Сыщик-убийца - де Монтепен Ксавье (электронная книга .txt) 📗
Анри взглянул на Жана Жеди, удивленный тоном, которым были сказаны последние слова.
— Для чего же? Надеюсь, не для какого-нибудь дурного дела, например, мести тому, кто донес на вас?
— Нет, господин адвокат, наоборот, я хочу сделать хорошее дело.
— В самом деле?
— Да.
— Что же это за хорошее дело?
— Я охотно сказал бы вам, но прежде не позволите ли вы задать вам несколько вопросов?
Молодой человек утвердительно кивнул.
— Я не знаю хорошо законов, и мне хотелось бы знать, ошибаюсь я или нет. Наказывается ли человек за преступление, совершенное много лет назад?
— Сколько именно?
— Двадцать лет, и за это преступление полагается смертная казнь.
— Меня, право, удивляет ваше неведение. Неужели вы не знаете, что через десять лет на всякие уголовные преступления распространяется срок давности? Стало быть, теперь преступнику нечего бояться суда.
— Даже если бы донесли на него?
— Даже и тогда.
— Но если невиновный был осужден вместо виновного?
— Это ничего не меняет. Настоящему преступнику не грозит ничего, кроме страшного скандала. Его будет судить лишь общественное мнение, и единственным наказанием будет позор. Теперь скажите, зачем вы у меня об этом спрашивали?
— Господин адвокат, я знаю одну знатную особу, человека, занимающего высокий пост, который был сообщником убийцы и вместо которого был гильотинирован невиновный. Если я буду освобожден, я отомщу за жертву, опозорив настоящего преступника, и хочу просить у вас совета, как достичь этой цели.
— Скандал не воскресит мертвого, а за эти двадцать лет преступник, может быть, раскаялся. Впрочем, если вы придете советоваться со мной, я охотно приму вас и дам ответ по совести.
— Вас зовут ведь де Латур-Водье? Не правда ли?
— Да, почему вы спрашиваете?
— Боже мой! Надо же мне знать имя моего защитника! Кстати, это имя мне отчасти знакомо. Вы не родственник герцога Сигизмунда де Латур-Водье?
— Это мой дядя, он умер.
— Я знаю… Я видел, как он умирал.
— Вы видели, как умирал герцог Сигизмунд де Латур-Водье? — вскричал Анри, с глубочайшим изумлением глядя на своего собеседника.
— О! Это было совершенно случайно… Его убили на дуэли… Я проходил через Венсенский лес в то время, как он получил смертельный удар. Я подошел… Он уже хрипел… Вы знали вашего дядю, адвокат? — заключил Жан Жеди с притворным простодушием.
— Нет… — прошептал молодой человек.
— Сколько же вам лет, если это не нескромный вопрос?
Бесконечные вопросы начинали затруднять и утомлять Анри. Однако он ответил:
— Двадцать два года.
— А герцог Сигизмунд умер двадцать лет назад… Да, правда, вы были тогда слишком малы, чтобы помнить. Но ваш отец? Разве его не было тогда там?
— Мой отец жил в то время в Италии, он вернулся только через несколько месяцев после смерти дяди.
Анри скрывал истину, чтобы избежать объяснений относительно своего положения найденыша и приемного сына Жоржа де Латур-Водье.
Впрочем, он отвечал так всякий раз, когда его спрашивали о детстве.
Этот ответ чрезвычайно смутил Жана Жеди.
«Если его отец приехал из Италии только после смерти дяди, — думал он, — тогда, очевидно, он не мог быть участником в этом деле… Значит, Гусиное перо не знал, что молол, когда объяснял буквы, написанные под тем знаменитым письмом, которое он списал; значит, и я вбил себе в голову глупость»
Анри, видя задумчивость Жана Жеди, спросил:
— Зачем вы меня так расспрашивали? И что вам за дело до всего этого?
— Извините, господин адвокат, что я позволил себе вас расспрашивать. Видите ли, ваше имя напомнило мне кучу историй из прошлых времен.
В эту минуту бандит заметил черный креп на шляпе адвоката. Он вздрогнул.
— Разве господин герцог, ваш отец, умер? — спросил он с беспокойством.
— Нет… Я лишился матери, — ответил Анри.
— Извините за нескромный вопрос…
— Нескромный, может быть… но ведь у вас были, конечно, свои причины, и мне хотелось бы узнать их.
