Ярость жертвы - Афанасьев Анатолий Владимирович (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
Наугад я набрал девятку, и в трубке загудел сиплый междугородный зуммер. Позвонил в контору Георгию Саввичу и застал его на месте. После того как он меня узнал, мы некоторое время молчали.
— Плохо? — спросил я.
— Есть кое-какие неприятности, — наконец отозвался шеф. — Сам где?
— В командировке.
— Понятно… — Он еще помедлил, и я догадался, что кто-то есть в кабинете.
— Вам неудобно говорить?
— Погоди, дорогой, сейчас… — Я ждал, глядя в испуганные Катины глаза.
— Саша, Саша! Ты слушаешь? — нормальный бодрый голос.
— Да, Георгий Саввич.
— Ох, чертяка, напугал ты нас! Я ведь думал, уже тебя приконопатили.
— Могло быть и так.
— Саша, ты в надежном месте?
— Вполне.
— Слушай внимательно, я коротко. Ты прячься покуда, понял? Не высовывайся, пока не скажу. Наезд солидный, не скрою, но скоро все уладится. Саша, ты понял?!
— Где Гаспарян? Может быть…
— Эта сволочь в бегах. За бугром. Но его вины нету. Он сам горит. У них там очередной пересменок. Ничего, переждем. Поверь, я рад, что ты живой.
— Взаимно. Берегите себя.
— Саша, позвони через два дня.
— До свидания, Георгий Саввич.
— До свидания, дорогой. Помни, надо переждать.
Следом я звякнул родителям, но там никто не ответил. Это было странно. В это время мать обыкновенно готовит обед. Я позвонил Зурабу — тот же результат. Набрал номер Коли Петрова — и там никого. С каждой минутой крепло чувство, что пытаешься пробиться в какую-то вязкую пуЬтоту.
Влетел «подмосковный карп» с бутылкой в руке, возбужденный, одухотворенный:
— «Кристалловская». Прямо с завода. Прошу!
— У вас бывает так, — спросил я, — чтобы линия не соединяла?
— Сколько угодно. Вот наоборот — редко, — он совал мне свою несчастную добычу, бутылку «Столичной», но я молча его отстранил и увел Катю на улицу. «Не понял!» — донеслось нам вдогонку.
Катя ни о чем не спрашивала, семенила рядом, держа меня под руку. Миновали деревню и дошли до кукурузного поля, где я почувствовал необходимость посидеть на травке.
— Башка, блин, какая-то чудная, — пожаловался Кате. — Будто в ней осиный рой. У тебя так бывает?
— Сколько угодно, блин, — ответила она глубокомысленно, и мне сразу стало легче.
— Подлечиться бы надо, — сказал я.
— Я готова. Но, может быть, потерпим до дома?
До дома мы дотерпели, и там нас ждал сюрприз.
Родной мой «жигуленок» был припаркован возле изгороди. Улыбающийся Гречанинов, в светлой рубашке, в серых, идеально отутюженных брюках, приветствовал нас у порога.
— Где это вы все бродите? — заметил ворчливо. — Второй час жду.
Меня не обманула его улыбка: он привез плохие новости.
— Катя, ступай свари кофейку, — попросил я.
Проходя мимо Гречанинова, она мимолетно коснулась его плеча.
— Ничего, ничего, девушка, — сказал он, — все в порядке.
Уселись под яблонькой, где была врыта скамейка на двух пеньках. Я закурил.
— Ну как, косточки срастаются?
— Григорий Донатович!
Поглядел на меня изучающе:
— Что ж, Саша, придется тебе немного собраться с силами. Торопятся наши фигуранты, прямо удержу нет…
Торопливость привела бандитов к тому, что они третьего дня ночью взорвали гараж отца вместе с находящейся там «девяткой», которую он ремонтировал. При этом зацепило три соседних гаража, но из людей никто не пострадал.
— Это все? — спросил я.
— Не совсем. У твоего папы сердечный приступ. Он в больнице.
— У меня еще есть сын, помните, я вам говорил? Про него ничего не известно?
— Почему неизвестно. Я с ним виделся. Хороший, сообразительный мальчик. Ему есть где спрятаться. Не волнуйся.
Я особенно и не волновался, дымил, тупо глядя под ноги. Конечно, грустно было понимать, что, скорее всего, они меня дожмут. Но это логично. Дожали же они страну. И никто им не помешал. А что я? Жалкий комочек протоплазмы, нелепо пытающийся сопротивляться.
— Надо ехать к отцу, — сказал я.
