Через лабиринт. Два дня в Дагезане - Шестаков Павел Александрович (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Ошибка же Мазина заключалась в том, что он считал путь этот довольно длинным, и предполагал, что есть еще время пересечь его. Это была ошибка, но не вина. Виновата была Аллочка, которая скрыла главное. Главное и еще одну мелочь. Впрочем, мелочей в подобных историях не бывает. Знай Мазин эту мелочь, главное открылось бы ему почти наверняка. Но он поверил Аллочке, когда она сказала, что живет в общежитии. А это было правдой лишь частично. И «кожаный» имел на этот счет более точные сведения. Поэтому, когда он зашел в общежитие, его ничуть не удивил ответ вахтера:
— Нету ее.
Вахтер, седоусый старик в наглухо застегнутом толстом черном френче, сидел за своим столиком и пил крепко заваренный чай.
— Я знаю, где она? Я ей не сторож. Я за общежитие в ответе, за народную собственность, а за девчонками пусть воспитатели смотрят. А ты кто такой, что ее спрашиваешь?
— Брат я, папаша, двоюродный.
— Бра-а-ат… — протянул дед подозрительно. — Знаем мы вашего брата! Хорошо еще, если в загс позовет, а то и под куст в парке.
— Ну, ты это, дед, брось! Тебе толком говорят: брат я. Ждать мне некогда: проездом я, понял? Где ее комната? Записку я Алке оставлю.
Вахтер посмотрел на шоферскую куртку и загорелое лицо «кожаного» и уступил. Через несколько минут тот разговаривал с Катей, что жила вместе с Аллочкой. Но говорил он уже другое:
— Вот что, сестренка, от Эдика я. Знаешь такого? С Аллой поговорить нужно вот так… — Он провел ребром ладони по толстой шее.
«Кожаному» и в голову не пришло, что Аллочка могла не довериться подруге. Он в такие тонкости не вдавался и оказался прав. Но хотя точного адреса заболевшей тетки, у которой последние дни ночевала Аллочка, Катя не знала, все же помнила улицу и ближайшую трамвайную остановку: с год назад они заходили к этой тетке вместе.
Сведения эти «кожаного» вполне устраивали. Он вышел из общежития веселый, сел в машину, потому что действительно был шофером, и погнал на Казахстанскую. Улица эта находилась в районе частной застройки, и соседи тут хорошо знали друг друга.
— Мамаша! — «Кожаный» остановился возле скамейки, где две немолодые женщины лузгали семечки. — Где Козловых дом будет?
— А вон, сынок, с голубыми ставнями.
— Спасибо, — сказал «кожаный» и поднял боковое стекло.
Мимо флигеля с голубыми ставнями он проехал не спеша, так что успел прочитать на воротах фамилию домовладельцев.
— Ну, ты глянь, вот бестолковый парень! Мимо проехал! — посетовали тетки на скамейке.
Преследуя Аллочку, «кожаный», как и Мазин, думал, что Эдик унес ноги подальше и переписывается с ней на теткин адрес.
Однако дело обстояло иначе.
Поговорив с Мазиным, Аллочка села в трамвай и, убедившись, что за ней больше никто не следит, попыталась обдумать происходящее. Было это нелегко, но кое-что ей удалось. Во всяком случае, с трамвая она сошла спокойная и решительная. В ближайшем магазине купила бутылку водки, две пачки дорогих папирос и банку шпрот, положила в сумку и с покупками направилась на Казахстанскую.
Собака за забором загремела было цепью, но, узнав Аллочку, притихла. Калитку открыла тетка.
— Здравствуйте, тетя Даша. Ну, как тут у вас?
— Да все так же.
Тетка выглядела не столько больной, сколько недовольной. Говорить она больше ничего не стала, а молча повернулась и зашлепала задниками стоптанных туфель по дорожке, что вела к дому. Аллочка направилась следом, но не в дом, а обошла его и постучала в маленькую дверку легкой пристройки — не то сарая, не то летней кухни.
— Ты, что ли? — послышался хриплый голос.
Звякнула щеколда, и Аллочка оказалась в помещении с окнами, прикрытыми ставнями. Здесь, рядом со столярным верстаком, стояла железная койка. Человек, открывший дверь, тут же улегся на смятую постель. Наверно, и Мазин не сразу узнал бы в нем Эдика Семенистого.
В этом Эдике не было ни малейшего лоска. Вместо модных полубачек — небритая, взлохмаченная щетина, осунувшееся, побледневшее лицо. Даже колечко уже не поблескивало, а как-то пожухло и болталось на похудевшем пальце с нестриженым, грязным ногтем.
