Тетя Жанна - Сименон Жорж (читать книги без регистрации полные .txt) 📗
Она — уже во второй раз — направилась к лестнице, по которой стала подниматься медленно, без толчков, держа одно плечо выше другого из-за ребенка, прижавшегося к ней горячим и влажным тельцем. На втором этаже она не стала стучать в дверь. Алиса открыла окно, выходившее на набережную, и, наклонившись вперед, курила сигарету, дым от которой окутывал ее волосы; подол короткого черного платья был зажат между коленями.
Жанна со всевозможной осторожностью стала укладывать ребенка в кроватку; Алиса повернулась на шорох и раздраженно бросила:
— Вы уже пресытились? Если вы его положите, он проснется и заорет еще громче.
— Тише!
— Как хотите. Что же до моей свекрови, то она не отвечает. Вы тоже можете попытаться втолковать ей. Не исключено, что вам повезет больше, чем мне.
— Она плачет?
Девчонка пожала плечами. Она действительно была больше девчонкой, чем женщиной, — с несформировавшимся до конца телом, с гибкостью подростка, с Идиотскими, постоянно падающими на глаза волосами, которые она откидывала назад нетерпеливым движением, похожим на тик.
— Вот увидите, Мадлен вернется, когда все это закончится!
Жанна не знала точно, кто такая Мадлен, но предполагала, что Алиса намекает на дочь Луизы. Она говорила еще о сыне, но ни того ни другой так и не было.
Жанна постучала в дверь комнаты, где когда-то жили ее родители; комнаты — как ей внезапно пришло в голову, — в которой родились и она и ее братья.
— Луиза! Это я, Жанна. Доктор Бернар сказал, что ты обязательно должна открыть, потому что сейчас придет комиссар и захочет с тобой поговорить.
Сначала — тишина, лишь едва слышимый шорох со стороны кровати.
— Послушай меня, Луиза. Тебе необходимо сделать усилие и подняться наверх.
Она и не заметила, что стала говорить своей невестке «ты» лишь потому, что та была ее невесткой.
— Вероятно, скоро начнут приходить люди, чтобы выразить тебе соболезнования. Вернутся твои дети.
Жанне послышалось что-то вроде горького смеха.
— Открой хоть на минутку, чтобы я могла с тобой поговорить…
Луиза, должно быть, шла на цыпочках, тихо, как кошка, потому что Жанна хоть и прикладывала ухо к двери, не слышала никаких звуков и была обескуражена, когда створка двери внезапно распахнулась:
— Чего ты от меня хочешь?
Луиза была неузнаваема: волосы растрепаны, черты измученного лица искажены, расстегнутое черное платье позволяло видеть нижнее белье и часть белых мягких грудей.
Она смотрела на Жанну жестко, злобно, со странной гримасой на губах, в которой читалось что-то вроде садистского удовлетворения, и бросала ей совсем близко — так близко, что на Жанну летели брызги слюны:
— Чего ты приехала сюда выискивать, а? Что же ты не скажешь это прямо? Да говори же!
И в этот момент Жанна поняла, но не шелохнулась, не ответила. Открытие заставило ее застыть, она молчала, не проявляя никакой реакции. Она узнала запах. Она узнала и эти глаза, которые, казалось, пожирают сами себя, и измученное лицо, и жесты, одновременно порывистые и усталые.
— Так хочешь, я сама тебе скажу, чего ты приехала сюда выискивать? Ты вчера приехала, верно? Твой бедный брат, без сомнения, знал это. Может, ты написала ему о своем приезде или позвонила? Может, кто-то пришел ему сказать, что встретил тебя в городе? Не прикидывайся невинной, вот что!
Ты все поняла! Если же нет, то я тебе сейчас все объясню. Ты не можешь не знать — ты, похожая на привидение, — что это ты его убила!
Она сделала вид, что пошла назад, к своей измятой постели, и, не глядя на свою невестку, подыскивала слово, которым могла бы выразить свои чувства. Ей удалось найти одно — грязное, грубое, и она процедила его сквозь зубы:
— Падаль!
