Загадка золотого кинжала (сборник) - Говард Роберт Ирвин (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
– Скажите мне, Пис, – начал я, когда дверь моей спальни закрылась за нами, – что мне явилось там, в тисовой аллее?
Инспектор сидел в кресле и тщательно протирал очки большим фланелевым платком.
– Мне кажется, ответ вам известен, – добродушно улыбнулся он.
– Хотите посмеяться над моей наивностью?
– Ничуть. Ваша вера опирается на семейную легенду де Лунов, которую я тоже знаю. Странно ли поверить в то, что волк – призрак?
– Но я жду, что вы убедите меня в обратном.
– А я не намерен этого делать. Весь ход дела указывает на вашу правоту.
Я, распахнув глаза, уставился на него, чувствуя, как страх поднимается по жилам. Я был почти напуган – напуган до обидного. Пис же, откинувшись в кресле, отсутствующим взглядом смотрел на противоположную стену.
Когда он заговорил, мне показалось, что он беседует более с самим собой, чем с кем-то еще.
– Итак, барон Стин встретил смерть на открытом месте между небольшим утиным прудом и беседкой, – сказал он. – Он отчаянно боролся за жизнь, сцепившись с врагом не на шутку, катаясь по земле… Четыре или пять рваных ран на шее, все обильно кровоточили… Теперь что касается убийцы – кем или чем бы он ни был. Он не мог сбежать вниз к морю: там в лодке ждали матросы, и они мгновенно прибежали на крики. Я немедленно расспросил их – нет, они ничего не видели. Он не сворачивал ни вправо, ни влево – хотя дорожки были тщательно выметены (несомненно, по приказу самого барона – он явно не желал, чтобы его могли выследить), снег по сторонам был нетронут. Единственный путь отступления, который ему остается, – тисовая аллея, причем он не выходил на пределы изгороди, о чем нам опять же говорит нетронутый снег. Итак, чем бы ни был тот или то, что вам явилось, оно убило барона Стина, и – помните, мы говорили об этом – оно не могло скрыться нигде, кроме как в самом доме. – Он помолчал и продолжил: – Предположим, вы обознались в темноте и это на самом деле был человек. В таком случае его одежда должна быть насквозь мокрой от крови. Нельзя так яростно бороться и остаться вовсе… незапятнанным. Сжечь одежду он не мог – огонь горит только внизу, и в комнатах полно народа. Выстирать ее он тоже не мог – ни одна ванная, ни одна раковина не использовалась. Я обшарил сундуки и шкафы – пусто. Насколько я могу судить, исходя из той немногой информации, что у меня есть на данный момент, все в этом доме – кроме двух человек – имеют надежное алиби.
– А кто исключение? – жадно поинтересовался я.
– Хендерсон, личный слуга барона… ну и вы.
– Инспектор Пис!
– Тц-тц, друг мой. Я просто констатировал факт. И должен заметить, мистер Хендерсон меня интересует куда больше – хотя бы потому, что он сбежал.
– Сбежал? Но это все объясняет!
– Совсем не все. Думаю, в его случае дело скорее будет о краже, чем об убийстве.
Я молча смотрел на него – раздражающе невозмутимого, уютно обхватившего пухлыми руками колено.
– Пис, – я с трудом владел своим голосом, – что вы от меня скрываете? Неужели нечто воистину нечеловеческое, невероятное повинно в случившейся трагедии?
Тот потянулся, зевнул и ответил:
– Знаете, я полагаю, вам стоит лечь спать. Дверь не закрывайте: пожалуй, ближе к утру я бы хотел вздремнуть у вас на диванчике.
После завтрака собравшимся сообщили новость – вызвавшую несколько тихих истерик, панику среди горничных, спешно отряженных паковать вещи, и тщательно отрепетированную скорбь многочисленных должников барона.
В пестрой толпе ловко скользил инспектор Аддингтон Пис, исполненный понимания и сочувствия ко всем и каждому. Он смиренно извинялся за запертые двери уборных; он столь внимательно наблюдал за тем, чтоб огонь правильно разожгли, постели правильно заправили, а вещи правильно упаковали, что каждая горничная была свято уверена: он в нее влюбился.
Он сообщил, что мистер Хендерсон украл золотой сервиз и был пойман.
Гости, уже свято уверенные, что Хендерсон и есть убийца, вздохнули с облегчением.