— Водки принесла? — спросил Эдик тускло. Чувствовалось, что вопрос этот задает он не впервые, но на положительный ответ не надеется.
— Принесла.
Эдик приподнялся недоверчиво. Алла достала бутылку, папиросы и шпроты, поставила на верстак.
— Сейчас у тетки возьму поесть.
— Не надо. Я не голодный. Ничего не надо. Выпил он жадно, отдышался, взял одну рыбку, пожевал.
— Вроде полегчало, — сказал удовлетворенно. — Выпьешь со мной?
Алла покачала головой:
— Мне на нее смотреть противно.
— С каких это пор?
— С нынешних. И тебе в бутылку заглядывать нечего.
— Ну-ну… Командуешь! Думаешь, как посадила меня в эту конуру, так я уже в подчинении у тебя? От такой жизни денатурату напьешься, не то что «белой головки».
— Не я тебя сюда посадила, а глупость твоя.
— Знаешь…
— Ладно, не психуй! Послушай-ка, что я тебе скажу.
— Еще что-нибудь на мою голову выдумала?
— Я сейчас с Мазиным разговаривала. Помнишь такого?
Эдик отставил стакан:
— Заложила?
— Дурак! Сам он меня нашел.
— Да тебя-то он откуда знает?
— Он, по-моему, все знает. Кроме того, что ты здесь сидишь. Думает, уехал, а я знаю куда.
— Ну, а ты что?
— Да ничего. Сказала, если напишешь — сообщу.
Семенистый улыбнулся:
— Правильно. Ты голова все-таки.
— Эдик! Ты меня любишь?
Он потер кулаком небритую щеку:
— Сейчас до этого разве?
Аллочка поднялась с табурета:
— Значит, не до этого? А я, дура, прячу тебя, сама рискую, тетку подвожу, старую женщину. Из-за кого? Из-за такой свиньи!
— Алка! Подожди, подожди! Ты ж знаешь! Если б я… Я бы сам тут не сидел. В Сибирь бы подался. А то заперся, как дезертир какой. Из-за тебя же. Сама знаешь. Думаешь, мне легко? Нервы все натянулись. Видишь, аж пальцы дрожат.
— От водки они у тебя дрожат.
— А пью с чего, думаешь? Сладкая она? Будь она проклята!
Семенистый со злостью стукнул по столу, схватил со стола недопитую бутылку и швырнул ее в угол сарая, на стружки.
У Аллы по щекам побежали слезы:
— Что же нам делать, Эдик?
— Говорил я, что делать! В Сибирь, на стройку подаваться..
— Да найдут и там.
— Ну, лучше придумай.
— Эдик, а что, если к Мазину сходить?
— Тронулась?
Алла быстро смахнула со щек слезы, села на кровать рядом, заговорила горячо:
— Эдик, ну послушай, Эдик! Ведь не скроешься же. За мной Лешка по пятам ходит. Сегодня парня какого-то подослал. Лучше уж Мазину открыться. Расскажешь все как было.
— Суку хочешь из меня сделать?
— А кого ты жалеешь? Они ж тебе мстить хотят!
— Нечего мне мстить! Не виноват я перед ними.
— Да не верят же они тебе! Найдут — зарезать могут! Лучше к Мазину попасть, чем к ним.
Семенистый стукнул кулаком по верстаку:
— Дура дремучая! Да Мазин, ты понимаешь, чего за мной ходит? Понимаешь? Думаешь, Мазину эта мелочевка нужна? Мазин мне вышку строит! Слыхала такое слово? Знаешь, что за убийство полагается?
— Но не ты ж убил.
— А докажет кто?
— Я там была!
— Ты! Это тоже доказать нужно. Никто тебя не видел.
— Все равно, Мазин разберется. Я ему верю! Он хороший!
— Ух дура, вот дура! Для того он и хороший, чтоб таких соплячек, как ты, на крючок ловить. Думаешь, они там правду ищут? У них свой план есть, свой процент. Шлепнули — и точка. Значит, открыли, — значит, хорошо работают. А я им по всем статьям подхожу.
— Ну, что же делать-то, Эдик?
— Уеду я. И ты со мной. После.
— И всю жизнь дрожать от страха?
— Чего там, всю жизнь! Меня не найдут — другого попутают. Им бы галочку поставить. Вот и конец делу.
— А Лешка? Я их еще больше боюсь. И зачем ты в этот шкаф полез!
