Молчание сфинкса - Степанова Татьяна Юрьевна (книги онлайн бесплатно TXT) 📗
– Вон там, – Кулешов махнул рукой в направлении станции, – примерно в километре отсюда.
– Всю одежду с нее и все его шмотки – на экспертизу. На кровь, на микрочастицы и на все остальное.
– Сделаем немедленно. А мы с тобой, Никита Михайлович, на переезд? – Кулешов вытащил телефон – звонить в Воздвиженское в отделение, чтобы там изъяли верхнюю одежду у задержанного Мячикова.
Шлагбаум на переезде, когда они подъехали, был закрыт. Сигнал семафора – красный. А шоссе в ту и другую сторону было совершенно пустым. Зато из окна сторожки железнодорожников сочился на улицу тусклый свет. Рельсы блестели под дождем как лакированные. Вдалеке слышался шум приближающегося поезда.
– Марья Никифоровна! – Кулешов забарабанил кулаком в дверь сторожки.
Наплывающий грохот колес, лязг – тяжелый товарняк переезжал переезд. Никита на секунду совершенно оглох. Вагоны, вагоны, груженные лесом, углем, цистерны, цистерны, контейнеры с песком…
– Марья Никифоровна!!!
– Хто там еще? Хто тепается? Хто такие? – послышалось из-за двери.
– Марья Никифоровна, милиция. Откройте, пожалуйста.
Дверь приоткрылась, затем распахнулась, и они вошли. В железнодорожной сторожке была всего одна комната и один обитатель – дежурный Марья Никифоровна Дуля. Примерно так, судя по звучной фамилии, Колосов эту царицу поездов себе и представлял: рост ниже среднего, вес выше нормального, волосы седые, собранные в пучок, лицо мясистое, в красных прожилках, руки крестьянские, привычные к тяжелому труду. На литом торсе – традиционная оранжево-дорожная безрукавка.
– Заходьте, заходьте, товарищи, сырости мне не напустите, – басом пригласила их Марья Никифоровна.
В комнатке всю стену занимал электрический щит-переключатель семафора. У окна оставалось место лишь для маленького стола и двух табуреток. Зато на столе свистел-закипал электрический чайник, стояла початая бутылка пива «Арсенальное» (с мужским, естественно, характером) и покоилась на тарелке с голубой каемочкой обезглавленная копченая скумбрия.
– Заходьте, дверь плотнее прикрывайте, – Марья Никифоровна сложила руки на груди. – Ну?
– Убийство у нас, – не таясь, сообщил ей Кулешов.
– Ну! – Марья Никифоровна всплеснула руками. – Далече?
– Недалеко от платформы, – сказал Колосов. – Мы бы хотели узнать у вас – вы с какого часа здесь, на переезде, сегодня дежурите?
– Как по графику положено, с семи тридцати. Я своего Митрича сменила, – Марья Никифоровна повернулась к Кулешову – человеку здешнему. – Митрич-то мой захворал. Прострелило ему всю поясницу.
– Сегодня, примерно с восьми часов до двенадцати, какие машины здесь у вас проезжали, останавливались? – спросил Никита.
Марья Никифоровна как рентген сверлила его взором.
– Утром-то? Да в двенадцать колонна воинская проходила. Одни грузовики.
– А до этого? Раньше? Часов в девять-одиннадцать?
– Милый, а кого убили-то? – спросила Марья Никифоровна.
– Профессоршу из Лесного, реставраторшу, – ответил Кулешов.
– Это полную-то такую, в очках, что в церковь нашу все ходила, к отцу Димитрию?
– Нет, подругу ее, Наталью Павловну, которая профессор-искусствовед из Москвы, – сказал Кулешов. – Она на станцию шла утром, видно, на электричку спешила.
– Видала я ее, тоже в церкви нашей видала, – Марья Никифоровна покачала головой. – Представительная женщина, солидная… Ох, горе-то. И что же это такое тут у нас делается-то? Прямо оторопь берет. Кто ж это у нас тут такой завелся-то? Нелюдь-то?
– Ищем мы, Марья Никифоровна. Видишь, только с места, оттуда. Промокли все до нитки.
– Так чайку, может, горяченького? Или пивка вон – согреться?
– Нет, спасибо, некогда нам, – сказал Колосов. – Так вспомните, пожалуйста, какие машины тут утром проезжали?
– Да проезжали, разве все вспомнишь? Военные вот, потом перед ними-то самосвал был перхуровский, почтовая одна была. Продуктовая в магазин, в Воздвиженское. И эта была тоже – та, на которой профессорша-то ваша тут прежде ездила.
– Какая эта? Чья? – спросил Никита.
– Да Малявина. Иномарка-то иностранная которая. Она самая и была. У шлагбаума тут стояла – я как раз скорый пропускала пятьдесят седьмой в десять десять.
– В десять минут одиннадцатого? – переспросил Никита. – И Малявин останавливался тут на переезде? Вы его самого видели за рулем или только его машину?
– А как же? И машину, и его самого видала. Курил он папироску все в окно, пока поезд-то ждали, – Марья Никифоровна покачала головой. – Ой-ей, как теперь ходить-то нам тут, как жить? Кто ж это творит-то все? А мы со стариком-то моим Митричем одни ведь в доме. И он с утра пластом уж лежит, поясница у него…
– А куда Малявин ехал? В какую сторону? – спросил Никита.
– Туда, куда ж еще? Тут одна дорога – прямо все, прямо, – Марья Никифоровна Дуля ткнула рукой в окно. – Назад-то он, видно, другим путем вертался. Не здесь. А машина-то у него приметная, солидная. С нашими замухрышками не спутаешь.
