Пять поросят - Кристи Агата (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
«Заметки о ходе событий, предшествовавших убийству Эмиаса Крейла 19 сентября…
Моя дружба с покойным завязалась в далеком прошлом и продолжалась всю жизнь, до трагического дня его смерти. Дома наши стояли рядом, а отцы дружили. Эмиас Крейл был старше меня на два года. Мальчишками мы играли вместе, хотя и не учились в одной школе. Что касается его человеческих качеств, я чувствую себя обязанным изложить свои наблюдения о его характере и взглядах на жизнь.
С самого начала замечу: для тех, кто хорошо знал Эмиаса Крейла, мысль о его самоубийстве просто смешна. Крейл никогда не покончил бы с собой. Он очень любил жизнь! Утверждения защиты во время процесса, что Крейла мучила совесть и потому он принял яд, абсолютно абсурдны для всех, кто знал этого человека. Должен сказать, что в сознании Крейла не было ничего болезненного. Он не очень хорошо жил с женой, и я не думаю, чтобы он поколебался в вопросе расторжения брака, который он считал для себя целиком неприемлемым. Он был готов обеспечить материально жену и ребенка, причем, я уверен, он не пожалел бы средств для этого. Он был не только великим художником – это был человек, окруженный преданными друзьями. Насколько я знаю, он не имел ни одного врага.
Кэролайн Крейл я также знал много лет. Познакомился с ней еще до замужества, когда она приезжала в Олдербери. Она была в то время довольно нервной девушкой, у которой иногда проявлялись вспышки гнева, девушкой, не лишенной привлекательности, но с которой трудно ужиться.
Она сразу же влюбилась в Эмиаса. Не думаю, что он также полюбил ее, но обстоятельства заставляли их часто встречаться, к тому же Кэролайн была очень мила. В конце концов они обручились. Лучшие друзья Эмиаса скептически смотрели на этот брак: им казалось, что Кэролайн ему не пара. Это создавало некоторую напряженность между женой Крейла и его друзьями в первые годы. Но Эмиас и не думал отрекаться от своих товарищей в угоду жене. Спустя несколько лет мы с ним были в таких же отношениях, как и раньше, и я снова часто стал наведываться в Олдербери. Могу еще добавить, что я был крестным отцом их дочери Кэролайн. Это свидетельствует, по-моему, что Эмиас считал меня своим лучшим другом, и дает мне право говорить от имени человека, который никогда уже не сможет этого сделать.
Но вернемся к основным событиям, о которых Вы меня просили написать. Я прибыл в Олдербери (об этом свидетельствует пометка в старой записной книжке) за пять дней до преступления, то есть 13 сентября, и сразу же почувствовал какую-то напряженность. В доме жила и мисс Эльза Гриер, портрет которой писал Эмиас. Здесь я впервые увидел Эльзу, хотя слышал о ее существовании раньше. За месяц до этого Эмиас с восхищением рассказывал мне, что познакомился с прекрасной девушкой. Я заметил шутя: „Смотри, старина, ты снова потеряешь голову“. Он назвал меня болваном. Мол, кроме натуры для портрета, она не представляет для него никакого интереса. Я ему ответил: „Не болтай! Я уже слыхал от тебя подобное…“ А он: „На этот раз все по-другому“. На что я сказал довольно цинично: „У тебя каждый раз все по-другому“. Вид у Эмиаса был тогда встревоженный. „Ты не понимаешь, – сказал он. – Ведь она еще девочка, почти ребенок“. И добавил, что у нее современные взгляды и что она совсем лишена старомодных предрассудков. „Она честная, искренняя и реальная, земная, – заявил он. – И ее совсем ничто не страшит!“
Про себя я подумал, что на этот раз Эмиас определенно плохо кончит. Но ничего не сказал.
Несколькими неделями позже я услыхал: Эльза Гриер безумно влюблена, Эмиас явно недооценил ее, принимая за несмышленыша. Люди начали хихикать, заявляя, что Эльза купается в деньгах, знает, чего хочет, и всегда этого добивается. Некоторые задавались вопросом, – а что по этому поводу думает жена Крейла, на что следовал ответ: она уже давно привыкла к подобным вещам. Другие, возражая, заявляли, будто слышали, что она дьявольски ревнива и создала Крейлу такую невозможную жизнь, от которой волей-неволей пустишься в загул.
