Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
— Утонул, — вздохнул Борисов и бесцельно посмотрел в окно.
Ушакова вскрикнула и упала. Лобанов, подскочивший к ней, не успел даже поддержать ее. Он ждал, что Ушакова, узнав о смерти мужа, начнет плакать. На языке уже вертелись слова утешения для нее и гневного осуждения в адрес Сомова, по вине которого эта честная женщина должна теперь страдать... А она просто взяла и упала... И Лобанов растерялся.
— Звоните в медпункт, — приказал Борисов. Он склонился над Ушаковой и, смочив носовой платок водой, приложил ей ко лбу.
Вбежала медсестра, сделала укол. Щеки Ушаковой порозовели, она открыла глаза. Борисов и Лобанов перенесли ее на диван. Ушакова несколько минут лежала, глядя в потолок. Потом приподнялась:
— Утонул? Нет, жив он. Жив, это ясно...
Борисов и Лобанов переглянулись: что с ней?
— Ну да, ясно, что жив. А то как же, принял смерть такой «каратель», а вы и не радуетесь? Сидели все время, как в воду опущенные. Упустили его, значит... Ушел он от вас, а не утонул. — Ушакова вздохнула с облегчением. — А вот теперь, пока будете его искать, и разберитесь по-справедливому. Поезжайте в тундру.
22
Поезд мчался по местам великой битвы, отгремевшей двадцать два года назад. Давно трудолюбивые руки бывших воинов убрали с полей десятки километров колючей проволоки, переплавили сотни мертвых искореженных танков, изрубили березовые кресты на могилах чужеземных пришельцев, чтобы кормилица земля обрела первозданный вид. Эта земля дыбилась от разрывов снарядов и бомб, дрожала под гусеницами танковой армады Гудериана, слышала пронзительный вой наших «катюш», лай зениток, трескотню автоматов и стоны раненых. В этой земле был похоронен «Тайфун» [2].
Подполковник Борисов ехал в Ригу. Он сидел у окна и курил. Солнце, красное и уже остывшее, медленно катится по щербатой кромке потемневшего леса; оно уже не слепит, и Борисов смотрит на него. Остались позади Нахабино, Снегири, Истра...
Мысли невольно убегают в прошлое... В то время Борисов был в составе конников генерала Доватора, которые совершили беспримерный рейд в тылу врага.
Это было тяжелое для страны время. Немцы рвались к Москве. Напряжение сторон достигло небывалой силы, и порой казалось, что заколебались весы истории. Но здесь, под Москвой, лопнула фашистская тетива, и откатился враг, отмечая свой путь горящими танками, разбитыми орудиями и тысячами трупов...
Поезд торопливо бежал на запад.
Борисов вспомнил, как, зажав в руке погасшую сигарету, взволнованно шагал по кабинету генерал Ларионов. Ларионов ни в чем его не упрекал, но это молчание Борисов воспринимал острее, чем самый сильный разнос. И его вина, которая, в сущности, была только косвенной, в собственном сознании непомерно вырастала. Но когда он шел к генералу, у него уже наметился план действий, и он ждал, пока генерал заговорит первый. Очевидно, Ларионов это заметил и, перестав мерить шагами кабинет, остановился против Борисова и спросил своим обычным деловым тоном, как он намерен продолжать поиск. Борисов изложил свои план, и Ларионов согласился, что надо ехать в Ригу.
Борисов принял такое решение без колебаний. Он смутно чувствовал, что убийство Лунина каким-то образом связано с этим городом. Это предположение базировалось на трех факторах, которые между собой соединила его поездка в Куйбышев. Жена Сомова сказала, что Петр — а это, конечно, Петр Ставинский — был пианистом из Риги, — это раз. Во-вторых, у Ставинского там была жена. И, наконец, совершенно непонятно, как с этим связывается то обстоятельство, что Оля и Сергей учатся в Риге. Эти три фактора, соединенные между собой, уже о чем-то говорили.
«Но факты может регистрировать даже препарированная нога лягушки, которую дразнят током, а вот делать обобщения и выводы гораздо труднее», — вспомнил Борисов, как шутил полковник Серов — один из его учителей.
