Обороны.
Женя Присекин нервничал.
— Заметно, — проходя мимо, предупредил Елисеев.
Присекин кивнул: понял.
Да, надо вести себя спокойнее. Но попробуй сохрани хладнокровие, если все внутри кипит от злости и досады.
…Когда Борис открылся ему, Женя испугался: немецкий разведчик — вовсе не немецкий разведчик? Не ловушка ли это? Даже когда убедился в том, что Борис не способен на такой грязный прием, все равно страх не проходил. Напротив, нарастал. И вдруг Присекин понял: боится он не предложения Бориса, не той опасности, которая окружит его, когда он примет это предложение. Он боится завтрашнего дня. Вот-вот надо срываться с насиженного места и уходить невесть куда, вместе с отступающей «непобедимой» германской армией. Что его ждет? И где — вдали от Родины? Тоскливо и страшно даже подумать об этом. Но и оставаться ему нельзя — не простят, несмотря на ветреность молодости. Виноват он сам. Если бы только не страстная увлеченность радиоделом, он не оказался бы здесь, в этом «осином гнезде». Старался себя убедить в том, что ничего вредного он не делает, — никого не убивает — лишь отстукивает морзянку. Но разве этим самым он не помогает убивать своих? Тех, кто выпестовал его, кто научил его любить жизнь? И вот за это такая неблагодарность. Подло, мерзко…
За несколько дней он заметно осунулся. И без того худощавый, теперь он выглядел изможденным, надломленным. Стал молчаливым, замкнутым.
Эти перемены не могли не броситься в глаза Гринбауму. Но зондерфюрер расценил по-своему: немецкие войска потерпели сокрушительное поражение на Курской дуге, каждый преданный Германии человек болезненно переживает эту неудачу. А считать таковым Присекина зондерфюрер имел основания: мать у него то ли немка, проживавшая в Польше, то ли полька, родившаяся и проживавшая на немецкой земле.