Я пишу об этом, ибо считаю важным для освещения событий, которые пытаюсь изложить с максимальной полнотой.
Конечно, мне не терпелось собственными глазами увидеть Эльзу. Как оказалось, она была действительно красива и привлекательна. Но, к моему удивлению, на этот раз Эмиас Крейл оказался не таким веселым и оптимистичным, как обычно. Я сразу заметил явные признаки переутомления – капризы, внезапная апатия и вообще нервозность и раздражительность. Эмиас обрадовался, увидев меня, и сказал, как только мы остались одни: „Слава богу, что ты приехал, Фил. Жить в доме с четырьмя женщинами!.. Для какого угодно мужчины этого достаточно, чтоб сойти с ума. Если они возьмутся за меня все четверо, то отправят в сумасшедший дом“.
Атмосфера там была действительно напряженная. Кэролайн слишком переживала всю эту историю и реагировала на нее бурно. Обычно вежливая, тактичная, она обращалась с Эльзой Гриер грубее, чем можно было себе представить, хотя и не позволяла себе сказать хоть одно оскорбительное слово. Что касается Эльзы, то она вела себя явно с вызовом. Эльза была любима, она это знала, и никакие правила хорошего тона не сдерживали ее бесстыдства. В результате Эмиас большую часть дня работал, а в перерывах пикировался с Анджелой. Их отношения обычно были дружеские, хотя они и подшучивали друг над другом и перебранивались. Но теперь… Во всем, что делал или говорил Эмиас, сквозило, что его терпение вот-вот лопнет.
Была еще гувернантка. „Кислая старая дева, – говорил о ней Эмиас. – Она меня терпеть не может!.. Сидит со сжатыми губами и постоянно меня осуждает“. Потом взорвался: „Черт бы побрал этих женщин! Мужчине, если он желает покоя, не стоит связываться с женщинами!“ – „Тебе не стоило жениться, – сказал я ему. – Такой человек, как ты, не должен быть опутан семейными обязанностями“. Он мне ответил, что теперь уже поздно говорить об этом. И прибавил, что, несомненно, Кэролайн была бы рада избавиться от него. В этом я увидел первый сигнал того, что назревает нечто необычное. „Что ты имеешь в виду? Неужели у тебя в самом деле что-то серьезное с Эльзой?“ Он ответил: „Она хороша, ведь так? Иногда мне кажется, что лучше бы ее никогда не встречать“. Потом он сказал с усмешкой: „Я надеюсь, все станет на свои места в конце концов. И ты должен признать, этот портрет – прекрасная штука“.
Он говорил о портрете Эльзы, над которым работал. Несмотря на свою недостаточную компетентность в живописи, я все же понял, что это в самом деле будет вещь высокого класса. Когда Эмиас писал, он перевоплощался. Несмотря на свою привычку ворчать, хмуриться, ругаться, иногда даже бросаться кистями, в те минуты он был на самом деле счастлив, необыкновенно счастлив.
Возвратившись домой, он не мог спокойно воспринимать враждебность, возникшую между двумя женщинами. Эта неприязнь достигла своей кульминации семнадцатого сентября. Завтрак оказался для нас тяжким испытанием. Эльза слишком, я считаю, обнаглела. Единственное подходящее здесь слово. Она подчеркнуто игнорировала Кэролайн, обращаясь только к Эмиасу, словно они были одни. Кэролайн непринужденно, весело беседовала со всеми, иногда ловко вставляла шпильки, но совсем безобидные. Ей не была присуща фальшивая искренность, искусством которой владела Эльза Гриер.
Взрыв произошел в гостиной, после ленча. Я сделал замечание насчет изящной скульптуры из полированного бука – весьма своеобразной работы. Кэролайн сказала: „Это произведение одного молодого норвежского скульптора. Мы с Эмиасом восхищены им и собираемся навестить его следующим летом“.
