Зубы тигра - Леблан Морис (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
В эту минуту дверь распахнулась и в комнату вбежала Флоранс. Не обращая внимания на Перенна, она бросилась к Гастону Саверану.
— Зачем вы пришли? Вы обещали… Вы поклялись мне, что не придете… уходите.
Саверан отстранил ее и усадил в кресло.
— Оставь, Флоранс, я обещал, чтобы успокоить тебя. Предоставь мне действовать.
— Да нет же, нет! — простонала девушка. — Это безумие. Я запрещаю… Я умоляю вас.
Нагнувшись к ней, он медленно и ласково провел рукой по ее лбу, пригладил золотые волосы.
— Предоставь мне действовать, Флоранс, — тихо проговорил он.
Она замолчала, словно обезоруженная мягким голосом. Он произнес еще несколько слов, которых дон Луис не расслышал. Они, видимо, окончательно убедили ее. Перенна стоял против них, не двигаясь и не отводя револьвера.
Когда Саверан обратился к Флоранс на «ты», он весь с головы до ног задрожал, и рука, державшая револьвер, напряглась. Как случилось, что он не выстрелил? Каким усилием воли подавил он ненависть, огнем сжигавшую его. А Саверан еще гладил Флоранс по волосам.
Дон Луис опустил руку. Позже он убьет их, сделает с ними все, что ему вздумается. Им уже не уйти от мести.
Спрятал в ящик револьверы Саверана и повернулся к двери, чтобы запереть ее, как вдруг услышал шаги на лестнице. Он вышел на площадку.
— В чем дело?
— Срочное письмо для господина Мазеру, — ответил дворецкий.
— Давайте сюда. Он тут, со мной.
Вернувшись в комнату, дон Луис разорвал конверт. Наскоро набросанная записка карандашом, подписанная одним из агентов, карауливших дом, гласила:
«Осторожнее, бригадир. Гастон Саверан — там в доме. По словам соседей, молодая девушка, домоправительница, вернулась часа полтора назад, еще до нашего прихода. Ее видели в окне павильона, в котором она живет. А спустя несколько минут была приоткрыта ею же, несомненно, низенькая дверь, расположенная под тем же павильоном и ведущая в погреб. Судя по описанию, ошибки быть не может. Это — Гастон Саверан. Будьте же осторожны, бригадир. При малейшем знаке с вашей стороны, мы ворвемся в дом».
Дон Луис задумался. Он понял, наконец, как проникал негодяй к нему в дом и почему ему всегда удавалось избегать преследований.
«Что же, песенка малого спета, да его барышни тоже: пули моего револьвера или полицейские наручники — пусть выбирают».
Он снова запер дверь и, поставив стул против своих узников, сказал:
— Будем разговаривать.
Комната, в которой они находились, была очень маленькая, дону Луису казалось, что он почти касается человека, которого ненавидит всеми силами своей души.
Между их стульями было расстояние не больше метра. Между ним и окном стоял длинный стол, заваленный книгами, окно, проделанное в очень толстой стене, давало большое углубление, что часто встречалось в старинных домах.
Флоранс сидела лицом к свету, и дон Луис плохо различал ее лицо. Зато лицо Гастона Саверана было ему прекрасно видно, и он с гневом и странным любопытством вглядывался в черты еще молодого лица, выразительный рот, умные и красивые, несмотря на несколько жесткое выражение, глаза.
— Говорите же! — повелительно сказал он. — Я даю вам лишь небольшую передышку. Быть может, вы испугались? Жалеете о сделанном шаге?
Гастон Саверан улыбнулся и спокойно сказал:
— Я ничего не боюсь и ни о чем не жалею, так как определенно чувствую, что мы столкуемся.
— Столкуемся? — дон Луис возмущенно выпрямился.
— А почему бы нет? Мне эта мысль не раз приходила в голову и окончательно овладела мной, когда я недавно слушал вас в коридоре суда и сейчас читал газеты: «Заявление дона Луиса Перенна. Мари-Анна Фовиль невиновна…» и так далее.
Гастон Саверан приподнялся и, не повышая голоса, отчеканил:
— За этими четырьмя словами все сказано, месье. Мари-Анна Фовиль невиновна. Действительно ли вы это думаете? Действительно ли вы верите в это?
Дон Луис пожал плечами.
— Да речь вовсе не о ней идет, а о вас двоих. Ближе к цели, это в ваших интересах.
— В наших интересах?
