Шальная музыка - Черненок Михаил Яковлевич (чтение книг .txt) 📗
— Ваша фамилия Дремезов? — наугад спросил Бирюков.
Мужчина замедленно повернулся и смерил Антона пристальным взглядом желтоватых глаз:
— Дремезов, ну и что?..
— Привет вам от Левы Зуева.
По лицу мужчины проползло не то удивление, не то радость, но ответил он с равнодушной ухмылкой:
— Привет от старых штиблет. Лучше бы Лева на мое письмо откликнулся. Жду-жду, а он… — Дремезов вдруг наморщил лоб. — Его там, в деревне, энцефалит не доконал?
— Вроде бы нет…
— Ну, слава богу. А то на прошлой неделе я плохой сон видел. Голеньким Лева сидит на телевизоре и руками гимнастику делает. И «Грубияночка» рядом с ним тоже в чем мама родила.
— Каретникова? — на всякий случай уточнил Антон.
— Кто ж еще!.. Знаешь эту великую комбинаторшу?
— Немного знаю.
— Если немного, значит, ничего не знаешь. По-товарищески советую: соблазнять Дашка станет — не вяжись. Обчистит как липку. Три года назад я переночевал у нее за шестьдесят рублей. Рассказать?..
— Любопытно…
— Любопытного мало. Полученный на работе аванс полностью исчез, потом весь день маялся, пока знакомые ребята не подлечили.
Дремезов, прицыкнув, отогнал надсадно лающего щенка и предложил Бирюкову сесть в беседку под кленом. Когда оба уселись, он нахмурился:
— «Грубияночка» тогда у какой-то Бабы Яги, за Каменкой, комнатку с отдельным ходом снимала. Встретила меня еле тепленького после аванса и заманила. Какого черта к ней поплелся, понять не могу. Я бабником никогда не был, я бывший алкоголик…
— Выходит, вы давно с Каретниковой знакомы? — спросил Антон.
— С той поры, как Лева в нашем доме поселился. Родословную Зуева знаешь?
— Нет.
Дремезов одной рукой прижал на коленях красную папку, а другой показал через плечо:
— Этот дом, в котором живу, до революции, говорят, принадлежал известному шорнику Зуеву. Видать, неплохо хозяин шорничал, если такой домище отгрохал для одной семьи. Включая полуподвал, теперь здесь пятнадцать семейств ютится. Одну комнату с кухней на втором этаже, рядом с Ярославцевым, занимала Алевтина Сидоровна, по фамилии тоже Зуева — младшая дочь того шорника. Леве же она доводилась родной бабкой, поэтому он, приехав учиться в ГПТУ, прописался и жил у нее. Когда старушка умерла, «Грубияночка» и закрутилась вокруг Левы, чтобы сюда же прописаться.
— У них, кажется, свадьба намечалась, — сказал Антон.
— Все было на мази! Но Дашке старикан с Вокзальной магистрали подвернулся, и она решила более выгодную партию скомбинировать. Лева как узнал про старика, сразу поглупел. Ему повезло, что в ту пору я с выпивкой уже покончил и однажды, не вру, почти из петли его вытащил.
— Серьезно?
— Спроси Ефимыча. Подтвердит.
— Долго Зуев переживал?
— Несколько месяцев. Потом, как старик умер, Каретникова опять кругами возле Левы пошла. Ей помириться — пара пустяков. В этом отношении она немножко с приветом. За тот случай, когда карманы мне вычистила, я крепко оскорбился. Сцепились так, что чуть избушку на курьих ножках не разнесли. А через неделю встречаемся — она вроде все забыла: «Женечка! Не нашел свои деньги?» Понимаешь, куда загнула? Будто я по пьянке аванс посеял…
— Может, так оно и было… — осторожно сказал Антон.
— А где логика?.. Зачем бы ей меня без денег к себе тянуть? Скажешь, для любви? Куры засмеются. Я на пятнадцать лет старше Дашки, и вот эта плешина… — Дремезов хлопнул себя по лысой макушке, — у меня в ту пору сияла не меньше, чем теперь. Еще прибавь, что в дугу пьяный. Соблазнительный ухажер, а?.. Вообще-то сам наскреб на свой хребет. Дурная привычка у меня, у пьяного, была — рублями трясти. Похвастался, называется…
— Последний раз давно Каретникову видели?
— Перед тем, как Леве письмо отправил. В аптеке столкнулись. Поговорили пару минут. Нос, как всегда, кверху держит, а глаза невеселые. Что-то вроде бы у них с Левой рассыпалось. Не зря он спешно из Новосибирска в деревню на поселение укатил.