Эта спокойная уверенность, очевидно, оказалась невыносимой для Эльзы, она сразу же выпалила: „Эта комната приобрела бы лучший вид, если ее обставить надлежащим образом. Здесь слишком много мебели. Когда я перееду сюда – все это старье выброшу, оставлю только две-три хорошие вещи. Занавески повешу, наверное, медного цвета. – Она повернулась ко мне и спросила: – Вам не кажется, что так будет лучше?“
Я не успел ответить, как заговорила Кэролайн, голосом нежным, бархатным, но с угрожающей интонацией: „Вы намереваетесь купить этот дом, Эльза?“ Эльза рассмеялась и сказала: „Зачем нам прикидываться? Будем искренними, Кэролайн, вы хорошо знаете, что я имею в виду!“ Кэролайн ответила: „Понятия не имею“. – „Не будьте наивной. Мы с Эмиасом любим друг друга. Это не ваш дом, это дом его. И когда мы поженимся, я буду жить с ним здесь!“ Кэролайн сказала: „По-моему, вы с ума сошли“. – „О нет, – ответила Эльза. – Это не так, и вы это хорошо знаете. Не лучше ли быть откровенными друг с другом? Мы с Эмиасом влюблены – это вы видите достаточно хорошо. Вам остается только одно – вернуть ему свободу“. – „Я не верю ни единому вашему слову“. Но голос Кэролайн звучал неубедительно. Удар Эльзы был точен и пробил ее щит.
В этот момент в комнату вошел Эмиас. Эльза сказала со смехом: „Если вы не верите мне, спросите его“. – „Я спрошу его! Эмиас! Эльза говорит, что ты хочешь вступить с нею в брак. Это правда?“ Бедный Эмиас! Мне было жаль его. Человек оказывается в смешном положении, когда становится участником подобной сцены. Он покраснел, начал кричать на Эльзу, какого, дескать, черта она болтает. „Так это правда?“ – спросила Кэролайн. Эмиас не ответил. Не говоря ни слова, он силился просунуть палец за воротник рубашки. Так он делал всегда, когда попадал в затруднительное положение. Потом, стараясь держать себя с достоинством, сказал: „Я не считаю нужным говорить об этом“. – „Нет, мы будем об этом говорить!“ Тогда вмешалась Эльза: „Мне кажется, что честнее по отношению к Кэролайн сказать ей всю правду“. Кэролайн спросила, слишком даже спокойно: „Это правда, Эмиас?“ Эмиас казался немного пристыженным, как и любой мужчина, прижатый женой к стенке. „Правда-то оно правда, но я не хочу сейчас об этом говорить“. После этого он повернулся и быстро вышел из комнаты.
Я поспешил за ним. Не хотелось оставаться с женщинами. Я догнал его на веранде. Эмиас ругался. Мне не приходилось слышать, чтобы человек ругался с таким вдохновением. Затем он бросил со злостью: „Не могла помолчать! Почему, черт бы ее побрал?! Увидишь, какой теперь здесь будет взрыв! А я должен кончать свою картину, ты слышишь меня, Фил? Это самое лучшее, что я когда-либо сделал. И эти глупые женщины своими ссорами хотят все испортить!“ Я не мог скрыть улыбки. „Между нами говоря, старина, ты все это сам заварил“. – „Это ты мне говоришь! – застонал он. – Ты должен признать, Фил, что нельзя осуждать человека, если он теряет голову ради нее. Кэролайн должна это понять“.
На мой вопрос, что будет, если Кэролайн проявит стойкость и не согласится на развод, он не обратил внимания. Его мысли уже куда-то улетели. Я повторил вопрос, и Эмиас равнодушно ответил: „Кэролайн не станет желать мне зла. Ты не поймешь этого, дружище“. – „Но ведь у вас ребенок“. Он взял меня за руку: „Фил, дорогой мой, послушай! Я знаю, у тебя добрые намерения, но не стоит читать мне нотации. Я улажу все дела, все будет в порядке. Вот увидишь!“
Вот какой был Эмиас со своим неисправимым оптимизмом. Он закончил почти веселым тоном: „К черту всех этих женщин!“ Не знаю, что бы он еще сказал, если бы на веранде неожиданно не появилась Кэролайн. На голове у нее была шляпа темного цвета, с большими опущенными полями, в которой она казалась довольно забавной. Ровным голосом она сказала: „Сними пиджак, Эмиас, он весь испачкан красками. Мы идем к Мередиту пить чай. Или ты забыл?“ Эмиас вытаращил глаза и пробормотал: „Да, да, я и забыл. Конечно, пойдем“. Кэролайн подошла к клумбе и начала срывать цветы.