Жан Жеди принял огорченный вид.
— Никаких причин не было, господин адвокат, никаких. Воспоминания прошлого — и больше ничего.
— Это правда?
— О! Я дам…
Он хотел сказать «честное слово», но тотчас же вспомнил о своем положении и месте, в котором находился, и не решился закончить фразу.
Анри поднялся, собираясь уходить.
— Так вы просмотрите мое дело? — спросил Жан Жеди.
— Я же вам обещал…
— И скоро я вас увижу?
— Да, скоро…
Жан Жеди вернулся в тюрьму в сильнейшем смущении и недоумении. Ответы молодого адвоката опровергали его догадки, и он спрашивал себя, не напал ли он на ложный след. Конечно, буквы, о которых говорил Гусиное перо, «герцог С. де. Л.-В.» подходили как нельзя лучше к имени Сигизмунда де Латур-Водье, но ведь это ничего еще не доказывало: во Франции есть много имен, начинающихся этими буквами. Он начал даже сомневаться, действительно ли мадам Дик-Торн и отравительница одно и то же лицо.
— Ну что? Уж не отказался ли он? — спросил Рене, видя его таким мрачным.
— Нет, старина! Он будет меня защищать, и я надеюсь скоро освободиться.
— Почему же у вас такой печальный вид?
— Что за фантазия пришла тебе! Напротив, я очень рад… Я готов хохотать, как помешанный.
Время шло.
День суда над Рене и Жаном Жеди не был еще официально назначен.
Между тем герцог де Латур-Водье жил в своей новой квартире на улице По-де-Фер-Сен-Марсель, по временам пробираясь тайком в свой дом, чтобы прочесть полученные письма. Все считали его далеко от Франции.
Несмотря на все усилия, Теферу не удавалось найти бывшую любовницу герцога, которую он искал под именем Клодии Варни, и он пришел к заключению, что она еще не приехала в Париж.
С другой стороны, хотя сыщики и не окружали больше дом вдовы Леруа, тем не менее Тефер продолжал следить за ним и приносил вести, очень приятные для сенатора, который ждал с нетерпением смерти Анжелы Леруа. Ему казалось, что эта смерть снимет с его плеч давящую тяжесть.
Он не обращал никакого внимания на дочь Поля Леруа и был твердо уверен, что, если мать умрет, ему не будет уже грозить никакая опасность.
Без помощи и опоры Берта, конечно, не могла ничего предпринять.
Рене Мулен мог быть для нее этой опорой, но он в тюрьме, и осуждение его очень вероятно, так как, на его несчастье, в это время произошло известное покушение на улице Ле-Пельтье, где гранаты Орсини ранили и перебили много людей около кареты Наполеона III. Механик сам говорил, что знал итальянских заговорщиков, и это очень его компрометировало.
Положение Анжелы Леруа было безнадежно.
Этьен мог только на короткое время отсрочить роковую развязку.
Доктор относился к Берте с крайней сдержанностью и холодностью. Это было невыразимо тяжело для него. Раны его сердца болели и не давали ему ни минуты покоя.
Берта страдала не меньше его, но сознание долга поддерживало ее силы.
Наконец наступила роковая минута. Этьен увидел, что смерть приближается быстрыми шагами.
Он принудил себя забыть на минуту, что считает Берту виновной, и, отведя ее в сторону, сказал дрожащим голосом:
— Дальше надеяться было бы безумием, и я должен приготовить вас, мадемуазель, к неминуемой катастрофе, которая может произойти каждую минуту.
— Боже мой! — воскликнула, бледнея, Берта. — Моя мама умирает!…
Этьен продолжал:
— Вы будете сиротой… без поддержки, без друзей… да, без друзей, и, однако, вам предлагалась глубокая и честная любовь, безграничная преданность… вы все это оттолкнули… Я не хочу помнить, что вы отказались мне отвечать, и снова прошу, умоляю вас сказать… неужели вы будете неумолимы?… Верните мир моей душе, надежду моему сердцу!… Берта, милая Берта, будьте откровенны, не скрывайте ничего… Зачем вы ходили на Королевскую площадь?
— Ваше горе меня трогает, — ответила Берта разбитым от волнения голосом, — но и сегодня я не могу сказать вам ничего, кроме того, что уже говорила. Я отказываюсь оправдываться. Я не буду отвечать вам.
