Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
— Картинка занятная, — согласился Петровский. — Только это все предположения, догадки, умозаключения. Может, так, а может, и не так. А нам нужны факты, доказательства, улики. Надо думать, как их добыть. С обыском к Ожогиной идти рано, а вот посмотреть за ней стоит. Очень хорошо посмотреть. Проверить связи, знакомства…
— Владимир Степанович, — вступил в разговор Зайцев, — я думаю, стоит наложить арест на почтово-телеграфную корреспонденцию Ожогиной. Если этот ее Леша подался в бега, он может подать о себе весть.
Петровский несколько мгновений поразмышлял.
— Хорошая мысль. Готовьте постановление, я санкционирую.
Я думал, что на этом наша беседа закончится, но прокурор вновь обратился к Есину:
— Как идет работа по установлению личности Леши?
— Пока результатов нет.
— У меня на приеме был сегодня гражданин Алексей Воронин. Жаловался, что его без всяких оснований инспектор Виноградов задержал возле работы, привез в райотдел и два часа допрашивал, заявив, что он подозревается в убийстве. Как прикажете это понимать?
Есин немного помолчал, и я представил, что он в этот момент думает о Виноградове.
— Ошибка произошла. Виноградов работник молодой, старательный… Данных о преступнике почти никаких нет, работаем вслепую… Все приметы — имя и красный свитер… Вот он и вышел на этого Воронина…
— Так вы собираетесь всех, кто красный свитер носит, через ИВС пропустить?
— Ну зачем же так, Владимир Степанович? — Есин попытался перейти в контратаку. — Надо же и нас понимать. Люди стараются, ночей не спят, ищут на ощупь… Ошибки тут вполне возможны. Тем более Виноградов — работник неопытный…
— Вы это бросьте, — жестко сказал Петровский. — Виноградов неопытный, пусть так, а вы для чего? Вы-то, я надеюсь, себя новичком не считаете? Так извольте контролировать работу подчиненных!
Есин хотел что-то сказать, но вовремя передумал. Петровский был прав.
— Если нечто подобное повторится, дело кончится дисциплинарным преследованием. — Посмотрев на красное лицо Есина, Петровский, очевидно, решил, что с него хватит, и обычным тоном закончил:
— Можете быть свободны. Если появится что-нибудь интересное, докладывайте в любое время.
— Ну, досталось на орехи? — весело спросил Зайцев, когда мы вышли из кабинета прокурора. — Шеф сегодня не в духе. Нам он с утра тоже разнос устроил.
Обговорив со следователем некоторые детали, мы с Есиным вернулись в отдел.
Утро, как обычно, началось с телефонных звонков: оперативного работника легче застать на месте в начале дня, поэтому в это время на нас обрушивается колоссальный поток информации. Когда лавина звонков начала иссякать и паузы между ними становились все длиннее, на связь вышел Зайцев.
— А где начальство? — спросил он, поздоровавшись. — Все утро не могу никого поймать.
— Начальник — в исполкоме, Фролов с Есиным — в управлении. Зато Крылов, как всегда, на месте, — бодро ответил я.
— Ну давай тогда быстро ко мне, есть новости, — чувствовалось, что у Зайцева отличное настроение.
— Что же за новости? — полюбопытствовал я.
— Не по телефону. Приезжай, увидишь.
Такой ответ окончательно заинтриговал меня, и я отправился в прокуратуру.
— Ну, что нового у сыщиков? — весело встретил меня Зайцев.
— Я чувствую, что у следователя больше новостей.
— Это точно! — радостно засмеялся Зайцев. — Ну а все-таки, как себя ведет Ожогина?
— Очень скромно. С работы — домой, из дома — на работу. Контактов с прежними знакомыми не поддерживает, не выпивает. Прямо не узнать…
— Очевидно, чего-то ждет, — прищурился Зайцев. — Скорее всего ждет перемен в своей судьбе. И недаром — ей поступило письмо. Правда, она его еще не получила.
Тут я вспомнил, что Зайцев наложил арест на корреспонденцию Совы, и, хотя никогда не считал эту меру достаточно эффективной, почувствовал, что на этот раз я ошибся.
— Где же это письмо?
