Её запретный рыцарь - Стаут Рекс (книги TXT) 📗
Нет нужды сомневаться, что Догерти поспешил поделиться со своими приятелями вестью об успехе в переговорах с Ноултоном. Они пришли в восторг.
— Но ты браль с него обещание насчет мадемуазель Уильямс? — спросил Дюмэн.
— Конечно, как это сделал бы на моем месте и ты, приятель, — со смешком отозвался Догерти. — Хотел бы я послушать, как ты его об этом попросишь.
— Ну теперь, слава богу, мы наконец от него избавились, — сказал, подытоживая, Дрискол.
Он выразил общие чувства, и это прозвучало как эпитафия Ноултону.
Они пошли в бильярдную — была середина дня — и начали играть двое на двое: Дрискол и Бут против Дженнингса и Догерти.
Шермана никто не видел с раннего утра. Дюмэн, оставшийся, ввиду его непревзойденного мастерства, вне игры, оседлал стул и после каждого промаха объяснял, как бы легко он сам мог выполнить такой удар.
Но бильярд увлекал Дюмэна лишь наполовину.
При всем уважении к этому великому народу следует заметить, что французы в большинстве своем — отчаянные болтунишки, и Дюмэн был истинным сыном своей страны. Французы могут болтать о чем угодно, и с одинаковым удовольствием, но, когда им на самом деле нужно что-то сказать и есть кому, им словно судорогой сводит челюсти и они молчат.
Вот почему Дюмэн так ерзал на стуле.
Не далее как в пятидесяти футах за своим столиком сидела Лиля, а ему так хотелось рассказать ей о Ноултоне!
Причину, по которой он не вскочил немедленно и не побежал к ней, можно обозначить одним словом:
Догерти! Коротышка знал, что бывший боксер это не одобрит, и немного его побаивался. Дюмэн отнюдь не был силачом.
Странные Рыцари играли в бильярд до пяти часов, потом Бут вдруг поставил кий на место и сказал, что у него назначена встреча с покупателем и ему надо спешить.
— Вот что делает с человеком работа, — с досадой сказал Догерти, когда они перешли в вестибюль. — Я вообще не понимаю, как это человек может заниматься продажей пишущих машинок и вести образ жизни джентльмена.
Очевидно, что на этот вопрос ответа не было, да никто и не пытался его дать. Они послонялись по вестибюлю, потом уселись на свой кожаный диван и, как истинные джентльмены, стали курить, то есть убивать время. Дюмэн поглядывал одним глазом, и довольно нетерпеливо, на Лилю.
Без четверти шесть Дженнингс и Дрискол поднялись и объявили, что им пора идти. В половине восьмого им надо было быть в театре, а до этого еще успеть поужинать.
— Куда вы собрались? — спросил Догерти.
Они ответили, что направляются в ресторанчик Тони, и пригласили его с Дюмэном к ним присоединиться.
— Для меня есть слишком рано, — ответил коротышка-француз.
Догерти поколебался, сказал, что надо подумать, и наконец согласился. Дюмэн остался сидеть на диване в одиночестве. Он, вытянув шею, уставился в окно, проводил взглядом своих приятелей, и вскоре они скрылись в бродвейской толпе. Потом он быстро повернулся. Теперь у него был шанс.
Лиля, уже в пальто и шляпке, приводила в порядок бумаги на столе и собиралась домой. При приближении Дюмэна она быстро на него взглянула. Француз понял, что она очень устала и явно не расположена к беседе. Он замешкался, но только на секунду, и все же сказал:
— Итак, ваш друг даже не остановиться, чтобы сказать «гудбай»! Вы увидеть, что я быль прав насчет него.
Конечно, вы не могли все знать — но мы же вам говориль! А теперь вы сами все понимай.
Лиля посмотрела на него с удивлением.
— О чем это вы? — бросила она.
Но Дюмэна было трудно сбить с толку.
— Я имею в виду этот Ноультон — вы это знаете.
Ба! Разве вы не видеть его, как он бежать поджатый хвост? А знаете почему? Мы кое-что о нем узнали. Он есть то, что называют фальшивомонетчик. И когда мы ему это сказаль, он поубежать.
Лиля сжала перед собой на столе кулачки и смерила Дюмэна тяжелым взглядом.
— Это неправда, — проговорила она.
Не обращая внимания на ее слова, Дюмэн продолжил:
— Мы заставить ему уехать сегодня из Нью-Йорка.