— Говорят, врачи ему посоветовали…
— Это отговорка. Больше года после больницы молчали и вдруг советовать начали.
— Что Каретникова в аптеке делала?
— Снотворное по рецепту получала. Меня в психушке из таких коробочек потчевали. Если парочку таблеток заглотить, как от кокаина закейфуешь… — Дремезов, словно спохватившись, глянул на Антона растерянными глазами и вдруг перешел на «вы»: — Не подумайте, что в психбольнице я с головой лежал. Нет! Из белой горячки меня там вытаскивали. Я ведь, не скрываю, спившийся инженер. Слава богу или черту теперь все алкогольные вывихи позади. Теперь у меня одно горе… от ума. — Дремезов побарабанил костистыми пальцами по красной папке. — Помните, Грибоедов сказал: «Всем глупым — счастье от безумья. Всем умным — горе от ума». Очень точно сказано. На своем опыте убедился. К слову, по вашему мнению, алкоголизм — это болезнь или распущенность?…
— Распущенность, переходящая в болезнь, — сказал Антон.
Дремезов, будто соглашаясь, наклонил голову.
— Правильно. Бытовое пьянство — это действительно страстишка, хобби, распущенность. Алкоголизм — болезнь. Течение этой болезни осложняется отношением окружающих. Скрюченного, например, радикулитом все жалеют. Пораженного алкоголизмом — презирают. Но болезнь есть болезнь. Можно сколько угодно взывать к совести заболевшего гриппом — чихать и кашлять от этих воззваний он не перестанет…
Заговорив об алкоголизме, Дремезов неузнаваемо преобразился. Выбритые до синевы щеки зарозовели, чуть раздвоенный подбородок гордо выдвинулся вперед, а сипловатый голос задрожал. Он словно заведенный говорил не умолкая:
— С бедой можно покончить, если внедрить в практику лечения больных алкоголизмом мой метод. Что я изобрел?.. Все гениальное просто… — дрожащими пальцами Дремезов достал из красной папки листок ватмана машинописного формата и показал Бирюкову профессионально выполненный тушью чертеж, где было изображено что-то вроде схемы простейшего радиоприемника. — Мой метод основан на принципе электрошока. Смотрите… Берется алюминиевая кружка с припаянными к ней проводами. В замкнутую электроцепь вмонтированы кнопка выключателя и понижающий трансформатор. Через обычную розетку прибор подсоединяется к бытовой сети напряжением двести двадцать вольт. Каким образом производится лечение?.. В кружку наливаем сто граммов водки. Можно больше, но это совершенно ни к чему. Как нас учили газеты и радио, экономика должна быть экономной. Итак — все готово. Можно начинать. Пациент смело берет кружку и подносит ее ко рту. В этот момент врач включает электроток. Мгновенно происходит короткое замыкание, и кружка что?.. Кружка внезапно бьет пациента по зубам! От неожиданности наступает шок. Один-два подобных сеанса вырабатывают у алкоголика стойкое отвращение к алкоголю. Он никогда больше не выпьет из этой кружки!..
— Но алкоголик может выпить из другой посуды, — сдерживая улыбку, возразил Бирюков.
Лицо Дремезова перекосилось, словно от внезапного приступа зубной боли:
— Это я уже слышал тысячу раз от других оппонентов. Суть метода заключается в том, что электрошок убивает в коре головного мозга аккумулятор памяти об алкоголе. Мое горе заключается в том, что я опередил время. Медицинские рутинеры встретили новинку в штыки. Все признают, что в мировой практике нет аналогов моему методу, что он оригинален, однако никто не хочет взять на себя ответственность за проведение широкого эксперимента. Даже друзья, и те относятся ко мне с недоверием. Много раз уговаривал Зуева полечиться от энцефалита электрошоком. Не соглашается ни в какую!.. Парень умный, но без творческой искорки. Просил его оформить мой метод музыкальным сопровождением. Тоже отказался, дескать, гроб с музыкой получится… Куда я только не писал!..
Дремезов вновь раскрыл папку и, видимо, стараясь что-то отыскать, принялся перекладывать листы с грифами центральных и областных газет, облздравотдела, облисполкома. Министерства здравоохранения, каких-то научно-исследовательских институтов. Это были официальные ответы Дремезову из разных инстанций, и Бирюков поразился тому, какое множество занятых людей втянул в бессмысленную работу вокруг своего «изобретения» одержимый навязчивой идеей человек. Стараясь избавиться от пустого разговора, Антон несколько раз попытался заговорить о Зуеве, но Дремезов упорно возвращался к своему «горю от ума».