Ближе к обеду в дом принесли тело барона, до того лежавшее в одной из беседок, и в наше общество вошла смерть, внушив мне отвращение к шуму и гомону, к шепотку и болтовне гостей над мертвым телом. Я искал единственного, кто искренне скорбел, – молодого секретаря Мориса Терри, – но никак не мог найти. Слуга сказал, что тот не покидает постели, не в силах оправиться от удара судьбы, и я поднялся наверх, желая утешить беднягу. Дверь была закрыта, на стук никто не ответил.
– Терри, это Филипс, – громко сказал я в замочную скважину. – Откройте дверь.
– У меня есть ключ, – мягко сообщили мне. – Если позволите, я им воспользуюсь.
За спиной стоял инспектор Пис.
– Но это недопустимо! Если человек желает остаться наедине со скорбью, не должно ему мешать.
– Человеку плохо.
– Почему вы так уверены?
– Я одолжил у садовника лестницу и заглянул в его окно. Терри без сознания – или был без сознания десять минут назад.
Инспектор ловко вытолкнул ключ из скважины и, с помощью дубликата открыв дверь, зашел. Я последовал за ним.
На кровати лежал бедняга Терри – полностью одетый, бледнее полотна простыней, тяжело дыша и силясь ослабить воротник дрожащей рукой. Жалкое и горькое зрелище!
– Я велю послать за доктором, – шепнул я, потянувшись к звонку, но инспектор остановил меня.
– Подойдите. Я должен кое-что вам показать.
Легким и по-женски аккуратным движением он расстегнул воротничок и запонки, помедлил – взгляд поверх золотых очков стал строгим и суровым.
– Если все окажется так, как я полагаю, мне потребуется понятой. Вы не против?
– Против, но возражать не буду.
– Отлично. – Он расстегнул жилет и рубашку.
На голой груди молодого человека, черным пятном по белому, тянулась полоса засохшей крови – темной, свернувшейся, спекшейся намертво с кожей.
– Мой бог! Срочно доктора, он ведь, должно быть, едва не истек кровью! – вскричал я.
– Не стоит, – сухо ответил инспектор. – Это кровь барона Стина.
Прошла неделя. Я скучал в своих комнатах на Кейбл-стрит, когда внезапно зашел инспектор Пис, держа на локте дорожное пальто.
– Наконец-то вы вернулись! – воскликнул я. – Что с Морисом Терри?
– Скончался. Несчастный. – В его голосе прозвучала искренняя печаль. – Но если подумать, то это лучший для него выход.
– А само дело? Как он это сделал? Зачем? – настаивал я.
– Пришлось потрудиться, но головоломку все же удалось собрать. Рассказать вам?
– Вы обещали, – напомнил я.
– Что ж, это было интересное дело, необычное. Хотя нечто общее есть с кильским делом 1889 года – делом Готтштейнов…
Он зажег трубку и уселся, снова глядя в никуда.
– Я был уверен, что убийца находится в доме. Туда он попал, несомненно, через боковую дверь, к которой прошел на ваших глазах. Я тщательно все осмотрел и обнаружил кое-что важное: Стин вышел через ту же самую дверь; более того, он кого-то опасался, потому что попытался запутать следы, свернув с дорожки и сделав круг по газону. Его широконосые ботинки я ни с чем не спутал бы – а значит, враг прятался в том же крыле. Но кто это был, вот в чем вопрос.
Я не нашел в доме испачканной одежды, не обнаружил следов того, что одежду стирали или каким-то образом от нее избавились. Если верить тому, что мне сообщили, все гости (кроме вас) были за рулеткой, все слуги (кроме Хендерсона и человека, прислуживавшего гостям) – на танцах в людской. В ходе осмотра лакей, который показывал мне дом, обнаружил, что недостает золотого сервиза. Резонно было предположить, что вор – Хендерсон. Он вполне мог знать и о том, что хозяин намерен сбежать, и об ордере на его арест. Отличный момент для ловкой кражи, которую даже не заметят в поднявшейся суматохе. Но мог ли тот же человек быть и убийцей? Я решил, что нет. Как раз смерть хозяина разрушила бы его план.
Мне повезло побеседовать с фермером, который довез Хендерсона до Норбриджа. Он сказал, что подобрал того ровно в одиннадцать часов у конюшен, как и было уговорено. А это за целых пять минут до убийства – то есть камердинер из списка подозреваемых исключался.
