Загадка Эндхауза - Кристи Агата (версия книг txt) 📗
– Пожалуй, надо принять еще хинину, – сказал я грустно.
– Увы, мой бедный Гастингс. Однако мужайтесь, к утру все пройдет.
– Охотно верю. Эти приступы обычно продолжаются не больше суток.
Я не слыхал, как он вернулся. Должно быть, я уснул.
Проснувшись, я увидел, что он сидит за столом и пишет. Перед ним лежал какой-то смятый и расправленный листок бумаги. Я узнал в нем тот самый список от А до К, который Пуаро когда-то составил, а потом смял и отшвырнул.
Он кивнул мне в ответ на мой невысказанный вопрос:
– Да, это тот самый, мой друг, я его восстановил. Теперь я штудирую его под другим углом зрения. Я составляю перечень вопросов, касающихся лиц, которые стоят в моем списке. Вопросы самые разные, часто совсем не связанные с преступлением. Я просто перечисляю факты, неизвестные или непонятные мне, и пытаюсь объяснить их.
– И много вы успели?
– Я кончил. Хотите послушать? У вас достанет сил?
– Конечно. Я чувствую себя гораздо лучше.
– Вот и хорошо. Прекрасно, я прочитаю вам свои записи. Не сомневаюсь, кое-что в них покажется вам ребячеством.
Он откашлялся.
– А. Эллен. – Почему она осталась в доме и не пошла смотреть фейерверк? Судя по словам мадемуазель и высказанному ею удивлению, этот поступок явно необычен. Что, по ее мнению, должно было или могло произойти? Не впустила ли она кого-нибудь (например, К) в дом? Правда ли то, что она рассказывала о тайнике? Если в доме действительно есть нечто подобное, то почему она не может вспомнить где? (Мадемуазель, кажется, убеждена в обратном, а ведь мадемуазель обязательно должна была бы знать.) Если Эллен солгала, то зачем? Читала ли она любовные письма Майкла Сетона или ее удивление, когда она узнала о помолвке, было искренним?
Б. Ее муж. – Так ли он глуп, как кажется? Посвящен ли он в то, что известно его жене? (Если ей вообще что-нибудь известно.) Вполне ли он вменяем?
В. Ребенок. – Является ли его интерес к кровопролитию естественным инстинктом, присущим детям этого возраста и развития, или же этот интерес патологичен? Если это патология, не унаследована ли она от одного из родителей? Стрелял ли он когда-нибудь из игрушечного револьвера?
Г. Кто такой мистер Крофт? – Откуда он приехал? Действительно ли он послал по почте завещание? Какую цель он мог преследовать, оставив завещание у себя?
Д. То же, что и предыдущее. – Кто такие мистер и миссис Крофт? Скрываются ли они по какой-либо причине, и если да, то по какой? Имеют ли они какое-нибудь отношение к семейству Бакли?
Е. Мадам Райс. – Знала ли она о помолвке Ник и Майкла Сетона? Была ли это всего лишь догадка или она прочла их переписку? (Во втором случае ей бы стало известно, что мадемуазель – наследница Сетона.) Знала ли мадам Райс, что и она сама наследует имущество мадемуазель? (Последнее мне представляется вероятным. Мадемуазель могла рассказать ей о своем завещании, добавив, возможно, что она от этого немного выиграет.) Есть ли хоть доля правды в намеке Челленджера на то, что Лазарус был увлечен мадемуазель Ник? (Этим можно было бы объяснить известную натянутость в отношениях между двумя подругами, которая, по-видимому, установилась в последние месяцы.) Кто этот «приятель», упомянутый в записке мадам, который снабжает ее наркотиками? Может быть, К? Чем объяснить ее недавний обморок? Был ли он вызван чем-нибудь, что она услышала, или же чем-то, что она увидела? Правдив ли ее рассказ о телефонном звонке и просьбе купить шоколадные конфеты или она беззастенчиво лжет? Что она имела в виду, говоря: «Я все могу понять, только не это»? Если она сама не виновата, то что она скрывает?
Как видите, – внезапно перебил себя Пуаро, – вопросам, касающимся мадам, буквально нет предела. Она загадка от начала до конца. И это вынуждает меня сделать вывод. Мадам Райс либо сама виновата, либо же знает – или, скажем, думает, что знает, – истинного преступника. Только вот не ошибается ли она? Знает она или просто подозревает? И как мне заставить ее говорить? – Он вздохнул. – Ну что ж, я возвращаюсь к своему списку.
