Смерть на кончике хвоста - Платова Виктория (полная версия книги .txt) 📗
— Ну, — смутился Воронов, — для этого вовсе не обязательно быть психологом. Есть вещи, которые лежат на поверхности.
— Ну, хорошо. Допустим, он увидел знакомый телефон. И клюнул на эту удочку. А дальше?
— Дальше он будет форсировать знакомство. Я в этом почти уверен.
— И как я… Как героиня объяснит наличие телефона у себя в книжке?
— Масса вариантов. Масса. Она может назваться старой подругой. Коллегой по работе.
— Вы забыли… Мы до сих пор не выяснили, где работает Дар… пропавшая.
— Упущение. Но думаю, что, когда героиня дозреет до культпохода в кафе, она уже будет многое знать.
— А если нет?
— Тогда мы нарушим поступательное движение интриги.
— И все-таки. Прокол, героине ничего не удалось узнать. Что тогда?
— Тогда? — Воронов на секунду задумался. — Тогда можно использовать нейтральный вариант знакомства в косметическом салоне. На почве покраски волос. Или что-нибудь в этом роде.
— Слабовато, — впервые Наталья решилась возразить Воронову.
— Я не претендую на оригинальность. Можно поискать убедительные варианты. Не думаю, что это будет так уж сложно…
— А потом? Что она должна делать потом? Часы с козлоногим сатиром, стоящие на комоде, вздрогнули и мелодично пробили десять ударов.
— Вам пора, — без всякого сожаления сказал Воронов. Теперь, когда ее школьное время вышло, Наталья показалась ему досадной помехой, дилетантскими веригами на стройных щиколотках классического детектива.
— Да.
Не стоит настаивать на продолжении беседы, в неравной схватке с развалюшкой-"Ундервудом" она обречена на вечное поражение. И все же Наталья не удержалась:
— Вы не проводите меня?
— Верхний замок, — равнодушно бросил Воронов, распечатывая новую пачку бумаги. — Только верхний, других не касайтесь. Поверните его вправо. Два оборота. И, ради бога, не трогайте руками цепочку, она уже давно на ладан дышит…
10 февраля
Леля
Туповатая обслуга «Диких гусей», отвергнув фотографию из бумажника Радзивилла, оказалась не в состоянии описать его спутницу. Леля понял это сразу, едва лишь все эти холеные работники европеизированного общественного питания сгрудились вокруг компьютера Сани Гусалова.
— Ну что ж, приступим, господа, — Саня подмигнул присутствующим. — Фоторобот — вещь серьезная, так что попрошу вас быть предельно внимательными.
Господа с готовностью затрясли иссиня-выбритыми подбородками.
Через двадцать пять минут общими усилиями был собран портрет манекенщицы Линды Эвангелисты. Еще через полчаса, когда метрдотель вспомнил о маленькой родинке над губой неизвестной блондинки, — пришла очередь Синди Кроуфорд. Затем последовали Клаудиа Шиффер, Марла Хансон и безымянная моделька, рекламирующая по телевизору мужскую туалетную воду «Эгоист».
— Послушайте, друзья мои, — взмолился наконец Саня Гусалов. — Она случайно не была негритянкой?
— А почему она должна быть негритянкой? — насторожился метрдотель.
— Ну, это обстоятельство резко сузило бы круг поисков. Развесили бы на каждом стенде Наоми Кэмпбелл — и дело с концом!
Выпроводив из кабинета стаю незадачливых официантов, Леля вернулся к оперативнику:
— Что скажешь?
— Козлы, — процедил Гусалов. — Извращенцы. Только и умеют, что водку разливать и хоботами над «Плейбоем» трясти!
— Ну, кое-что мы все-таки узнали, — Леля сделал примирительный жест рукой.
— Интересно, что именно?
— Похоже, что последняя подружка Радзивилла была манекенщицей. И при этом — высокооплачиваемой.
— Откуда такие скоропалительные выводы, Петрович?
— Все эти манекенщицы, которых они нам здесь подсунули, мирового уровня. Известность, как у кинозвезд! А она — та барышня, которую мы ищем, — очень на них похожа.
— Они все похожи. Как близнецы-братья. Длинные ноги, длинные зубы и плоский зад. И у каждой — заметь, у каждой! — по два глаза, два уха и две груди.
