Обратный счет - Зосимкина Марина (бесплатные версии книг txt) 📗
Где прокол, в чем это я справиться с собой не могу?
Все просто, ревность. Разве женщина виновата, что ты ее ревнуешь?
Конечно, можно совладать с приступами воющей тоски, если заняться чем-
нибудь полезным и увлекательным. Можно справиться и с другими приступами,
не такими тонкими, полчасика помутузив боксерскую грушу или потягав
хороший вес на грифе. А как быть с ревностью, если все на глазах? Да и без
реальных сцен ему воображения хватает.
Он выяснил про нее много разных подробностей, подключив законные и
не вполне законные источники, перепроверяя и сличая. Не было противоречий.
Не было! Ей приписывали много разных грешков, но чем она себя не
опорочила, так это супружеской изменой, хотя именно в этом ее подозревали
многие, если не все. Слишком яркая, слишком своенравная, чтобы, как
простолюдинка из села, хранить верность похабнику-мужу. Что у нее муж
именно такой, Лапин тоже выяснил. Он должен был бы успокоиться на этот
счет, но ревность все равно его не отпускала.
Потому что Лапин к этой женщине прилип. Хорошее слово? Вопрос
спорный, но ему не хотелось уличать себя в том, что влюбился. А прилип – это
другое, это что-то попроще, поприземленнее. Прилип, однако пыжится
отлипнуть. Ну, а теперь ответь, зачем пыжишься и почему.
И он ответил. Во-первых, он не верил, что сия до цинизма
здравомыслящая леди может быть бескорыстной. Наверно, она с молодости
была такой – практичной и расчетливой. Значит, она примет предложение, гм,
да о любом предложении можно порассуждать, так вот, она предложение его
примет, но только из соображений корысти. В ее глазах несимпатичный и
немолодой Лапин будет смешон, и смеяться над ним она, вполне возможно,
будет с кем-нибудь менее смешным, хоть и меньше обеспеченным. Гнусно,
конечно, о ней так думать, но он тоже реалист. Потому, кстати, и разбогател.
Тут он внезапно представил, как они с Надюшей мчатся в его
автомобиле: лето, ветер бьет в лицо через открытые ветровики, небо синее, а
они едут к морю. Просто дикарями к морю. Сейчас дикарями к морю никто не
ездит, так, чтобы палатку на побережье разбить, костерок зажечь и сварганить
на нем макароны с тушенкой. А ему вдруг очень этого захотелось, чтобы
смеялась она своим радостным смехом, и плечи ее были голые и слегка
обгоревшие, и чтобы болтали они о ерунде, а вечером чтобы она ему под
гитару спела. Только ему одному. А он, может быть, ей тоже тогда споет песню,
которую они с пацанами привезли из Афгана.
Лапин встал из-за стола, подошел к окну с опущенными жалюзи.
Раздвинул и посмотрел на улицу. Синего неба из мечты там не оказалось.
Он подумал: «А во-вторых, я хочу, чтобы она меня любила. Но это на
заказ не делается. А это значит, что, если я ее не уволю, она будет улыбаться
всем наладчикам, технологам, лаборантам, и зануде Исаеву, и Берзину, который
и так смотрит на нее во все глаза, как восторженный подросток. Интересно, чем
она смогла его зацепить?»
В его голове мелькнуло какое-то воспоминание, что-то связанное с ними
обоими и еще почему-то со Шведовым Анатолием. И он вспомнил. Точно! Это
было полтора года назад, осенью. Иван как раз собирался заключить свой
первый контракт с китайцами. В это время в цеху и произошел неприятный
инцидент, исчез один из опытных образцов уникального прибора,
разработанного людьми его корпорации. Они даже патент на него тогда
оформили, чтобы предотвратить кражу технической идеи. Но произошла кража
готового продукта, и именно эта женщина придумала, как поймать вора и
вернуть прибор. Лапин тогда, кажется, премию ей какую-то собирался выписать.
Интересно, выписал? Как же он про этот случай забыл?!
