В моей руке – гибель - Степанова Татьяна Юрьевна (первая книга TXT) 📗
Следующим на сегодня было запланировано общение с Ванечкой Вороновым, который являлся не только толковым оперативником и сотрудником самого интересного для Кати «убойного» отдела, но и поэтом-самородком. На этой почве у них с Катей было сродство душ, чем она беззастенчиво пользовалась. Когда Воронов приносил в пресс-центр свои новые вирши, чтобы «сведущие в литературе люди дали беспристрастную оценку», она из кожи вон лезла, чтобы польстить его поэтическому самолюбию, а затем… как бы невзначай задавала вопросы о том, что ее интересовало. Воронов был молод и, как все поэты, неискушен, а посему являлся иногда бесценным кладезем сведений.
Вот и сейчас Катя полезла в стол, достала аккуратную распечатку с компьютера, перечла стихи, улыбнулась: «Скажи-ка, а разве возможно, вот так никогда не любя, мечтать, замирая тревожно? Лишь взглядом касаясь тебя…» Милый Ванечка, последний ты у нас романтик с «макаровым» в кобуре. Взгляд ее скользнул по следующей странице: милицейский фольклор, специально подобранный для нее Вороновым «на земле». Перл исходил из Ступина: «По деревне шла и пела группа участковых. Самогон они изъяли – ох и развезло их!»
Катя, не откладывая, позвонила поэту, и поэт стремглав полетел к ней, как мотылек на огонь свечки (за четверть часа, оставшиеся до начала рабочего дня, Воронов надеялся получить рецензию на свою новую героическую балладу).
Ну и получил. Такую, что просиял, как новенький деноминированный «рупь».
– А на конкурс в газету, на твой взгляд, Катюша, это можно послать? – робко осведомился он, когда Катя кончила захлебываться от восторга.
– О да! Посылай, и немедленно! – Катя лучилась восхищением.
Минут пять еще они болтали о литературе, а потом Катя тихонечко перешла к делу. Весть о том, что в убийстве Сладких подозревался некто Антипов-Грант – профессиональный киллер, кроме того, еще подозреваемый в совершении трех заказных убийств, поразила Катю чрезвычайно. Упаси бог, она и не сомневалась, что эта заказуха будет раскрыта – она свято верила в гений доблестного подмосковного УР: рано или поздно, когда рак свистнет, убийцу поймают, рассуждала она про себя. Но вот оказалось, что у сыщиков фигурант по этому делу уже был с самого начала, они шли по реальному следу и…
Следующая новость о том, что и Гранта через двенадцать часов после совершения им преступления нашли мертвым, уже не поразила ее так сильно. Что ж тут удивительного? Концы в воду. Однако Катя относилась к этому спокойно до тех пор, пока словоохотливый Воронов не поведал ей по секрету о том, каким образом прикончили киллера.
– Ему, значит, шею сломали? – озадаченно переспросила Катя. – Как же это?
– А вот так – крак, и готово. – Воронов сделал жест, точно скручивал пробку с бутылки пепси-колы.
– Как странно… необычно. Не проще ли было этого типа застрелить, или оглушить, или… – Катя, затаив дыхание, измеряла глубину своего жестокосердия.
Увы, ни Сладких, ни тем более этого Гранта ей не было жалко совсем. Она прекрасно сознавала эту свою черствость, но даже и не пыталась ее в тот миг преодолеть.
– И что же теперь все это – висяк? – задала она новый вопрос.
Воронов взглянул на часы.
– Чего, Кать, не знаю, того не знаю, – признался он. – Дело на нас, значит, будем по нему работать, а удачно теперь или неудачно… ладно, мне пора. Спасибо за теплые слова насчет моих сочинений.
От спокойного профессионального пессимизма Воронова вдохновенное и решительное Катино настроение как-то вдруг померкло. Дело в том, что престижный журнал «Криминальный дайджест» заказал ей полосный материал именно о ходе раскрытия этого громкого дела (о нем трубили уже все телевизионные каналы). Кате домой в выходные звонил сам главный редактор журнала. Наконец, и это тоже было немаловажно, за такой репортаж полагался приличный гонорар. А тут на тебе. Грант этот идиотский убит, Сладких убит. Два убийства в одни сутки. Розыск со всей своей секретностью и деловитостью садится в лужу, она со своими полутворческими, полумеркантильными интересами тоже садится в лужу и… «Интересно, будут ли теперь Никитины орлы столь же ревностно пахать по делу убиенного киллера? – уныло размышляла Катя. – Никита всю эту публику на дух не переносит. Его тайное кредо всем известно: чем больше и чем скорее они друг дружку перегрохают, тем воздух станет чище, так что… возможно, он теперь просто вид сделает, что они работают по этому убийству, а на самом деле палец о палец не ударят. Кому этот киллер нужен-то? Кто о таком плакать станет?»
