Голодный гоблин - Карр Джон Диксон (список книг TXT) 📗

– Видит бог, я хотел. Но как я мог себе это позволить?

– А почему бы и нет?

– Мюриэль, в апреле 68-го? Ты сама только что назвала Пат весьма обеспеченной сиротой. В то время – дядя Кит скончался только в конце июня этого же года – я мог предложить ей лишь то, что зарабатывал. Но что-то подсказывает мне – с данным фактом можно было не считаться. И если во время нашей экскурсии в тот или иной момент я сделал бы ей предложение, что-то опять-таки подсказывает мне – она могла бы принять его. Нет, Мюриэль. Тому, что случилось, есть только одно объяснение, единственное, которое приходит мне на ум.

– Да? И какое же?

– Что вашего покорного слуги более чем хватило. Что она увидела, как без особых хлопот выйти из положения, и воспользовалась этой возможностью. Очень хорошо. Если ситуация складывается таким образом, я должен принять ее. И если начну биться лбом о стену, то буду выглядеть законченным дураком. Но я принял бы отставку с большим достоинством, если бы понял, почему она так поступила!

Мюриэль чуть не плакала.

– Тебе в самом деле нелегко пришлось, да? Бедный Кит! Но вот второго твоего объяснения принять я не могу: не в силах поверить, что женщина может так измениться за столь короткое время. Веселей, Ниг! Nil desperandum [3], как гласит латынь, которую я почти полностью забыла. Я займусь делом (конечно, очень тактично) и посмотрю, что можно сделать для соединения любящих сердец. Просто верь мне и не грусти. – Она прервалась. – Что ж, Ниг, может, нам в самом деле лучше поторопиться на поезд.

– Теперь, значит, уже ты спешишь, да? – снисходительно сказал Нигел. – Но ты права. Если мы не появимся, когда нас ждут, твой папаша захочет содрать с меня шкуру и прибить ее к дверям. Не хмурься, радость моя. Генерал теперь является моим уважаемым тестем, которого полагается ценить и почитать; я не могу дать этому зануде пинка под зад, чего он полностью заслуживает.

– Ниг!

– Разве ты еще не успела привыкнуть к моему языку, радость моя? Я подлинный Благородный Дикарь – минус благородство. Что же до тебя, Кит, прислушайся к тому, что говорит моя лучшая половина, и не ломай голову над своей проблемой.

– Проблемой? – взорвался Кит. – До вашего появления я беседовал с полковником Хендерсоном, комиссаром полиции, который с давних пор знает мою семью. Его проблема, сказал он по какому-то поводу, состоит в том, что у него вообще нет проблем. Что бы он ни имел в виду, у меня проблем на полный сундук головоломок. Девушка, в которую я влюблен, прошла на расстоянии вытянутой руки и не увидела меня. Я здороваюсь со старым приятелем Джимом Карвером, а он меня в упор не замечает. По-вашему, мало проблем?

– Может, старый приятель просто не глядел в твою сторону? Но он увидел Мюриэль и меня.

– Я помню, что он взглянул на вас, а потом, похоже, ускорил шаги. Вы-то знали Джима Карвера, вы оба?

– В жизни его не видел, – покачал голой Нигел. – Слышал, что ты говорил этому старому слизняку Рискину, но это и все.

– Провалиться мне на этом месте! – горячо заверила Мюриэль. – Мне тоже он никогда не попадался на глаза. Кит, до вечера воскресенья! Не падай духом и не вешай нос!

Проводив их до дверей, Кит остался в холле. В Нью-Йорке прошел слух, что после того, как открылось так много прекрасных новых отелей, светский Лондон обрел привычку обедать на людях. Кит и сам пришел к выводу, что ему не остается ничего другого, как пообедать здесь, в отеле, перед тем как уйти.

Убедившись, что его сигаретница полна, он направился в величественное фойе главного обеденного зала. Метрдотель, еще один «первосвященник», хотя и не обладавший такой растительностью на лице, как Рискин, провел его к столику у окна, который Кит и сам бы выбрал. Зал неторопливо заполнялся блестящим светским обществом, а меню выглядело просто соблазнительно. После обеда, подумал Кит, он может пойти в театр: скажем, в то небольшое заведение на Тоттнем-стрит, которое так хвалят, – в Театр принца Уэльского, который мистер и миссис Бэнкрофт сделали столь популярным.

Кит расправился с дуврской камбалой и тушеной говядиной, сопроводив их половиной бутылки кларета. Отказавшись от острого сыра и сладкого десерта, он сидел за чашкой кофе, пока мысли о театре не покинули его.

