Выпуск II. Том 2 - Кристи Агата (читать книги онлайн полные версии txt) 📗

– Мисс Кэррол отвергла эту идею категорически, – сказал я.

– Да. Мисс Кэррол... – задумчиво проговорил Пуаро.

– Что вы хотите сказать? – раздраженно спросил я.

Пуаро считает, что сомнение лучше и понятнее всего выражает новая интонация.

– Какая у нее могла быть причина лгать нам?

– Aucune, aucune [33]. Но, знаете, по-моему, ей нельзя особенно доверять.

– Вы думаете, она лжет? Но почему? Мне кажется, она человек прямой.

– В том-то и дело. Иногда трудно бывает отличить заведомую ложь от заведомой неточности.

– Что вы имеете в виду?

– Обмануть намеренно – это одно. Но быть настолько уверенной в правоте своих идей и фактов, что не замечать деталей, – это, мой друг, черта очень честных людей. Заметьте, что однажды она уже солгала нам, сказав, что видела лицо Сильвии Уилкинсон, хотя она никак не могла его видеть! А объясняется это просто. Она смотрит вниз и видит в холле Сильвию Уилкинсон. Ей и в голову не приходит, что она может обознаться. Она знает, что это Сильвия Уилкинсон. Она говорит, что отчетливо видела ее лицо, потому что уверена в своей правоте, а следовательно, детали значения не имеют. Мы указываем ей, что она не могла видеть лица пришедшей женщины. В самом деле? А какое имеет значение, видела она ее лицо или нет, – ведь это была Сильвия Уилкинсон! И так с любым другим вопросом. Она знает. И отвечает, исходя из своего знания, а не из логики действительных фактов. К уверенному свидетелю нужно всегда относиться с подозрением, друг мой. Гораздо лучше полагаться на свидетеля, который не помнит точно, не уверен, роется в памяти: ага! вот как это было...

– Пуаро! – взмолился я. – Вы опрокидываете все мои представления о свидетелях.

– Она высмеяла мою идею о том, что лорд Эджвер вновь собирался жениться, только потому, что ей это никогда не приходило в голову. Она даже не дала себе труда вспомнить, было ли хоть что-нибудь, что могло бы указать на такую возможность. К сожалению, от нее мы ничего нового не узнали.

– Она нимало не смутилась, когда вы сказали ей, что она не могла видеть лица Сильвии Уилкинсон, – вспомнил я.

– Вот именно! Поэтому я и решил, что она не лжет, а заблуждается искренне. Я пока не вижу повода для намеренной лжи... если только... да, это идея!

– Какая? – нетерпеливо спросил я.

Но Пуаро лишь покачал головой.

– Мне только сейчас пришло в голову... Но нет, это слишком неправдоподобно.

И он замолчал.

– По-моему, мисс Кэррол очень привязана к девушке.

– Да. Она очень решительно вмешалась в наш разговор. Кстати, Гастингс, как вам понравилась достопочтенная мисс Адела Марш?

– Мне жаль ее, по-настоящему жаль.

– У вас доброе сердце, Гастингс, оно всегда готово посочувствовать грустным красавицам.

– А какое у вас впечатление?

– Конечно, она несчастна, – согласился Пуаро.

– Надеюсь, вы понимаете, – взволнованно сказал я, – насколько бессмысленно предположение Сильвии Уилкинсон о том, что она... имеет отношение к убийству.

– Ее алиби наверняка безупречно. Хотя Джепп мне еще не сообщил, какое оно.

– Пуаро, неужели вы хотите сказать, что вам недостаточно было увидеть ее и поговорить с ней? Вам еще нужно алиби?

– Eh bien, мой друг, а что мы вынесли из встречи с ней? Мы предполагаем, что ей нелегко жилось, она призналась, что ненавидела отца и что радуется его смерти, ее чрезвычайно волнует тот факт, что мы виделись с ее отцом за день до смерти, – и после этого вы говорите, что она не нуждается в алиби?

– Да сама ее откровенность доказывает, что она невиновна! – стоял на своем я.

– Откровенность, видимо, характерная черта всей семьи, – усмехнулся Пуаро. – С какой помпой открыл нам свои карты новый лорд Эджвер!