Эмиас медленно пошел в дом.
Кэролайн обратилась ко мне. Она говорила всякую бессмыслицу, что будет хорошая погода, что сейчас, видимо, много скумбрии в море, и можно было бы Эмиасу, Анджеле, мне – всем пойти на рыбалку… У Кэролайн была исключительная сила воли, и она прекрасно владела собой. Не знаю, тогда ли уже у нее созрело решение убить его, но меня это не удивило бы. Кэролайн Крейл была опасной женщиной. Я понимал, что она не склонна примириться со сложившимся положением, но почему-то подумал, что она сочла за лучшее вести себя сдержанно.
Вскоре подошли другие. У Эльзы был дерзкий и в то же время торжествующий вид. Мне она не нравилась – не люблю бурных женщин. Но должен признать, что в тот день она была необыкновенно красива. Женщины как будто хорошеют, когда достигают своей цели. Кэролайн не обращала на нее внимания. Я решил, что она либо согласится с неизбежностью разрыва, либо будет вести себя как ни в чем не бывало, уверенная в том, что Эмиас все равно к ней вернется.
Некоторую разрядку в тот момент внесла Анджела. Выйдя из дома, она заявила мисс Уильямс, что и не подумает менять юбочку, что юбочка на ней очень хорошая, что она очень нравится дяде Мередиту. В конце концов мы отправились. Кэролайн шла с Анджелой, я с Эмиасом, а Эльза одна.
Не могу четко вспомнить всех событий того дня, все затуманено в моей памяти. Помню, Мередит вышел нам навстречу. Мы, кажется, прогулялись по саду. Потом я долго беседовал с Анджелой о дрессировке фокстерьеров для ловли крыс. Анджела съела много яблок и все время угощала меня. Потом пили чай под огромным кедром. Мередит, помню, был встревожен. Я думал, что Кэролайн или Эмиас что-то ему рассказали. Он смотрел на Кэролайн с подозрением, потом внимательно поглядел на Эльзу. Он казался глубоко обеспокоенным. Понятное дело, Кэролайн нравилось, чтобы Мередит был у ее ног – преданный друг, который никогда не зашел бы слишком далеко. Такова уж была ее натура.
После чая Мередит наспех обменялся со мною несколькими словами: „Послушай, Фил, Эмиас не может так поступить!“
Я сказал: „Не ошибись, он собирается сделать именно это“. – „Он не может оставить жену и ребенка и уйти с Эльзой… Он намного старше ее. Ей же не больше восемнадцати“. Я сказал ему, что мисс Гриер – девушка двадцати лет, с достаточным жизненным опытом. „Но все равно она страшно молода, она не сознает, что делает“. Бедняга Мередит! Вечно он со своим донкихотством. Я ему сказал: „Не волнуйся, она знает, что делает и чего хочет“. Это все, что мы успели друг другу сказать. Думаю, что Мередита взволновала мысль, что вскоре Кэролайн может оказаться брошенной. После развода она могла ожидать, что преданный Мередит женится на ней. Но Мередиту, по-моему, больше нравилась безнадежная любовь. И признаюсь, эта сторона событий меня слегка забавляла.
Довольно странно, но я очень туманно припоминаю наш визит в лабораторию Мередита. Ему нравилось всем демонстрировать свое хобби. Мне лично оно всегда казалось скучным. Кажется, я присутствовал, когда он прочитал целый трактат о свойствах цикуты, но как следует я не помню. И я не видел, как Кэролайн брала яд, она была слишком ловкой женщиной. Но вспоминаю, как Мередит читал нам отрывок из Платона о смерти Сократа. По моему мнению, он очень нудный. Классики мне всегда были как-то не по нутру.
Больше ничего особенного не припоминаю из этого дня. Помню, что Эмиас снова повздорил с Анджелой; для нас ссора послужила своего рода отвлечением, избавила от других осложнений. Анджела побежала спать обиженная, бросив на ходу, что она с ним расквитается. Она объявила, что обрадуется, если он отправится в мир иной, пожелала ему заболеть проказой и, кроме того, сказала, что хочет, чтобы к его носу прилипла сосиска и он не смог бы ее оторвать. Помню, что все очень потешались над этим зловещим набором пожеланий.