Скорее всего, он уже уехаль. Возможно, теперь вы признавать, что я и правда кое-что зналь, когда говориль вам два, три месяца назад об этот Ноультон? Ба! Вы были такая сердитая! Вы сказали, что я нахаль. — Он гордо покачал головой. — Я есть мудрый.
Лиля сильно побледнела. Но она сумела сохранить над собой контроль, и ее голос, хотя она и перешла на шепот, был ровным:
— Вы говорите, мистер Ноултон собирается уехать?
— Да, — кивнул Дюмэн, и в его глазах заблестели огоньки удовлетворения оттого, что и он приложил к этому руку.
— Он уже уехал?
Дюмэн ответил, что возможно, хотя это нельзя сказать наверняка.
Лиля выпрямилась, и выражение ее глаз, когда она застегивала пальто, изменилось, словно она приняла какое-то решение.
— Я подумать, что вы должны об этом знать, — запинаясь, промолвил Дюмэн.
Судя по всему, этот разговор задел Лилю за живое.
Она никак не прокомментировала слова Дюмэна, лишь поблагодарила его и повернулась, чтобы уйти, а он с удивлением смотрел ей вслед.
— Она — дьявол! — процедил он сквозь зубы по-французски, щелкнув пальцами. — Ее ничем не проймешь!
Но как только Лиля вышла из дверей отеля, все ее хладнокровие как рукой сняло. Она схватилась за перила и едва не упала.
Затем, крепко сжав губы и сдерживая слезы, которые слепили ей глаза, она быстрым шагом, почти бегом, припустила по Бродвею. Вдруг она остановилась.
Не взять ли такси? Нет, спокойно сидеть в машине она не могла. И она снова быстро зашагала вперед.
Получасом раньше стемнело, и Бродвей освещался желтым светом фонарей. Была пауза между окончанием рабочего дня и началом представлений в театрах, и на улицах было малолюдно, лишь отдельные прохожие спешили домой, к ужину.
Но Лиля ничего не замечала, ее одолевали тревожные мысли. Не опоздала ли она? Не обнаружит ли она, что он уехал — навсегда?
Эта мысль заслоняла собой все остальное. Она не думала, правду ли сказал Дюмэн, зачем она идет туда и что будет делать дальше, и ее ничуть не беспокоило открытие, что человек, которого она любит, — преступник. Она знала только, что должна его увидеть.
На Тридцатой улице она повернула на запад. Еще десять минут быстрой, сбивающей дыхание ходьбы — и она у дома, адрес которого был написан на его письмах.
Лиля взлетела по ступенькам и прочитала на одной из табличек его имя. На второй двери слева значилось:
«Джон Ноултон».
Несколько секунд она поколебалась, осознавая безрассудность и неприличие того, что делает.
Потом решительно нажала на кнопку звонка.
Глава 11
Глас закона
Замок щелкнул, она вошла и поднялась по ступенькам.
В проеме открытой двери слева, в полумраке коридора, стоял мужчина. Это был Ноултон. Позади него в комнате было темно.
Всю тревогу Лили моментально как рукой сняло, и она вдруг почувствовала ужасное смущение. Она стояла на верхней ступеньке, не сводя с него глаз, не в силах вымолвить ни слова и не двигаясь.
Ноултон перешагнул порог и спросил:
— Кто это?
Лиля ничего не ответила, и он повторил свой вопрос.
Потом сделал еще один шаг вперед:
— Что вам угодно… о… нет… мисс Уильямс! В чем дело? Почему ты пришла? Скажи… объясни мне…
— Я… я не знаю. — Лиля заикалась от волнения. — Я подумала… они сказали мне… что ты уехал.
Она стояла, держась одной рукой за перила и прерывисто дыша.
Ноултон с большим трудом овладел собой.
— Не надо было этого делать. Сейчас же иди домой! — Он взял ее за руку.
Лиля покачала головой:
— Я хочу с тобой поговорить. Я должна. Ты хочешь сказать, что мне не следует к тебе заходить? Но… я ведь тебе доверяю, и этого достаточно…
Удивленный, Ноултон пытался настаивать, но Лиля отказывалась что-либо слушать. Наконец, отчаявшись, он пригласил ее к себе. Он зажег свет и подвинул к ней кресло, а сам сел на чемодан, который уже полностью собрал.
