Скрюченный домишко - Кристи Агата (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗

Клеменси с вызовом смотрела на них – на худых щеках вспыхнули яркие пятна.

– Никто из вас не понимает Роджера, – сказала она. – Никогда никто не понимал. И не поймет. Пойдем, Роджер.

Они вместе вышли из комнаты, когда мистер Гейтскил, откашлявшись, начал собирать свои бумаги. Лицо его выражало глубокое неодобрение разыгравшейся на его глазах сцены. Это было совершенно ясно.

Мой взгляд наконец добрался до Софии. Она стояла у камина, прямая, прелестная, задрав решительный подбородок, но глаза смотрели спокойно. Только что она стала обладательницей огромного состояния, а я, наблюдая за ней, думал лишь о том, в каком одиночестве она вдруг оказалась. Между нею и ее семьей выросла преграда. Отныне ее не преодолеть. Я чувствовал, что София это знает и, как всегда, не уходит от реальности. Старый Леонидис взвалил тяжкое бремя на ее плечи – сам он это сознавал, и ясно, что это понимает София. Он верил, что у нее достанет крепости в плечах, чтобы вынести ношу, но сейчас мне было ее невыносимо жаль.

Она до сих пор не произнесла ни слова – впрочем, пока у нее не было для этого возможности. Однако скоро ей все равно придется что-то сказать. Уже сейчас я ощущал скрытую враждебность к Софии, которая всегда пользовалась любовью всей семьи. Даже в сценке, так изящно разыгранной Магдой, я уловил легкую недоброжелательность. А сколько еще подводных течений, которые пока не успели выйти на поверхность.

В очередной раз прочистив глотку, мистер Гейтскил произнес четкую, хорошо взвешенную речь.

– Позвольте мне поздравить вас, София, – сказал он. – Вы теперь очень богатая женщина, но я не советовал бы вам делать… кх, кх… никаких опрометчивых шагов. Я могу дать вам столько наличных, сколько требуется для текущих расходов. Если вы захотите обсудить свои дальнейшие планы, я буду рад сделать все от меня зависящее и дать вам компетентный совет. Договоритесь со мной о свидании в Линкольнз Инн, [10] после того как на досуге все обдумаете.

– А Роджер? – не преминула напомнить Эдит де Хевиленд.

Мистер Гейтскил тут же перебил ее:

– Роджер пусть сам позаботится о себе. Он взрослый человек, кх… кх… ему пятьдесят четыре, если я не ошибаюсь, и Аристид Леонидис был совершенно прав. Роджер не бизнесмен и никогда им не будет. – Он посмотрел на Софию. – Даже если вы снова поставите на ноги фирму ресторанных услуг, не тешьте себя надеждой, что Роджер будет успешно ею руководить.

– Мне бы и в голову не пришло снова поставить на ноги фирму, – сказала София.

Это была первая фраза, которую она произнесла. Тон был деловой и решительный.

– Это была бы большая глупость, – добавила она.

Гейтскил бросил на нее взгляд из-под бровей и чуть заметно улыбнулся. Затем он попрощался со всеми и вышел из комнаты.

Некоторое время все молчали, не сразу осознав, что они остались одни в семейном кругу.

Филип сказал сухо:

– Я должен вернуться в библиотеку. Я и так потерял массу времени.

– Папа. – Голос Софии прозвучал неуверенно, почти умоляюще.

Филип обернулся.

Я почувствовал, как она вздрогнула и отшатнулась, когда на ней остановился холодный, враждебный взгляд отца.

– Ты уж прости меня за то, что я тебя не поздравил, – сказал он. – Но это был для меня своего рода удар. Никогда бы не поверил, что мой отец мог так меня унизить – мог пренебречь моей бесконечной преданностью ему… да, именно преданностью.

Впервые живой человек прорвался через толстую оболочку ледяной сдержанности.

– Господи боже мой, как мог он так со мной поступить? – горько выкрикнул он. – Он всегда был несправедлив ко мне… всегда.

– Нет, Филип, нет! Ты не должен так думать, – испуганно воскликнула Эдит де Хевиленд. – Не считай, что это еще один способ оскорбить тебя. Это не так. Когда люди стареют, они тянутся к молодому поколению, и это естественно. Уверяю тебя, дело только в этом… а кроме того, у Аристида ведь было особое коммерческое чутье. Я не раз слышала, как он говорил, что две доли в налоге на наследство…

– Он никогда не любил меня. – Голос понизился до хрипа. – Всегда только Роджер и Роджер. – Какая-то странная злоба вдруг исказила красивые черты. – Хорошо, что отец хотя бы понял, что Роджер дурак и ничтожество, и его тоже не включил в завещание.

– А как же я? – спросил Юстас.

Я почему-то почти совсем забыл о Юстасе и только сейчас увидел, что он дрожит от переполнявшего его возмущения. Лицо стало багровым, а в глазах, мне показалось, были слезы. Голос дрожал, в нем появились истерические нотки.

– Это позорище! Настоящее позорище! – закричал он. – Как дед мог так поступить со мной? Как он смел? Я его единственный внук. Как смел он обойти меня ради Софии? Это нечестно. Ненавижу его! Ненавижу! Никогда в жизни не прощу его, гнусный старый тиран. Я хотел, чтобы он умер. Я хотел уйти из этого дома. Хотел сам распоряжаться собой. А теперь я должен терпеть унижения и придирки от Софии, теперь все из меня будут делать дурака. Скорее бы мне умереть…

Голос его сорвался, и он бросился вон из комнаты.

Эдит де Хевиленд возмущенно прищелкнула языком.

– Никаких сдерживающих центров, – сказала она.

– Я понимаю его чувства, – заявила Магда.

– Я в этом не сомневаюсь, – ледяным тоном ответила Эдит де Хевиленд.

– Бедный мой мальчик! Пойду посмотрю, что с ним…

– Постойте, Магда… – Эдит де Хевиленд поспешила за ней.

Голоса их вскоре затихли.

София продолжала смотреть на Филипа. И мне почудилось, что в ее глазах была мольба. Но если и была, то она осталась без ответа. Филип холодно посмотрел на дочь – он уже полностью владел собой.

– Ты хорошо разыграла свою карту, София, – сказал он и вышел из комнаты.

– Это жестоко с его стороны, – возмутился я. – София!

Она протянула мне руки, и я привлек ее к себе:

– Многовато всего, радость моя.

– Я понимаю, что они должны чувствовать.

– Этот старый черт, твой дед, не должен был наваливать это все на тебя.

Она распрямила плечи:

– Он считал, что я могу это взять на себя. Я и правда могу. Я хотела бы… хотела бы только, чтобы Юстас не принимал это так близко к сердцу.

– У него это пройдет.

– Ты думаешь? А я не уверена. Он из тех, кто любит себя растравлять. Мне невыносимо от того, что страдает отец.

– А мать, по-моему, ничего.

– На самом-то деле это ее волнует. Уж очень ей не по нутру просить у дочери деньги на постановку пьес. Но ты и оглянуться не успеешь, как она будет уговаривать меня поставить «Эдит Томпсон».

– И что ты ей ответишь? Если это доставит ей радость…

София высвободилась из моих объятий и решительно откинула голову:

– Я скажу «нет»! Пьеса гнусная, и роль маме не подходит. Это называется швырять деньги на ветер.

Я невольно рассмеялся. Не мог удержаться.

– С чего это ты? – с подозрением спросила София.

– Я начинаю понимать, почему твой дед оставил деньги тебе. Ты внучка своего деда.