Ж. Мистер Лазарус. – Любопытно, что у меня фактически нет к нему ни одного вопроса, если не считать самого тривиального: не подложил ли он отравленные конфеты? После чего у меня остается всего один, абсолютно не относящийся к делу вопрос. Я все же записал его. Зачем мсье Лазарус предложил пятьдесят фунтов за картину, которая стоит всего двадцать?
– Он хотел оказать Ник услугу, – предположил я.
– Он сделал бы это иначе. Ведь он делец. А дельцы не покупают вещи, которые можно продать только с убытком. Если бы ему хотелось оказать любезность мадемуазель, он одолжил бы ей денег как частное лицо.
– Как бы там ни было, но это не связано с преступлением.
– Ваша правда… и все-таки мне это очень любопытно. Я ведь изучаю психологию.
Теперь перейдем к З.
З. Капитан Челленджер. – Почему мадемуазель Ник рассказала ему, что она с кем-то помолвлена? Что ее вынудило? Ведь никому другому она не рассказала. Может быть, он сделал ей предложение? Каковы его отношения с дядей?
– С дядей?
– Да, с доктором Маком Эллистером. К слову сказать, довольно темная личность. Но я продолжаю. Возможно ли, что, прежде чем о гибели Майкла Сетона было объявлено официально, какие-то сведения просочились в адмиралтейство частным порядком?
– Я не совсем понимаю, к чему вы клоните? Пусть даже Челленджер узнал о смерти Сетона раньше всех, все равно это не причина для убийства любимой девушки.
– Вполне согласен. Все, что вы говорите, абсолютно логично. Но я же вам сказал, это всего лишь факты, которые мне хотелось бы выяснить. Я по-прежнему остаюсь ищейкой, которой приходится обнюхивать всякие малоприятные предметы. Однако продолжим.
И. Мсье Вайз. – Как объяснить его слова о фанатической привязанности его кузины к Эндхаузу? Какую цель мог он преследовать, утверждая это? Получил ли он завещание или не получил? Да и вообще, честный он человек или нет?
И наконец, К. Точным здесь остается то же, что и прежде, – огромный вопросительный знак. Существует ли он на самом деле или… Боже мой! Что с вами, мой друг?
С внезапным криком я вскочил со стула и дрожащей рукой указал на окно.
– Лицо! – закричал я. – Я видел в окне чье-то лицо. Ужасное! Его уже нет, но я его видел!
Пуаро бросился к окну, распахнул его и выглянул наружу.
– Здесь никого нет, – заметил он с сомнением. – Вы уверены, что оно вам не почудилось, Гастингс?
– Я убежден. Кошмарное лицо.
– Здесь, правда, есть балкон. Если кому-то захотелось подслушать наш разговор, он без труда мог бы сюда добраться. Что вы имели в виду, когда назвали его лицо ужасным, Гастингс?
– Бледное, с вытаращенными глазами, почти нечеловеческое.
– Это все ваша лихорадка, мой друг. Лицо – допустим. Неприятное лицо – тоже возможно. Но почти нечеловеческое – это уж слишком. У вас создалось такое впечатление, потому что лицо было прижато к стеклу; к тому же вы никак не ожидали его там увидеть.
– Это было ужасное лицо, – упрямо твердил я.
– Оно не показалось вам… знакомым?
– Ни в коем случае.
– Гм… а между тем это вполне возможно. Вы едва ли смогли бы узнать человека при таких обстоятельствах. Интересно, да… очень интересно…
Он задумчиво складывал свои записки.
– По крайней мере одно хорошо. Если даже этот человек подслушивал наш разговор, то, к счастью, мы с вами ни разу не упомянули, что мадемуазель Ник жива и здорова. Что бы он там ни подслушал, этого он все равно не узнал.
– Признайтесь все же, – заметил я, – что результаты вашего, э-э… блестящего маневра до сих пор были несколько огорчительны. Ник мертва, а никаких ошеломляющих событий не последовало.
– Еще рано. Я ведь назначил двадцать четыре часа. Вот завтра, если я не ошибаюсь, кое-что должно произойти. Иначе… иначе – я заблуждаюсь от начала и до конца. Существует такая вещь, как почта. Я возлагаю большие надежды на завтрашнюю почту.
