Дело полусонной жены - Гарднер Эрл Стенли (библиотека книг .txt) 📗
– Однако в нашем случае пуля проникла на небольшую глубину?
– Пуля ударилась о кость, а в таких случаях ее дальнейшее проникновение оказывается непредсказуемым. Тем не менее, если пуля попадает в тело в момент его падения с высоты, это возможно.
– Вы хотите сказать, что пуля попала в Шелби, когда он падал с палубы яхты?
– Нет, сэр. Этого я не говорил.
– А что же вы хотели сказать?
– В этом вопросе я не компетентен.
– Но вы эксперт по баллистике и должны объяснить суду, почему пуля не проникла в тело жертвы на большую глубину.
Свидетель смутился:
– У меня есть собственная теория.
– Хорошо. Изложите ее нам.
– Это моя личная теория, – начал свидетель, – и я вовсе не обязан излагать ее вам. Мне поручено идентифицировать пулю как выстреленную из данного револьвера.
– Нет, – заявил Мейсон категорично, – вы – эксперт по баллистике, и у вас есть теория, объясняющая важнейший вопрос в данном следствии. Я требую, чтобы вы изложили ее.
– Ну, если вы настаиваете, то я считаю, что пуля попала в тело, уже находящееся в воде, как раз в самый момент его падения.
– Это весьма интересно, – сказал Мейсон, – но почему вы думаете, что дело обстояло так, мистер Нокси?
– Боже мой! – воскликнул Бюргер тоном мученика. – Если мы будем углубляться во всякие не относящиеся к делу подробности, мы завязнем и никогда не покончим с этим процессом. В конце концов, теория свидетеля не может быть ничем и никем подтверждена, не имеет никакого значения для суда и лишь отнимает у нас время.
– Однако вы заявили, что время у нас есть, причем именно в связи с допросом данного свидетеля.
– Но из этого не следует, что время нужно тратить зря.
– Вы выражаете протест?
– Да, – подтвердил Бюргер и в своих обычных выражениях мотивировал протест.
Вмешался судья:
– Суд не желает слушать ваши споры. Протест отклоняется. Свидетель обязан ответить на вопрос адвоката.
– Итак, в данном случае есть несколько не совсем обычных признаков, – сказал свидетель, – и прежде всего необычная форма входного отверстия.
– Что же в нем необычного?
– Оно не круглое, а овальное.
– И что же это означает?
– Обычно это означает, что пуля сошла со своего прямого пути и начала вибрировать.
– Можете ли пояснить нам, что имеется в виду?
Свидетель вынул из кармана карандаш и поднял его.
– Обычно пуля, вращаясь, идет по прямой линии. Но если в самой пуле или в оружии, из которого она вылетела, есть какой-нибудь дефект, то острие карандаша продолжает движение по прямой, тогда как хвостик карандаша отклоняется от этой прямой по кругу, имеющему в диаметре около двух дюймов.
Мейсон кивнул.
– В таких случаях, – продолжал свидетель, – пуля, попадая в тело, оставляет не круглое отверстие, а такое, которое принято называть замочной скважиной, и это очень выразительный термин.
– Весьма интересно, – сказал Мейсон, – и в теле Шелби входное отверстие имело именно такую форму? А кроме того, вы заметили и еще кое-что не совсем обычное?
– Я уже упоминал о том, что головка пули почти не была расплющена.
– Что это означает?
– В сочетании с тем, что пуля проникла на очень маленькое расстояние, это, по-моему, свидетельствует о том, что пуля ударилась о какую-то податливую поверхность и лишь после этого рикошетировала в тело.
– Итак, пуля рикошетом попала в тело? – переспросил Мейсон.
– Ваша честь, – вмешался Бюргер, – это всего лишь теоретические рассуждения.
– Поскольку показания дает эксперт, – подчеркнул Мейсон, – его теорию следует рассматривать как результат тщательного и квалифицированного изучения фактов.
– Это не имеет никакого значения, – с раздражением заявил прокурор. – Я не вижу разницы.
– Вы не видите? – спросил Мейсон.
– Нет, – злобно ответил Бюргер, – я только понимаю, что вы, как утопающий, хватаетесь за соломинку…
– Хватит, – вмешался судья, – я попрошу стороны воздержаться от личных выпадов.