— Вы забываете третий заголовок, ведь я сказал: «Арест преступников неизбежен».
Саверан и Флоранс разом вскочили.
— Это вам известно так же, как и мне: человек с палкой черного дерева, за которым во всяком случае значится убийство инспектора Ансенсио, и его сообщница. Пусть оба припомнят ряд покушений на меня, вплоть до вчерашней косы, беспощадной косы.
— Так что же из этого?
— А то, что партия проиграна. Надо расплачиваться. Кстати, вы грубейшим образом вскочили прямо в пасть к волку.
— Я не понимаю.
— Короче говоря, полиции известно, что представляет из себя Флоранс Девассер. Известно, что вы здесь, отель окружен, и Вебер сейчас будет здесь.
Саверан как будто растерялся. Флоранс побледнела. Безумный ужас отразился у нее на лице. Она зашептала:
— О, это ужасно! Нет, нет, я не хочу.
Потом бросилась к дону Луису.
— Трус! Трус! Это вы выдали нас! Я знала, что вы на все способны… Вы, как палач, поджидали. О, какая низость, какая подлость!
Она без сил упала на кресло, рыдая и закрывая лицо руками.
Дон Луис отвернулся. Как это ни странно, он не чувствовал никакой жалости, и ни слезы, ни оскорбления Флоранс нисколько не трогали его, словно он никогда не любил ее. Он рад был, что освободился. Отвращение убило любовь. Прошелся по комнате. Но, когда повернувшись в их сторону, увидел, что они взялись за руки, как друзья, поддерживающие друг друга в тяжелую минуту, он вдруг вышел из себя и схватил за руку ненавистного человека.
— Я запрещаю вам… по какому праву… жена она вам? Любовница?
Он запнулся. Он сам почувствовал всю нелепость своей выходки, в которой проявилась со всей силой и слепотой страсть, казалось, уже угасшая.
Он краснел — Гастон Саверан смотрел на него изумленно. Он выдал свою тайну.
Наступило молчание. Дон Луис встретился глазами с Флоранс, и в ее глазах была и враждебность, и возмущение, и презрение. Неужто она угадала? Но он не решался вымолвить ни слова. Ждал, что скажет Саверан, и думал, весь трепеща, как в лихорадке, только о том, что сейчас узнает кое-что о Флоранс, о ее прошлом, о ее любви к Саверану. Разоблачения, которые он мог услышать, трагические события — все это отошло куда-то далеко…
— Хорошо, — сказал Саверан. — Судьба. Я хочу вам рассказать кое-что. Это мое единственное желание сейчас.
— Говорите. Дверь заперта. Я открою ее, только когда захочу.
— Постараюсь быть краток, — начал Саверан. — Впрочем я немного и знаю. Хоть я и переписывался с мадам Фовиль как кузен и раньше, но встретил ее и ее мужа Ипполита Фовиля впервые несколько лет тому назад в Палермо, где они зимовали, пока строился их отель. Пять месяцев мы виделись каждый день. Отношения между мужем и женой были неважные. Однажды я застал ее в слезах. И, взволнованный, не сумел скрыть свою тайну. Я полюбил ее с первого взгляда. Мне суждено было любить ее всегда, все сильнее и сильнее.
— Вы лжете! — воскликнул дон Луис. (Сил не хватило сдержаться.) — Я видел вас обоих вчера в поезде.
Гастон Саверан взглянул на Флоранс. Она сидела, опустив голову на руки: он продолжал, не отвечая на восклицание дона Луиса.
— Мари-Анна тоже полюбила меня. Она призналась мне в этом, но тут же взяла с меня клятву, что я не стану добиваться от нее ничего, кроме самой чистой дружбы. Я сдержал клятву. Несколько недель мы были счастливы безмерно. Ипполит, увлекшись в то время кафешантанной певичкой, часто отсутствовал. Я много занимался физическим воспитанием маленького Эдмонда, часто болевшего. И затем с нами был чудесный друг, преданная советница, врачевавшая наши раны, поддерживающая наше мужество, отдавая нашей любви кое-что от той силы, того благородства, какого так много в ней самой — с нами была Флоранс.
Дон Луис почувствовал, как бурно забилось в нем сердце. Не то, чтобы он поверил словам Саверана, но он надеялся за ними прочесть правду. А, может быть, он, сам того не замечая, подчинялся влиянию Гастона Саверана, очевидная истинность и правдивая интонация которого удивляла его.