– Да уж, – улыбнулся и я. – Он нашел оригинальный способ.

– Как это у вас говорится – на ходу подошвы рвет?

– Подметки, – исправил я. – У нас, наверное, был глупый вид.

– Вот еще! Вы, может быть, и выглядели глупо, но я нет. Напротив, друг мой, я полностью контролировал происходящее, и мне удалось застать его врасплох.

– Вы так думаете? – ехидно спросил я, поскольку считал, что ничего подобного не случилось.

– Уверен! Я слушаю, слушаю, а потом задаю вопрос о совершенно постороннем предмете – и куда девается апломб храброго мсье? Вы не наблюдательны, Гастингс.

– Мне показалось, что известие о смерти Карлотты Адамс вызвало у него неподдельный ужас.

– Как знать... может быть, и неподдельный.

– Интересно, почему он рассказывал о событиях того вечера с таким цинизмом? Считал, что это остроумно?

– Возможно. У вас, англичан, вообще своеобразные представления о юморе. Но не исключено, что он делал это намеренно. Если факты скрывать, они вызовут удвоенное подозрение. Если о них громогласно сообщить, то им могут придать меньшее значение, чем они того заслуживают.

– Например, его ссора с дядей?

– Совершенно верно. Он знает, что о ней рано или поздно станет известно, и сам спешит оповестить нас о ней.

– Он не так глуп, как кажется.

– Он совсем неглуп! И когда дает себе труд раскинуть мозгами, они у него отлично работают. Он понимает, в каком очутился положении, и, как я уже сказал, спешит выложить свои карты. Вы играете в бридж, Гастингс. Скажите, в каком случае так поступают?

– Вы сами играете в бридж, – усмехнулся я, – и знаете, что игрок поступает так, когда все взятки его и он хочет сэкономить время и скорей перейти к следующей раздаче.

– Совершенно верно, друг мой. Но есть и другой случай, я несколько раз сталкивался с ним, особенно когда играл с дамами. Представьте себе, что дама открывает карты, говорит «все остальные мои», собирает карты и начинает снова сдавать. Возможно даже, что остальные игроки не увидят в этом никакого подвоха, особенно если они не слишком опытны. Чтобы разобраться, в чем подвох, нужно подумать, и не исключено, что посреди следующей раздачи кто-то из игроков сообразит: «Да, но ей обязательно пришлось бы убить четвертую бубну своего партнера, а значит, зайти с маленькой трефы. И в таком случае взятку сыграла бы моя девятка!»

– Значит, вы думаете...

– Я думаю, Гастингс, что чрезмерная бравада подозрительна. И еще я думаю, что нам пора ужинать. Une petite omelette, n'estce pas? [34] А потом, часов в девять, мы нанесем еще один визит.

– Куда?

– Сначала – ужин, Гастингс. И пока нам не подадут кофе, мы даже думать не будем об этом деле. Когда человек ест, мозг должен служить желудку.

И Пуаро сдержал свое слово. Мы отправились в маленький ресторанчик в Сохо, где его хорошо знали, и превосходно отужинали омлетом, камбалой, цыпленком и ромовой бабой, к которой Пуаро питал особую слабость.

Когда мы приступили к кофе, Пуаро дружески улыбнулся мне.

– Дорогой Гастингс, – сказал он. – Я завишу от вас гораздо больше, чем вы полагаете.

Признаюсь, его неожиданные слова смутили и обрадовали меня. Он никогда не говорил мне ничего подобного прежде. Иногда, в глубине души, я чувствовал себя уязвленным, потому что он делал все, чтобы поставить под сомнение мои умственные способности.

И хотя я был далек от мысли, что его собственные способности начали потихоньку угасать, мне вдруг пришло в голову, что моя помощь действительно нужна ему больше, чем ему казалось раньше.

– Да, – мечтательно продолжал он, – вы сами не сознаете, как это получается, но вы все чаще и чаще подсказываете мне правильный путь.

Я боялся верить своим ушам.

– Ну что вы, Пуаро, – пробормотал я. – Мне очень лестно... Вероятно, я так или иначе научился чему-то от вас...

Он отрицательно покачал головой.

– Mais non, се n'est pas ca [35]. Вы ничему не научились.