Второй удар гонга. Врата судьбы - Кристи Агата (лучшие книги онлайн .txt) 📗
— Конечно, не лезет, — согласилась Таппенс. — И тем не менее…
— Что «тем не менее»?
— Мне даже нравится поразмышлять об этом в таком ключе.
— О том, что Александра убили, потому что ему было что-то известно? — спросил Томми.
— Он действительно знал что-то о том, кто убил Мэри Джордан. Это один из нас… — Внезапно лицо Таппенс осветилось. — Из нас… — повторила она с ударением. — Нам необходимо узнать все «о них». О тех, кто жил в этом доме в прошлом. Мы с тобой должны раскрыть убийство. Окунуться в прошлое и раскрыть его. Узнать, где и почему оно произошло. Мы ведь еще не пытались посмотреть на это дело под таким углом.
Глава 5
Методы расследования
— Где, черт возьми, тебя носило, Таппенс? — потребовал ответа муж, вернувшись в дом на следующий день.
— Как раз перед твоим приходом я была в подвале, — ответила женщина.
— Это я вижу, — заметил Томми. — Очень хорошо вижу. Ты знаешь, что твои волосы все в паутине?
— В этом нет ничего удивительного. В подвале полно паутины. Больше там ничего не оказалось, — сказала Таппенс. — Если не считать нескольких флаконов лавровишневой воды [54].
— Лавровишневой воды? — переспросил Томми. — Это интересно.
— Правда? А ее что, пьют? По-моему, это вряд ли.
— Нет, — ответил Томми. — Ее не пьют. Люди мажут ею волосы. Мужчины, а не женщины.
— Думаю, что ты прав, — согласилась Таппенс. — Помню, мой дядя… да, я помню, как он пользовался лавровишневой водой. Обычно ее привозил ему его друг из Америки.
— Да неужели? Очень интересно.
— Мне это совсем не кажется интересным, — ответила Таппенс. — И нам это никак не поможет. То есть я хочу сказать, что во флаконе с лавровишневой водой ничего не спрячешь.
— Ах вот, значит, чем ты занималась, — поисками.
— Надо же было с чего-то начинать, — пояснила Таппенс. — Если то, что твой приятель сказал тебе, — правда, в доме действительно может быть что-то спрятано, хотя представить себе, что или где, довольно затруднительно, потому что когда ты выезжаешь из дома или умираешь в нем, его после тебя чистят. Понятно? Я хочу сказать, что любой, кто унаследует этот дом, вынесет и продаст всю мебель, а если что-то оставит, то это продадут уже следующие жильцы. Поэтому все, что есть сейчас в доме, принадлежит максимум предпоследним его жильцам. И ни в коем случае не более ранним.
— Тогда почему кто-то хотел нанести тебе рану и заставить нас выехать из этого дома? Если, как ты говоришь, здесь нет ничего, что мы могли бы найти?
— Это твоя идея, — заявила Таппенс. — И она необязательно правильная. В любом случае сегодняшний день не потерян полностью. Кое-что я все-таки нашла.
— Что-то связанное с Мэри Джордан?
— Не совсем. Как я уже сказала, на подвал надежды мало. Там лежит какое-то старье, связанное, на мой взгляд, с фотографированием. Знаешь, лампы для проявки или чем там они пользовались в старые времена, с красным стеклом, и эти флаконы с лавровишневой водой. Но ни одна из плит на полу не выглядела так, что ее можно приподнять и что-то отыскать под ней. Несколько полуразвалившихся чемоданов, несколько жестяных емкостей, но в них уже ничего нельзя спрятать. Если до них дотронуться, то они просто превратятся в пыль. Так что — полная неудача.
— Мне очень жаль, — сказал Томми. — Никакого удовлетворения.
— Зато некоторые другие вещи оказались интересными. А сейчас я, пожалуй, пройду наверх и избавлюсь от этой чертовой паутины. С ней я совершенно не могу говорить.
— Думаю, что ты права, — сказал Томми. — Уверен, что, покончив с ней, ты будешь выглядеть гораздо лучше.
— Если ты хочешь, чтобы мы с тобой были настоящей любящей супружеской парой, — сказала Таппенс, — то, глядя на меня, ты всегда должен думать о том, что твоя жена — настоящая красавица, несмотря на возраст.
— Таппенс, моя дорогая, — заявил Томми, — для меня ты всегда самая красивая. А сейчас у тебя с левого уха свешивается комок паутины, который делает тебя вообще неотразимой. Как локон императрицы Евгении [55], с которым ее иногда изображают в кино. Знаешь, тот, что спускается до середины ее шеи. А в твоем, кажется, есть еще и паук.