— Да, разумеется. Я тебя отвезу. Но Катя останется здесь.
— Вам виднее.
Катя успела напечь оладышков и заварила крепкий кофе. На меня поглядывала с тревогой, но держалась бодро, хотя и заискивающе. Осведомилась у Гречанинова, любит ли он украинский борщ со шкварками. Она собиралась приготовить его на обед по матушкиному рецепту и надеялась, что мы оба останемся довольны и, может быть, даже придем в восхищение. Оказывается, для секретного борща у нее есть все, что надо, кроме винного корня. Но и без винного корня…
— Катя, — перебил я ее на самом интересном месте, — у меня отец заболел, надо его навестить.
Она смотрела не на меня, а на Григория Донатовича.
— Вы хотите, чтобы я осталась здесь?
— Придется, — сказал Гречанинов. — Если не боишься, конечно.
— Но почему?
— Так будет разумнее.
Перевела умоляющий взгляд на меня, и я видел, что собирается заплакать.
— Катя, не срамись!
Она почувствовала мое раздражение.
— Хорошо, господа мужчины! — улыбнулась сквозь проступающие слезы. — Но вы ведь к обеду вернетесь?
— Когда надо, тогда и вернемся, — сказал я.
— К вечеру, — добавил Гречанинов. — Ты уж не скучай, пожалуйста.
Глава восьмая
Как быстро мы поменялись ролями! Отец лежит в такой же точно палате, на пять коек, но к его кровати подключена капельница. Вместо подполковника Артамонова его соседом был белокурый старичок с маленьким, в одну ладонь, личиком.
Внизу меня долго не пропускали (время посещений! не надо зря тревожить!), но объяснили, что состояние отца удовлетворительное, то есть такое, какое бывает при инфаркте средней тяжести, если человек не окочурился в первые сутки. Вид у него был соответственный: серое лицо, ввалившиеся щеки, но взгляд осмысленный.
— Слыхал, сынок, что подонки натворили?
— Да, папа, да!
— Кому я помешал со своей мастерской, ну кому, скажи?!
В таком упадке я видел его только раз в жизни — когда его отправили на пенсию. В тот вечер он вернулся домой поздно, подвыпивший, и громко объявил с порога:
— Ну все, поздравьте меня! Ку-ка-ре-ку ку-ка-ря, дали дураку пендаля!
И глаза у него были такие же, как сейчас, будто выглянул из могилы. Я присел на стул, погладил его сухую руку, из которой торчала игла капельницы.
— Ничего, папочка, ничего! Выздоровеешь, арендуем другое помещение. У меня уже есть на примете. Просто не хотел говорить раньше времени. Большое помещение — на пять машин, не меньше. Пора расширяться.
— Деньги, где я возьму столько денег?
— Папа, деньги найдутся. Есть знакомый банкир, — я говорил с такой убежденностью, что взгляд его чуть-чуть прояснился. Он был на грани нервического слабоумия, поэтому должен был поверить в любую чушь.
— Послушай, сынок, может, меня с кем-то спутали? Я ведь никому вреда не делал.
— Безусловно спутали. Какое еще объяснение? — Тут он наконец заметил мои бинты и слишком прямую осанку.
— Бог мой, с тобой-то что случилось?!
— Ничего особенного. Неловко оступился на корте. Ребро треснуло.
— Правда?
— Папа!
Задумался, тяжело задышал:
— Мать знает?
— Нет.
— Не говори пока. Хватит ей одного больного.
— Разумно…
Минут десять я посидел возле него, пока он не начал задремывать. В конце коридора обнаружил кабинет с табличкой: «Заведующий отделением д. м. н. Робинсон В. Г.». Зашел, познакомился: пожилой темноглазый мужчина с приятными манерами.
— Буду краток, — сказал я. — Отец у меня один — а время рыночное. Поставите на ноги — пятьсот долларов. Договорились?
— Гарантий дать не могу.
— Я их и не прошу.
Расстались дружески, пожав друг другу руки.
Двоих парней внизу я приметил, еще когда подходил к окошечку регистратуры. В кожанах, здоровенные, они сидели на стульях рядышком, нагло вытянув ноги таким образом, что входящие вынуждены были их обходить. Такие амбалы из принципа не заглядывают в больницу, при необходимости их привозят сюда уже готовенькими. Проинструктированный на такой случай Гречаниновым, я спокойно прошел мимо. Теперь же, когда возвращался, они перехватили меня посереди приемного отделения: поднялись и загородили дорогу.