Он почувствовал нечто, похожее на тщеславное восхищение и начал
понимать своего начальника безопасности. Действительно, если бы тогда
Надежда не выступила со своей идеей, многим бы не поздоровилось, но ведь
дело не только в снесенных головах. Если бы конкурентам все-таки удалось
выкрасть изобретение, прежде всего сам Лапин понес бы убытки и навсегда
упущенную выгоду. Не говоря уже о том, что обидно. Когда у тебя что-то крадут,
всегда обидно.
Да ё-моё, такую женщину не то что генеральным администратором,
генеральным советником следует сделать, а заодно – главным доверенным
лицом.
Лапин напоследок взглянул вниз, на тротуар и мостовую их переулка и
увидел свою Надюшу в той самой белой пушистой шубке и смешной маленькой
шапочке, и увидел, как какой-то мелкий хлыщ в куцей дубленке обнимает ее за
талию, и как они оживленно переговариваются, стоя над раскрытым багажником
синего «Фольксвагена» с иногородними номерами.
– Выходит, к морю ее повезет кто-то другой, – мрачно проговорил Иван
Лапин и размашисто поставил подпись на ее заявлении.
Феликс с изумлением посмотрел на застывшую от ужаса Надежду,
перевел взгляд в сторону сумки, лежащей на заднем сидении, вновь
непонимающе уставился на Надю и спросил с легким раздражением:
– Мышь увидели?
– Что у вас в сумке? – прошептала она, уже несколько успокоенная.
Феликс перевалился через спинку своего кресла, вытащил баул, устроил
его в промежутке между сидениями и извлек наружу пенопластового шляпного
болвана с надетым на него косматым париком, черным, как вороново крыло.
– Вас это так взволновало? Это часть моего сценического костюма. Не
признался бы никогда, но раз уж вы так изумились при виде парика в сумке, то
сообщаю – я рок-музыкат. Мы с друзьями в свободное время так отдыхаем, рок-
композиции исполняем на вечеринках. На своих вечеринках, не за деньги. Я
достаточно обеспечен, чтобы валять дурака для души бесплатно. У меня в
багажнике костюм целиком. Показать?
Надя кивнула.
Феликс вздохнул, пробормотал под нос: «Зачем я это делаю?» и вышел
из машины, Надя направилась следом. Феликс поднял крышку багажника, и она
увидела пухлый кожаный чемодан, лежащий поверх запасного колеса и
канистры для бензина.
Зубов подтянул чемодан к себе, щелкнул замками. Под крышкой
топорщилось что-то черное, кожаное, в металлических заклепках и шипах.
Феликс черно-кожаное извлек, встряхнул и расправил. Брюки, куртка-косуха,
бандана. В отдельном пакетике у него были уложены какие-то ремни и
ошейники, также пестрящие клепками и шипами. Имелись даже короткие сапоги
с металлическими клювами на мысках и шпорами на пятках.
«Ай да бизнесмен из провинции», – удивилась про себя Надежда и
посмотрела на Феликса внимательно. Ей стало любопытно, чем он там у себя в
глубинке занимается, и она его об этом спросила, когда они вновь вернулись в
салон автомобиля.
– Ну чем мы можем заниматься у себя в глубинке? Выращиваем и
консервируем, чем же еще? У нас фермерские хозяйства в области неплохие,
так вот я, например, овощи у них скупаю и перерабатываю, а здесь в Москве
ищу сбыт. Мой бренд уже достаточно известен, я вам сейчас одну этикеточку
покажу, может, узнаете. Конечно, с белорусами конкурировать трудно, но свою
часть рынка я отвоевал.
Он порылся в бардачке, из которого зашелестев, просыпались Наде на
сапоги какие-то квитанции и чеки, отыскал этикетку овощного ассорти,
маринованного, слабосоленого и, протянув, проговорил:
– Вот такая моя продукция. Сейчас расширяться хочу, дополнительный
цех запускаю.
Надя повертела в руках огуречно-помидорную бумажку и вежливо
произнесла:
– Красивая этикетка. И название продукта не избитое. Обязательно
куплю, чтобы попробовать.
– Так о чем вы хотели со мной посоветоваться? – вытащив у нее из
пальцев образец наклейки, вернул разговор в прежнее русло бизнесмен Зубов.