— Вот это мне совсем не нравится! — воскликнула Таппенс.
Рукой она смахнула паутину, после этого поднялась наверх и присоединилась к Томми позже. Ее ожидал бокал, на который она посмотрела с сомнением.
— Ты же не налил мне лавровишневую воду, а?
— Нет. Мне самому тоже почему-то не хочется ее пить.
— Ну что ж, — сказала Таппенс, — тогда позволь мне продолжить…
— Ну конечно. Ты это и так сделаешь, но хочется думать, что это я подвиг тебя на сие повествование.
— Так вот, тогда я сказала себе: «Где бы я спрятала здесь вещи, которые никто не должен найти?»
— Что ж, — заметил Томми, — очень логично.
— И тогда я стала мысленно перебирать места, подходящие для этого. Первое, что пришло мне в голову, были внутренности Матильды.
— Прости, не понял.
— Внутренности Матильды. Игрушечной лошади. Я же тебе о ней рассказывала. Она из Америки.
— Здесь действительно много вещей из Америки, — заметил Томми. — Лавровишневая вода ведь тоже оттуда.
— Так вот, старина Исаак рассказал мне, что у лошади есть дыра в животе — так это и оказалось, и она была полна странными обрывками бумаги. Но ничего интересного. Хотя это именно то место, где можно было бы легко спрятать что угодно.
— Согласен.
— Ну и, конечно, Любимая. Я еще раз ее осмотрела. У нее достаточно старое сиденье, покрытое выцветшей материей, но под ним тоже ничего не оказалось. Чьих-либо личных вещей тоже не наблюдалось. Поэтому я опять задумалась. Ведь у нас еще оставались книжные полки и книги. А люди иногда что-то прячут в книгах. А ведь мы еще не кончили разбирать книги в комнате наверху, правильно?
— А я думал, что мы закончили, — с надеждой в голосе сказал Томми.
— Не совсем. Осталась еще нижняя полка.
— Ах, эта… ну это совсем просто. Там же не надо ставить стремянку, чтобы до нее дотянуться.
— Правильно. Поэтому я поднялась в ту комнату, уселась на полу и просмотрела книги на нижней полке. Большинство из них оказались проповедями. Чьи-то древние проповеди, записанные методистским священником. Они были совсем неинтересные, поэтому я их все вывалила на пол. И вот тут я совершила открытие. В самом низу кто-то когда-то проделал сквозное отверстие и напихал туда всякой ерунды. В основном порванных книг. Одна из них, в коричневом переплете, была довольно увесистая, и я вытащила ее, чтобы получше рассмотреть. Ведь никогда не знаешь наверняка, что это может быть. И знаешь, что я нашла?
— Не имею ни малейшего представления. Наверное, первое издание «Робинзона Крузо» или что-то не менее ценное?
— Нет. Это оказался именинный альбом.
— Это еще что такое?
— Раньше они были популярны. Во времена Паркинсонов. Или еще раньше. В любом случае он оказался рваным и потертым, совсем недостойным того, чтобы его хранили, — я еще подумала, что он никому не нужен. Но вещь это старая, и в ней можно найти что-нибудь интересное, подумала я.
— Понятно. Ты подумала, что нечто могли спрятать между листами этого альбома.
— Вот именно. Хотя это и оказалось не так. Все не столь просто, но я все еще очень внимательно изучаю его. Я еще не просмотрела его весь. Понимаешь, в нем могут быть какие-нибудь интересные имена или что-то в этом роде.
— Возможно. — Голос Томми был полон скепсиса.
— И больше ничего. Это единственное, что я смогла разыскать среди книг. Больше на нижней полке ничего не было. Теперь нам осталось просмотреть все шкафы.
— А это мысль, — заинтересовался Томми. — В мебели обычно хранится множество секретов — например, тайные ящики…
— Нет, Томми, ты опять ошибаешься. Я хочу сказать, что вся мебель в доме принадлежит Мы переехали в пустой дом и привезли ее с собой. Единственное, что здесь относится к старым временам, так это бардак в месте, которое называют Кэй-Кэй, который состоит из старых игрушек и садовых скамеек. То есть в самом доме не осталось никакой антикварной мебели. Тот, кто жил здесь перед нами, или увез ее с собой, или продал. Со времен Паркинсонов здесь перебывала целая куча жильцов, поэтому вещей самих Паркинсонов здесь точно не осталось. Но кое-что я все-таки нашла. Может быть, это нам как-то поможет.