Кэролайн тоже немедленно пошла спать. Мисс Уильямс пошла вслед за своей ученицей. Эмиас и Эльза вместе исчезли в садике. Я оказался лишним и потому пошел побродить в одиночестве.
На следующее утро проснулся поздно. В столовой никого не было. Удивительно, как припоминаются отдельные вещи! Хорошо помню вкус почек, жаренных на сале, удивительно аппетитных! Потом я слонялся по дому, курил. Встретил мисс Уильямс, сбившуюся с ног в поисках Анджелы. Она злилась, потому что Анджела должна была сидеть и зашивать порванное платье. Возвратившись в холл, я услыхал разговор Эмиаса и Кэролайн в библиотеке, довольно громкий. Кэролайн сказала: „Ты и твои женщины… В один прекрасный день я убью тебя!“ Эмиас ответил: „Не говори глупости, Кэролайн“. – „Я говорю совершенно серьезно, Эмиас“, – сказала она. Я не хотел больше слушать, ушел и около террасы встретил Эльзу. Она сидела в шезлонге, под окном библиотеки, окно было открыто. Я думаю, что она слышала все происходящее внутри. Увидев меня, Эльза улыбнулась, взяла меня за руку и сказала: „Какое чудесное утро, не правда ли?“
Для нее утро явно казалось чудесным, я в этом не сомневался. Она видела только свою цель и шла к ней напролом. Мы разговаривали на террасе минут пять, потом я услыхал, как сильно хлопнула дверь библиотеки. Явился Эмиас. Лицо у него было багровое. Он бесцеремонно схватил Эльзу за плечи. „Пойдем, время позировать. Я хочу заняться картиной“. – „Очень хорошо, – сказала Эльза. – Я только схожу наверх, возьму пуловер. Довольно прохладный ветер“. И побежала в дом. Я ждал, скажет ли мне что-нибудь Эмиас, но он только вздохнул: „Ох, эти женщины!“ Я ему ответил: „Не падай духом, старина“. Больше ни один из нас не проронил ни слова, пока снова не вышла Эльза.
Вдвоем они спустились в „сад-батарею“. Я зашел в дом. Кэролайн стояла в холле. Казалось, она даже не заметила моего появления. Иногда это с нею случалось – женщина как будто вырывалась из окружающей среды и погружалась в себя. Мне показалось, что она прошептала: „Слишком жестоко…“ Потом поднялась наверх, так меня и не замечая, как это бывает с человеком, погруженным в какие-то мысли. Я предполагаю, хотя у меня нет никакого права утверждать это, что она пошла за цикутой. Возможно, именно в этот момент она решилась на свой поступок.
В это время зазвонил телефон. В некоторых домах ждут, пока подойдет ответить слуга, но я так часто бывал в Олдербери, что поступил как свой человек в доме. Я поднял трубку и услыхал голос своего брата Мередита. Он взволнованно сказал, что обнаружил пропажу цикуты. Нет надобности повторять все, что теперь для всех понятно. Но новость была достаточно неожиданная, я растерялся. Мередит все что-то говорил дрожащим голосом, я услыхал чьи-то шаги на лестнице и быстро сказал своему брату, чтобы он немедленно пришел ко мне. Сам же отправился ему навстречу. Вы, наверное, не знаете топографии нашей местности. Должен вам сказать, что кратчайший путь от одного поместья к другому лежит через заливчик, который мы переплывали на лодке. Я спустился по тропинке к маленькой пристани. Чтобы попасть туда, нужно было пройти вдоль стены „сада-батареи“. Проходя, я услыхал голоса Эмиаса и Эльзы. Они казались веселыми и беззаботными. Эмиас заметил, что стоит на удивление жаркий день (в самом деле, было слишком душно для сентября), а Эльза сказала ему, что там, где она сидит, на стене, дует холодный ветер с моря. „Я совсем застыла. Может, отдохнем немного, любимый?“ Я услыхал крик Эмиаса: „Ни за что на свете! Сиди и потерпи еще немного. Ты же крепкая девушка. К тому же дело идет прекрасно, поверь мне!“ Затем – голос Эльзы: „Жестокий!“ И ее смех…
Мередит приближался с противоположного берега, налегая на весла. Он привязал лодку и стал подниматься по ступенькам. Был очень бледен и встревожен. „У тебя голова лучше, Филипп, что я должен делать? Цикута очень опасна“. – „Ты уверен, что она исчезла?“ Мередит всегда отличался рассеянностью, возможно, потому я и не среагировал на все это с надлежащей серьезностью. Он подтвердил, что вполне уверен. Накануне бутылка была полная. Я еще переспросил: „И ты не представляешь, кто мог это сделать?“ Он ответил отрицательно и спросил, что об этом думаю я, не мог ли, мол, сделать это кто-либо из слуг. Я высказал мысль, что эта возможность маловероятна. Ведь дверь там всегда заперта. „Всегда“, – согласился он. А потом начал что-то болтать об окне, которое якобы было приоткрытым на несколько дюймов. Кто мог туда залезть? „Случайный вор?“ – предположил я скептически. „Мне кажется, Филипп, – сказал он, – здесь что-то значительно серьезнее“.
