Все оттенки черного - Степанова Татьяна Юрьевна (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
– Какое? – спросила Катя, чувствуя в груди знакомый холодок.
Колосов, звеня ключами, открыл сейф и достал пачку фотографий. Положил их на стол перед Катей. На снимках с разных ракурсов был снят один и тот же участок леса.
– С места последнего происшествия. Вот то самое дерево, на котором Кузнецов пытался повесить Смирнова.
– Вот это?
– Это осина, Катя. Эксперт подтвердил. Это осина. Там было множество деревьев, – Колосов смотрел на снимок. – И была темная ночь. А у него был лишь карманный фонарик. И он выбрал именно осину. Вот на этом суку, – он указал на фото, – он и затянул для Смирнова петлю.
Они помолчали. А потом Колосов неожиданно спросил:
– А ты… Катя, а ты помнишь, что она говорила нам во время допроса?
Катя кивнула.
– А я снова с ней встречался, – продолжил он тихо. – Ты знаешь насчет чего?..
Катя снова кивнула: да, она знала. Весь последний месяц параллельно с делом Кузнецова Колосов был занят и дальнейшей судьбой Антоши. Ребенок, по настоянию начальника отдела убийств, прошел медицинское обследование. Но ничего необычного, кроме признаков «раннего полового созревания», у мальчика выявлено не было. И тем не менее Колосов совместно с инспекцией по делам несовершеннолетних занялся оформлением процедуры по лишению Хованской права в дальнейшем осуществлять опеку над ребенком. Колосов был непреклонен: с «ведьмой» он пацана не оставит, ляжет костьми, а доведет процедуру до конца.
В конце сентября вопрос был решен в судебном порядке. Колосов лично ездил за Антошей в Май-Гору. Вернулся мрачный, с искусанными руками: мальчик, едва узнав, что его забирают снова в детприемник, а затем отправят в детский дом, сопротивлялся, как ополоумевший от страха и бешенства зверек: кидался под кровать, брыкался, выл, визжал, орал. Пока Колосов нес его к машине, Антоша, словно припадочный, искусал ему все руки – пришлось заклеивать ранки пластырем. Всю дорогу он чудовищно ругался матом, кричал, что никакие запоры не удержат его в детдоме, что он все равно сбежит…
– Ты никогда не сможешь доказать развратные действия Хованской в отношении несовершеннолетнего, – тихо сказала Катя. – Без показаний мальчика ты ничего не докажешь. А он ведь не дает на нее показаний, молчит. И долго Антоша в приемнике не пробудет.
– Именно это самое сказала мне и она, когда я его забирал, – Колосов хмыкнул. – А я ответил, что, если пацан сбежит, я, по крайней мере, буду знать, где его мне искать. А потом сказал ей о Кузнецове. А она… Она даже не удивилась. Она ничему не удивляется, эта старая сука… Знаешь, что она в свою очередь мне ответила? Повторила, что мы по-прежнему не понимаем, с чем имеем дело. По-прежнему видим в этом деле одну лишь злую человеческую волю, а… «А может быть, – сказала она мне с усмешечкой, – В ЭТОМ ДЕЛЕ, как и во всяком другом, ДВЕ СТОРОНЫ? Когда мы зовем ТОГО, у кого тысячи имен, – он приходит, – сказала она. – Но порой он идет не к тому, кто взывает к нему громче всех. Он, Князь и Повелитель, бесконечно свободен и в своей воле, и в своем выборе – выборе и орудия и жертвы. А потому приходит он иногда не к тому, кто заклинает его с вершины горы. Он приходит к его… жене, другу, соседу. К ближнему его. К тому, кто уже и так готов принять его в душе своей, даже без громких заклинаний и криков. ОН ПРИХОДИТ К ТОМУ, КТО И ТАК УЖЕ НАПОЛОВИНУ ОН. А иногда он приходит даже без зова, потому что он и так рядом. Рядом с нами. И только ждет своего часа».
– Ты что, изложил мне слова той старой ведьмы дословно? – зло спросила Катя. Ей было неприятно, что он вот так хорошо запомнил слова Хованской. – Ты что, заучил их наизусть?
Колосов только плечами пожал.
Все это Катя вспомнила на пути к Нине в роддом. Никита вел машину вниз по Петровскому бульвару – липы там сияли чистым золотом на фоне синего осеннего неба.
– Ну как, собираешься об этом деле в газету писать? – спросил он, когда они стояли у светофора. – Кстати, завтра Кузнецов с делом начинает знакомиться. Адвокат у него дошлый, собака. Трудно прокурорским с таким придется. Ну и как, ждать нам очередной сенсации на страницах «Вестника Подмосковья»?
Катя смотрела на липы – золотые липы Петровского бульвара.
– Нет, такая история в газету не годится, – разглагольствовал Колосов. – Лучше слушай, продаю идею на корню: сказку пиши! Сказку, рассказанную на ночь, о том, как в старом пряничном домишке жили-были царь и царица, принц и принцесса, блаженненькая и людоед, а также ведьма, убийца-чудовище и мальчик с пальчик, которые ради исполнения своих заветных желаний премило общались с тем, кого к ночи поминать не советуют. Но все, что он дал им в обмен на душу, все в полночь, когда часы на башне пробили двенадцать раз, обратилось в… черепки. И они все потеряли и плакали в три ручья. А потом пришли Ганс и Гретель и на пороге пряничного домика накостыляли злой ведьме по шее, а домиком закусили. А ведьма сказала…
Катя молчала.
– Вот письмо, – Колосов дотянулся до «бардачка» и протянул ей сложенный вчетверо листок бумаги, замурзанный и ветхий. – Кузнецов через адвоката передал. Корреспонденция проверяется… Я лично читал: письмо для Нины Картвели. В любви ей признается и просит прощения. Пишет: «Прошу только у тебя одной».
Катя протянула руку и взяла письмо.
Бульвар закончился, они свернули на Петровку, а затем в Садово-Каретный. И вот за оградой старинный московский особняк-развалюшка. Вывеска у подъезда: «Родильный дом ь…»
Катя вышла из машины. Колосов суетился, доставая с заднего сиденья сумку с «передачей». На чем бы это записать, на каких памятных скрижалях? Грозный начальник отдела убийств самолично выбирал в гастрономе на Тверской апельсины, конфеты, пирожное и йогурт для Нины… Как трогательно!
Катя смотрела на письмо, которое крепко сжимала в руке, потом почти уже смяла его в комок. Вот урна – и к черту, к черту всю эту историю… НО ОНА НЕ БРОСИЛА ЕГО ПИСЬМО В УРНУ. Не смогла.
В окне второго этажа появилась Нина, радостно замахала им. Катя помахала ей в ответ, а потом наклонилась к сумке и… положила клочок бумаги, который жег ей ладонь, в пакет с апельсинами. Он же написал ей «прости»… Он же просит ее, а не их. НИКОГДА НЕ НАДО РЕШАТЬ ЗА ДРУГИХ ТО, ЧТО ВСЕ РАВНО РЕШИТЬ НЕ МОЖЕШЬ. ТЕМ БОЛЕЕ КОГДА РЕЧЬ ИДЕТ О ПРОЩЕНИИ…