Потом, словно это придало ей сил, она снова повернулась лицом к Жанне и с новой энергией быстро заговорила:
— Не стесняйся, Жанна! Предъявляй свои счета! Чего ты ждешь? Продавай все! Ты права. Вероятно, все, что здесь есть, принадлежит тебе. Я, видишь ли, всегда это чувствовала, потому что я женщина, у меня как будто свои антенны есть. Я знала, что ты в один прекрасный день вернешься, и вид у тебя будет именно такой, как сейчас. Ты напрасно прикидывалась, что померла, я в это не верила, потому что кое-кто встречал тебя в одной из тех поганых стран, где ты жила. Ну, заявляй о своей части наследства.
Предъявляй счета. Требуй! Ты знаешь, что имеешь право требовать. Твой брат, конечно, сам не набрался смелости сообщить тебе, что не осталось ничего стоящего — разве что долги. Но сегодня моя кровать еще принадлежит мне, и никто не заставит меня из нее вылезти. Пойди скажи это комиссару. Расскажи ему все, что хочешь. Но оставь меня в покое, слышишь, ты, оставь меня в покое! Последние слова она выкрикнула пронзительным голосом, надрывая горло; затем она так резко захлопнула дверь, что ударила ею Жанну по лбу, и та машинально приложила ко лбу руку. Повернувшись, Жанна увидела позади себя Алису — спокойную, с лукавым взглядом и таким видом, словно она ничего не слышала или давно привыкла к подобным разговорам. Прикурив новую сигарету от предыдущей, которую она раздавила затем каблуком на навощенном паркете, Алиса сказала:
— Вы привыкнете к этому. Завтра она об этом и не вспомнит или же, рыдая, будет просить у вас прощения и выложит всю кучу своих несчастий.
— Когда малыш должен есть в следующий раз?
— Вы в этом разбираетесь? Я думала, у вас не было детей. Он ест трижды в день. Второй раз — в полдень.
— Что он ест?
— У него есть рожок. Молоко в холодильнике. Еще пюре из овощей. Вы намерены этим заняться? Жанна спустилась вниз именно в тот момент, когда к воротам подкатил автомобиль комиссара, и ей пришлось открывать ему.
Комиссар оказался не из местных. Здесь не было ни одной семьи с такой фамилией. Он выглядел примерно ровесником доктора. Комиссар принял Жанну за служанку и довольствовался тем, что спросил на ходу:
— Доктор Бернар все еще здесь?
— Он ждет вас в столовой. Из деликатности она оставила их одних. И, не зная, быть может, куда себя деть, пошла на кухню. Теперь это была современная кухня, ничем не похожая на старую, — такая, как рисуют в каталогах или выставляют в витринах: вся белая, со всякими усовершенствованными штучками. Жанна открыла холодильник, машинально изучила содержимое и, увидев приготовленный для жарки ростбиф с ломтиками сала, бросила взгляд на часы и нерешительно покрутила рычажки электрической плиты.
Сточное отверстие позади, выходившее во двор, еще существовало, но белые стены были покрыты лаком; овощи и фрукты аккуратно разложены на белых полках. Двое мужчин поднялись по лестнице, и сверху стало слышно, как они разговаривают приглушенными голосами. В раковине Жанна увидела чашки со следами кофе с молоком, грязные тарелки, ложки, вилки, ножи. Она вспомнила, что посуда в беспорядке валялась и в комнатах: наверху тоже оставалась грязная посуда, которую она не собрала. Ее действия были инстинктивными. Она не размышляла, не спорила сама с собой. Только сейчас после всего случившегося у нее на лице появилось недовольное, или, скорее, грустное, выражение. Синий передник висел за дверью, она взяла его, накинула на шею, завязала сзади тесемки. Засучивать короткие рукава необходимости не было. Из крана потекла вода — почти сразу теплая, потом горячая, и она не глядя сунула руку в мыльный порошок, взяла тряпку; пар от воды начал оседать на стеклах. Стук тарелок создавал привычный звуковой фон, и Жанна была весьма удивлена, когда немного времени спустя услышала, что кто-то покашливает за приоткрытой дверью. Это был комиссар полиции.
— Извините меня за недавнюю бестактность. Я не знал, кто вы такая.
Позвольте выразить вам мои соболезнования. Доктор Бернар сказал мне, что, наверное, не стоит беспокоить мадам Мартино сегодня утром, и я его понимаю. Не соблаговолите ли вы передать ей выражение моих чувств и сказать, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы свести формальности к минимуму?