С кем-то пошептавшись у дверей, метрдотель с величественностью галеона под всеми парусами подошел к нему и вручил небольшой конверт.

– Мистер Фарелл? Из номера ДЗ? Телеграмма, сэр. Только что прибыла.

Кит разорвал конверт и, едва пробежав взглядом послание, с трудом удержался, чтобы не заорать от радости.

«ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ИЗВИНЕНИЙ. ЕСЛИ ВЫ СМОЖЕТЕ ПРОСТИТЬ МЕНЯ, ПОПЫТАЮСЬ СЕГОДНЯ ПРИМЕРНО В ДЕВЯТЬ ВЕЧЕРА БЫТЬ НА ДЕВОНШИР-СТРИТ, 56. ВОЗМОЖНО, ВЫ НЕ ЗАХОТИТЕ УВИДЕТЬ МЕНЯ, Я ПОЙМУ ВАС, НО ВСЕ ЖЕ НАДЕЮСЬ. ВСЕ ТА ЖЕ».

И подпись – Патрисия Денби.

Значит, как он и надеялся, просто произошло какое-то недоразумение. И Пат должна была его видеть в этот вечер. В противном случае откуда же она узнала его местопребывание? Нигел и Мюриэль, единственные, кто знали о нем, никогда не встречались с Пат.

Стоп! Была еще и общая подруга Дженни Какая-то, знакомая и с Пат, и с Мюриэль. Если Мюриэль рассказала Дженни, а та сообщила Пат...

Кит расплатился по счету, оставив щедрые чаевые и официанту, и жрецу обеденного зала. Сияя, он поднялся на лифте в свой номер, чтобы взять пальто и шляпу. Здесь, сверившись с часами, он раскурил сигару.

Хотя адрес Девоншир-стрит, 56 ровно ничего не говорил ему, но дом этот был недалеко от отеля. Время после обеда у него еще было. Он может спокойно и не торопясь докурить сигару и, не исключено, раскурить другую. Кеб доставит его по нужному адресу ровно к девяти.

Меряя шагами номер, Кит вспоминал Пат Денби. Воспоминания были столь интимны, что лучше было бы не давать им воли. Не важно! Если слова «все та же» означали то же, что, по его мнению, и должны были означать, то его ждет самый лучший день в жизни. И он должен получить ответы на многие вопросы.

Он снова на лифте спустился вниз, облачился в пальто и шляпу и вышел на Лэнгем-Плейс. Хотя дождя больше не было, следы его присутствия все еще чувствовались в воздухе и в низком небе.

Поток театралов уже сошел на нет. В этот час движение на улице почти затихло, никто не направлялся на север к широкому и темному пространству Портленд-Плейс. Никто? Кроме одного человека.

Одинокий кеб со своим одиноким пассажиром неторопливо выехал на Лэнгем-Плейс, миновал отель и продолжил движение на север. После всех этих лет в Америке, спохватился Кит, он должен помнить, что в Англии левостороннее движение, – иначе попытка пересечь улицу может стать самоубийственной авантюрой.

Вспоминая это забытое правило, он мялся на месте. И когда одинокий кеб проезжал мимо, полоса света упала на лицо его пассажира, он сидел, выпрямившись, сложив на груди руки и мрачно сведя брови. Этим пассажиром был Джим Карвер.

Полной уверенности не было, но, похоже, Джим сидел в том же кебе, который нанял, когда избежал встречи с Китом. Если во время войны поведение Джима казалось странным и необъяснимым, то эта эскапада была в высшей степени эксцентричной. С тех пор как он, избежав встречи с настойчивым Китом, уехал отсюда, он, должно быть, безостановочно кружил вокруг Лэнгем-Плейс, словно не в силах уехать отсюда.

Слева от Кита у обочины ждал экипаж, обыкновенный, основательно потрепанный кеб. Не дожидаясь появления швейцара с зонтиком, Кит сел в него и назвал кебмену адрес.

– Номер 56 по Девоншир-стрит, – сказал он. – Видите тот кеб, что едет по Портленд-Плейс к Риджент-парку? Постарайтесь не упускать его из виду, пока он движется в том же направлении, что и мы. Если он повернет, что, скорее всего, и случится, больше не обращайте на него внимания. Понятно?

Кебмен хмыкнул, как завзятый заговорщик. Кит захлопнул дверцу экипажа, и тот, затарахтев, пустился в погоню.

Но длилась она недолго. Опустив окно с левой стороны, Кит высунул голову, чтобы наблюдать за другим экипажем. На перекрестке с Кавендиш-стрит он увидел то, чего и ждал. Кебмен Джима Карвера плавно развернулся в другую сторону по Портленд-Плейс. Джим явно собрался продолжить начатое им кружение.