Как бы то ни было, «вилка» сузилась: предполагаемый убийца — Ставинский, так как тщательной проверкой было установлено, что Сомов после отпуска в августе 63-го года до последнего времени не имел на работе ни дня прогула и ни разу не был на больничном.
Конечно, если бы удалось допросить Сомова, то сведения о Ставинском были бы гораздо полнее. Насколько они повлияли бы на ход поиска — об этом теперь можно только гадать; но, во всяком случае, Сомов кое-что знал о довоенном прошлом своего дружка: откуда родом, где учился или работал, кто родители; возможно, знал его планы на послевоенную жизнь. Кроме того, он мог бы опознать Ставинского, если бы тот оказался среди подозреваемых.
Перед самым отъездам в Ригу Борисов получил письмо от Яновского. Уже после его возвращения в Москву Яновский обнаружил в архиве показания свидетеля Алешкевича.
«...И мне не дает покоя Ваше дело... Хочу помочь... Продолжаем «раскопку архивных курганов»...
Суть показаний Алешкевича сводилась к следующему.
Дочь Алешкевича — Ксения — до войны училась в Московском педагогическом институте. После его окончания в 1940-м году она вернулась в Мозырь и стала преподавать в школе. В период оккупации, летом сорок третьего года, среди оккупантов она увидела некоего Петра, ухажора своей московской подруги. С Петром она познакомилась у нее на вечеринке. Это был симпатичный веселый парень; он весь вечер играл на пианино.
Теперь Петр носил немецкую форму. Ксения не могла допустить мысли, что он пошел на службу к оккупантам. Легче было предположить, что это советский разведчик. Своими соображениями Ксения поделилась с руководителем подпольной комсомольской группы. За Петром установили наблюдение и обнаружили, что он пытается завязывать знакомства среди местного населения. Ксении было поручено вступить с ним в контакт и осторожно разузнать, что бы это могло означать, — возможно, он ищет связи с подпольщиками? Для какой цели? О задуманном доложили командиру партизанского отряда, базировавшегося в районе Мозыря. Он одобрил.
И вот Ксения «узнала» Петра на улице. Он обрадовался, увидев знакомую. После нескольких встреч Петр, наконец, признался, что немецкая форма — это маскарад. Вот уже два года он выполняет спецзадание, находясь в зондеркоманде Кристмана. Недавно погиб его связной, и он не может передавать сведения своему начальству. Если бы можно было связаться хотя бы с партизанами, он пошел бы на это.
С этого свидания Ксения летела на крыльях. Руководитель подпольной группы был очень рад, что в зондеркоманде есть свой человек. Ксения познакомила его с Петром, и тот сказал ему о готовящейся карательной операции против деревни Рогачики.
Это сообщение было немедленно передано в партизанский отряд, и немцы, прибывшие в Рогачики на двух машинах, не застали в деревне ни одного жителя, — их предупредили партизаны.
После этой операции Петру стали доверять. Никто тогда не знал, что «набег» на Рогачики был просто инсценирован, чтобы укрепить веру подпольщиков в Петра.
Однажды Петр сообщил, что такого-то числа будет проводиться карательная операция против деревни Медяничи под руководством самого Кристмана. Захватить Кристмана было заманчиво, и командир партизанского отряда решил заранее вывести отряд из леса, разместить его в деревне и сразу же ударить по карателям, как только они покинут свои машины.
Чтобы еще раз проверить Петра, оперативность которого начала вызывать подозрение, командир отряда поручил Ксении рассказать Петру о своем намерении.
Командир пошел на хитрость и, прежде чем приблизиться к окрестностям Медяничей, выслал туда с разных сторон разведку, которая обнаружила засаду. И партизаны без шума ушли.
Немцы поняли, что их план окружения и истребления партизанского отряда провалился. Тогда они схватили Ксению, которая не успела уйти из Мозыря. Не было сомнения, что на нее указал Петр. Ксения держалась стойко до конца и не выдала ни остальных подпольщиков, ни членов их семей. Она была расстреляна перед уходом зондеркоманды из Мозыря.