Мейсон вновь обратился к свидетелю:
– Направляясь сюда, на судебное заседание, вы не захватили с собой фотографию входного отверстия пули, хотя и сочли, что это свидетельствует о рикошете?
– Нет, не захватил.
– Но вы сообщили прокурору о том, что рассказали сейчас здесь, на суде?
– Протестую, – прогремел Бюргер, – так как это никак не относится к рассматриваемому делу и не является законным перекрестным допросом.
– Совсем напротив, – ответил Мейсон, – поскольку допрос выявил квалификацию эксперта и его предубеждение. Видимо, он сообщил все свои данные прокурору, а последний посоветовал ему не приносить в суд фотографию входного отверстия пули и не говорить о нем, если ему не будет задан прямой вопрос. Из этого явствует, что прокурор сам воздействовал на свидетеля, прежде чем вызвал его в суд.
– Ваша честь, я протестую! – воскликнул Бюргер. – Упомянутые данные нельзя считать уликами, а защитник позволил себе задеть мою профессиональную репутацию. Я требую, чтобы он немедленно принес мне свои извинения.
– Никак не могу взять назад свои слова, так как факты говорят сами за себя. Если же я ошибаюсь, то прокурор может сам здесь же, в судебном заседании, спросить об этом у свидетеля.
– Абсурдно тратить время на такие пустяки.
Мейсон улыбнулся.
– Ваша честь, взгляните, пожалуйста, на лицо свидетеля, если считаете, что это пустяки.
Свидетель смущенно топтался на месте, а его лицо было залито густой краской.
– Ваша честь, – снова вмешался Бюргер, – я протестую. Цвет лица свидетеля нельзя считать уликой.
Судья улыбнулся:
– Протест отклоняется. Прошу свидетеля ответить на вопрос.
– Я действительно изложил свою теорию мистеру Бюргеру, и он подумал…
– Не стоит рассказывать нам о том, что он подумал. Скажите нам лишь то, что он фактически сказал!
– Ваша честь, – снова вмешался Бюргер, – это недобросовестно, нечестно и не относится к делу. Никого не касается частная беседа между свидетелем и прокурором. Кроме того, это никак не может явиться уликой.
– Склонен согласиться с вами, – сказал судья, – что частная беседа не должна обсуждаться на открытом заседании, однако лишь в том случае, если она не затрагивает специфических и точно очерченных вопросов, важных для следствия. Но поскольку сейчас идет перекрестный допрос, то мистер Мейсон имеет полное право задавать наводящие вопросы.
– Хорошо, – произнес Мейсон, – я спрашиваю вас, мистер Нокси: вы сказали окружному прокурору о том, что, по вашему мнению, пуля, вероятнее всего, ударилась о поверхность воды, а затем рикошетом попала в шею убитого? И сказал ли вам прокурор, что вам незачем говорить об этом на допросе в суде, так как он не считает нужным обсуждать этот вопрос публично?
– Нет, дословно это не совсем верно, – ответил Нокси.
– Ну а каковы же были его точные слова?
– Протестую, – заявил Бюргер.
– Отклоняю протест, – ответил судья, – так как вопрос касается специфической части беседы.
– Какое значение может иметь для данного процесса, что именно я сказал или о чем умолчал в беседе с данным свидетелем! – бушевал Бюргер.
Мейсон ответил:
– Важно не то, что вы сказали свидетелю, а то, что данный свидетель сделал. Фактически он явился на судебное заседание и, выполняя ваше указание, оставил важную для разбора дела фотографию у себя в конторе. Следуя вашему совету, он также старательно избегал касаться важных пунктов расследования, и лишь мое прямое требование ответить на вопросы заставило его наконец сказать всю правду.
На основании этого, ваша честь, позволю себе сказать, что всякий свидетель, получивший подобный совет от прокурора, является предубежденным свидетелем, что, несомненно, будет ясно и для присяжных.
– Им и сейчас это ясно, – сказал судья.
– Но это не занесено в протокол заседания, а я прошу, чтобы в отчете было записано, что окружной прокурор пытался оказать давление на свидетеля и свидетель пробовал выполнить его указание.