Он допытывался, что я думаю. Я ответил, что если он уверен в пропаже, то, наверное, яд взяла либо Кэролайн, чтобы отравить Эльзу, либо Эльза, чтобы избавиться от Кэролайн и заполучить Эмиаса.
Голос Мередита задрожал. Он сказал, что мои предположения абсурдны, мелодраматичны и не могут быть правильными. „Во всяком случае, – сказал я, – цикута-то исчезла. Какое тут дашь объяснение?“ Понятно, он не мог объяснить. Он, по сути, думал то же самое, что и я, но ему не хватало смелости назвать вещи своими именами.
Мередит спросил снова: „Что нам делать?“ И я, болван, ему ответил: „Надо серьезно подумать“. Ты, мол, сообщи всем о пропаже цикуты или отведи Кэролайн в сторону и обвини ее в хищении. Если убедишься, что она не замешана в этом деле, поступи так же с Эльзой. Мередит воскликнул: „Такая очаровательная девушка!.. Не может быть!“
Молча поднимались мы по тропинке к дому. Как раз огибали „сад-батарею“, когда послышался голос Кэролайн. Я подумал, что они там ссорятся втроем. На самом же деле их было двое и говорили они об Анджеле. Кэролайн протестовала: „Это слишком жестоко по отношению к ней“. Эмиас что-то ответил раздраженно. Потом калитка сада открылась – как раз когда мы к ней подошли. Эмиас, увидев нас, казалось, смутился. Вышла Кэролайн. „Добрый день, Мередит, – сказала она. – Мы обсуждали вопрос относительно отправки Анджелы в школу. Я не совсем уверена, что это необходимо“. – „Не раздувай ты этого дела, – сказал Эмиас. – Все будет хорошо. Одной заботой меньше“.
На тропинке, ведущей от дома, появилась Эльза. В руках у нее был красный джемпер. Эмиас буркнул: „Идем, я не хочу терять времени“. Он обернулся к мольберту. Я заметил, что он пошатывался, и подумал, не хватил ли он слегка. Это было бы простительно в его положении – со всеми неприятностями, в сложившейся ситуации. Эмиас проворчал: „Пиво словно кипяток. Почему мы не можем держать тут немного льда?“ Кэролайн сказала: „Я пришлю тебе пиво из холодильника“. Эмиас кивнул: „Благодарю“. Затем Кэролайн закрыла калитку „сада-батареи“ и поднялась с нами. Мы устроились на веранде, а она пошла в дом. Минут через пять Анджела пришла с несколькими бутылками пива и стаканами. День был очень жаркий, и мы обрадовались, увидев пиво. Мимо нас прошла Кэролайн. В руках у нее была бутылка. Она сказала, что несет ее Эмиасу. Мередит предложил свои услуги – отнести бутылку, но Кэролайн сказала, что отнесет сама. Я подумал, что она это делает из ревности, потому что не выносит, когда те вдвоем. Именно ревность заставила ее спуститься в сад под предлогом, будто она хочет обсудить отъезд Анджелы.