— А вот оно. — Зайцев бросил на стол синий прямоугольник. Я осмотрел конверт.
Письмо было отправлено из Одессы пять дней назад. Ну и темпы у нашей почты! В графе «Обратный адрес» стояла неразборчивая закорючка.
Я вынул из конверта исписанный листок и бегло прочел его.
— Ну, что скажешь? — поинтересовался Зайцев.
— Странное письмо. — Я стал читать еще раз, более внимательно. Послание было коротким: «Здравствуй, моя дорогая Галочка! Привет тебе и горячая любовь с берега синего моря. Приехала сюда, потому что тут есть друг, с которым мы работали у хозяина. Как поживает Ира, спрашивала ли она про меня? Деньги у меня кончились, вышли сколько можешь на Главпочту, до востребования. Скоро мы с тобой встретимся, и все будет, как я обещала. Если Ира сильно мною интересуется, сделай, как договаривались. Целую тебя сто раз в губки, твоя подруга Тамара».
— Странное письмо, — повторил я. — Я не могу понять, в чем тут странность.
— Я тоже не сразу понял. Ну, во-первых, кто такая Тамара? Таких подруг у Ожогиной нет и не было.
— Предположим, мы ее просто не знаем… Это может быть давнее знакомство, дружба детских лет…
— Допустим. Но писем-то Ожогина раньше не получала ни от Тамары, ни от кого бы то ни было. Я специально допросил по этому поводу почтальона. К тому же, судя по тону письма, Тамара и Ожогина виделись не так давно. А все ее последние связи нам известны. И еще одна деталь: письмо от подруги, а в тексте — «горячая любовь», «целую сто раз в губки». Женщина своей подруге этого писать не станет.
Тут явно мужской стиль.
— Да, пожалуй. Значит, «Тамара» — это он?
— Похоже на то. И вот еще что, тут есть блатной жаргон: «работали у хозяина» — это понятно: вместе отбывали срок. А вот что такое «Ира»? Похоже, это тоже условное словцо, ведь подруг и знакомых с этим именем у Ожогиной нет.
— Что будем делать? — спросил я.
— Вот тебе фотокопия, покажи ее кому-нибудь из старых работников, кто хорошо знает «музыку», а через часок я зайду к вам, и мы поговорим.
Есин был уже на месте, и я дал ему прочесть фотокопию письма.
— Интересно, — хмыкнул он. — «Ира» на блатном языке означает уголовный розыск, милиция. Значит, если мы интересуемся «Тамарой», Ожоги — на должна что-то сделать. Что же?
Этого мы знать не могли.
Пришел Зайцев, и, поразмышляв, решили «расшевелить» Ожогину. Я тут же отнес ей повестку с вызовом в прокуратуру.
В этом учреждении ей бывать раньше не приходилось, к тому же она знала, что следователи прокуратуры обычно ведут дела об особо тяжких преступлениях, поэтому в кабинет к Зайцеву Ожогина пришла уже в состоянии сильного смятения.
Зайцев в течение двух часов выяснял, что ей известно об убийстве на пустыре, как фамилия Леши, где он сейчас и почему она отрицала знакомство с ним на предыдущем допросе. Сова клялась, что ничего не знает об убийстве, что не знает никакого Лешу, кричала, что ее оговаривают недруги, умело пускала обильные слезы.
Напоследок Зайцев предупредил ее об ответственности за укрывательство убийцы.
Ожогина выскочила из прокуратуры как пробка из бутылки. Лицо ее было покрыто красными пятнами, на щеках застыли потоки размазанных слез. Вся ее фигура и движения выдавали крайнюю степень возбуждения. Не глядя по сторонам, она быстрыми шагами направилась к своему дому.
Я вел ее до самых ворот и увидел, как она, заметив в почтовом ящике конверт, всплеснула руками и долго не могла открыть дверцу, а потом, прижав письмо к груди, скрылась в квартире.
Рапорт. «Сообщаю, что около 17 часов гр. Ожогина вышла из своего дома со свертком в руках и направилась к южной окраине города. Неподалеку от городской свалки Ожогина выбросила сверток в заросший бурьяном овраг, после чего была мною задержана, а сверток изъят. В нем оказались коричневые мужские ботинки сорок первого размера…»