— Ты еще скажи — по пять пальцев на руке! Помнишь, что говорила жена покойного? Радзивилл не пропускал ни одного стоящего бикини и заседал в жюри всех конкурсов красоты. А куда идет уважающая себя мамзель после конкурса красоты? Не на хлебозавод же и не в городскую службу по озеленению, а в манекенщицы!
— И что ты предлагаешь?
— Прошерстить все мало-мальски известные агентства. Вдруг кто-то всплывет… Тем более что предыдущая пассия Радзивилла тоже работает моделью. В агентстве «Ингрид». Ее зовут Ксения Никольская.
Саня, все это время пытавшийся пристегнуть к лицу Синди Кроуфорд подбородок известного боксера Майка Тайсона, даже присвистнул.
— Откуда такие сведения?
— Двоюродная сестра покойного, Агнешка Радзивилл, содержит городскую квартиру Радзивиллов. Она-то и навела на Никольскую.
…Визит Лели на Ланское шоссе оказался чрезвычайно занимательным.
Такой же занимательной оказалась и сама Агнешки Радзивилл, сорокалетняя старая дева с огромными руками и угрожающим размером ноги. Агнешка добрых пять минут рассматривала удостоверение Лели и только потом пустила его в квартиру. Но дальше небольшого холла, следующего за прихожей, дело не пошло. Леле было предложено кресло в простенке между двумя завешенными черной тканью зеркалами. И чай. Последнее скорее по инерции: двоюродная сестра Радзивилла была вышколенной прислугой. До переезда в Питер она работала сестрой-хозяйкой одного из санаториев в Трускавце.
Получив небольшой поднос с чаем и поминальным песочным печеньем, Леля приступил к беседе.
Но беседа не задалась с самого начала: всему виной был демонстративно-отвратительный язык, на котором изъяснялась домработница. Несмотря на семь лет, проведенные в Питере, Агнешка говорила на ужасающей смеси польского и украинского и в ее односложных репликах доминировало выражение «матка бозка». Она — единственная из всех! — казалась по-настоящему убитой горем. Ее некрасивое лицо, испещренное красными прожилками, постоянно морщилось от боли. А в глазах стояли тихие слезы. Спустя полчаса из нее удалось вытащить информацию о последнем дне Радзивилла. Ночь со второго на третье февраля брат провел дома. Утром, как обычно, в 8.15 за ним пришла машина. Он сообщил сестре, что четвертого уезжает, ночевать на городской квартире больше не будет, и попросил собрать вещи.
— Какие? — сразу же поинтересовался Леля.
— Шкарпетки, — изрыгнула из себя Агнешка. — Бшизну. Двi пари носовичkiв… Краватку…
«Кровать-то ему зачем?» — с ужасом подумал Леля, но промолчал.
— Последнюю ночь он должен был провести в своем загородном доме?
— Про це вiн нiчого мени не казав.
Получив подобную отповедь, Леля вынул из кармана следственные трофеи: два ключа на кольце и фотографию блондинки.
— Узнаете? — коротко спросил он у домработницы. От ключей Агнешка отреклась сразу, а фотографию девушки рассматривала довольно долго.
— Повiя — наконец сказала она.
— Это имя или фамилия? — оживился Леля.
— Усе разом. I усi вони — повiї. О, матка бозка, як я їх ненавиджу! — Статичное лицо Агнешки Радзивилл было больше не в состоянии справляться с эмоциями: оно пошло пятнами и чудовищно исказилось.
— Вам плохо? — робко поинтересовался Леля.
Агнешка не удостоила его и взглядом. Она поднялась и направилась в глубь квартиры — чтобы привести себя в порядок и положить валидол под язык, не иначе. Воспользовавшись отсутствием хранительницы очага, Леля рысью обежал холл и толкнул первую попавшуюся дверь.
Это была комната Агнешки Радзивилл. Он понял это сразу: по запаху ладана, узкой монашеской койке и по статуе Девы Марии в ее изголовье. Противоположный от койки угол занимал задрапированный белым иконостас из фотографий покойного Радзивилла. Перед фотографиями потрескивали витые свечи и лежали гирлянды из навощенных полумертвых глициний.
«Просто культ какой-то, последнее прибежище безутешной сектантки», — Леля поежился.
И действительно, религиозный экстаз домработницы выглядел диковато: комнате не хватало лишь скульптурной Пьеты с распятым Радзивиллом и коленопреклоненной Агнешкой. Леля подошел к глициниям и воззрился на фотографии покойного: судя по всему, Агнешка собирала их не один год, а возможно, просто крала из многочисленных семейных альбомов.