Кэролайн пошла вниз, по тропке. Мередит и я смотрели ей вслед. Мы все еще ничего не решили, а Анджела с криком требовала от меня, чтобы я пошел с нею купаться. Поняв, что нам невозможно оставаться сейчас наедине, я сказал Мередиту: „После ленча поговорим“. Он кивнул. Потом я пошел с Анджелой купаться. Мы переплыли залив туда и обратно, позагорали на скалах. Анджела была почему-то молчалива, и это мне нравилось. Я решил сразу после ленча отвести Кэролайн в сторону и без лишних слов обвинить ее в краже цикуты. Не имело смысла доверять это дело Мередиту, он был слишком малодушен. Поразмыслив, я пришел к выводу, что цикуту взяла все-таки она. Эльза была слишком рассудительной, чтобы рисковать применить яд, – она заботилась о собственной репутации. Кэролайн же была неуравновешенна, склонна к внезапным, безрассудным поступкам. Явная неврастеничка. И все же в глубине моего сознания настойчиво билась мысль, что Мередит ошибся. Возможно, там убирал кто-то из слуг, перевернул бутылку и не осмелился в этом сознаться. Видите ли, отравление ядом кажется настолько мелодраматичным, что в него даже не веришь, пока что-то не случится.
Я посмотрел на часы. Было уже поздно. Мы с Анджелой должны были торопиться, чтобы поспеть к ленчу. Все уже ждали за столом, то есть все, кроме Эмиаса, который остался в саду работать над картиной. Для него это было вполне естественно. Я решил, что он поступает довольно мудро – трапеза в обществе четырех дам оказалась бы для него тягостной. Мы пили кофе на террасе. Хотелось бы в подробностях припомнить, как выглядела и что делала Кэролайн. Она совсем не казалась взволнованной. Спокойна, немного опечалена – такое у меня сложилось впечатление. Дьявольская женщина! Что ни говорите, а это сатанинская затея – хладнокровно отравить человека! С таким спокойствием и самообладанием!.. Она встала и сказала, что отнесет Эмиасу кофе. А ведь она знала, определенно знала, что в это время он уже мертв. Мисс Уильямс пошла с ней. Не вспомню, было ли это желание Кэролайн. Скорее всего, что да. Они пошли вдвоем. Вскоре отправился и Мередит. Я как раз придумывал повод, чтобы отправиться вслед за ними, как вдруг увидел, что брат возвращается бегом. Лицо его посерело, голос прерывался. „Надо позвать врача, немедленно! Эмиас…“ Я подскочил: „Ему плохо?“ Мередит ответил: „Боюсь, что он мертв“. Я забыл на миг об Эльзе, которая вдруг вскрикнула, словно от удара. Она закричала: „Он умер, умер!..“ – и побежала. До сих пор я не предполагал, что можно так быстро бегать.
Мередит, тяжело дыша, сказал мне: „Иди за ней. Я позвоню… Иди за ней… Кто его знает, что она может натворить“.
Я пошел за Эльзой и правильно сделал. Эльза легко могла убить Кэролайн. Я в жизни не видел в человеке столько боли, ненависти, неистовства. В одно мгновение с нее слетела вся воспитанность. Она превратилась в первобытную женщину, у которой отобрали самца. Убежденная в том, что Кэролайн убила мужа, Эльза готова была растерзать ее, вцепиться в нее ногтями, бить и топтать ногами.
Я схватил Эльзу и держал, потом подоспела мисс Уильямс. Гувернантка, должен вам сказать, оказалась на высоте. Она сумела в один миг привести Эльзу в чувство – сказала, что необходимо успокоиться, что скандал, шум и тарарам не могут помочь беде. Эльза утихомирилась, стояла, прерывисто дыша, и дрожала.
Что же касается Кэролайн, с моей точки зрения, ее маска была сброшена. Она застыла неподвижно, но она не была потрясена. Ее выдавали глаза. Они были внимательны, слишком осмысленны и словно бы что-то искали, ждали. Наверное, ей уже стало страшно…
Я подошел к ней и заговорил почти шепотом. Мои слова, видимо, не были услышаны другими женщинами. Я сказал ей: „Проклятая убийца! Убила моего лучшего друга“. Она с ужасом отклонилась и сказала: „Нет, о нет! Он сам, сам это сделал“. Я посмотрел ей в глаза: „Эту сказку расскажете полиции“. Она им и рассказала. Но они не поверили…»