Однако пускаться в дальнейшие дилетантские размышления ей не захотелось. А захотелось, причем смертельно, немедленно пообщаться с начальником «убойного».
Но времени до обеденного перерыва еще было много, день только начинался, пришлось ждать. Катя трудолюбиво корпела над очередным «кровавиком» для «Дорожного патруля». Изредка обращалась к компьютеру – надо было уточнить кое-какие данные. Неожиданно забастовала ручка. Стержень кончился. Катя полезла в сумку за запасной и наткнулась на базаровские «блюблокерсы». Мигом и творческое настроение пропало, и трудолюбие иссякло. Вспомнились ваганьковские похороны, клан и…
В пятницу Кравченко вернулся в половине первого ночи под сильнейшими парами. Катя знала: даже в таком опасном состоянии драгоценный В. А. садится за руль, наплевательски относясь ко всем запретам ГАИ. Сколько раз она с ним из-за этого ругалась! Даже вон выставляла, но…
Наутро в субботу, еще в постели, она попыталась закатить ему скандал насчет «пьянства, разгильдяйства и преступного авантюризма», но Кравченко сквозь сон лишь томно улыбался ей и зарывался лицом в подушку. За завтраком она делала вид, что дуется на него, а он ел так, что аж за ушами трещало. Потом ей предстояло выступить в роли верной женушки, собирающей мужа в командировку. Кравченко летел в Австрию всего лишь на две-три недели, а брал с собой жуткое количество вещей. Порой Кате хотелось комом запихать все эти его шмотки в чемодан и, подобно героине незабвенных «Женщин на грани нервного срыва», шваркнуть его из окна квартиры в мусорный контейнер.
Кравченко, протрезвевший, гладковыбритый, пахнущий туалетной водой, мятной резинкой, жутко подлизывался, беспрестанно путаясь под ногами. Это у него называлось «помогать собираться». Он мило болтал, а по сути сплетничал про Базаровых и вчерашние посиделки в узком кругу. От него Катя узнала новость: на мальчишнике отсутствовал Иван – младший брат близнецов. – У них, по-моему, напряженка какая-то в отношениях, – делился Кравченко. – Ну, я особо-то не вникал, но по виду точно. А чего, собственно, им делить? Видела, как живут? У каждого – по тачке, да по какой! Даже у этого шкета то ли «Опель», то ли «Ауди», но он, близнецы говорят, что-то трусит, за руль не садится… Дядя Володя никого из сынков не обидел. При таких деньгах это, правда, нетрудно.
Тут Катя выслушала подробнейшую справку о том, что после слияния таких нефтяных гигантов, как «Юкос» и «Сибнефть», компания, в совет директоров которой входил Владимир Базаров, «Нефть и газ России» окончательно вышла из-под опеки «Юкоса» и теперь самостоятельно конкурирует со слившимися гигантами и с «Лукойлом», и даже с… В подобных делах Катя ничего толком не понимала, а посему пропустила весь пространный комментарий мимо ушей. Конечно, спора нет, Базаров – человек с большими деньгами. И отец его тоже был не бедный, этот покойный патриарх отечественного кино, и братец – зеркало европейского постмодернизма в кинематографе, а вот сыновья…
– В бизнесе при отце один только Димон кружится, – дальше делился Кравченко. – На пользу ему ваш юрфак пошел. Башка у него светлая: где-то в юридическом отделе фирмы дела делает. И зарплата – дай бог. Это папаша в совете директоров давит, чтобы компаньоны для его сынка не жадничали, двигали его карьеру. А вот Степа окончательно с правоведением расстался. Знаешь, какой у него талант открылся? Я вчера узнал – чуть не упал.
– Какой? – Катя спрашивала машинально: складывала в спортивную сумку Вадькину обувь.
