Загадка золотого кинжала (сборник) - Говард Роберт Ирвин (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
– Не очень долго: неделю или немногим более.
– Ну, доброго вам пути, я схожу здесь. Не помню, сэр, в ходе всех этих разговоров был ли у меня случай представиться? Нет? Ох, прошу прощения! Джон Уилки меня зовут, а прежде я носил прозвище Капитан, капитан Уилки… Впрочем, эти времена миновали безвозвратно. Рад знакомству, сэр, сердечно рад! Мой зонтик, случайно, не возле вашего сиденья? – Он потянулся было посмотреть, но сразу же подался назад. – О, вижу, нет, извините: вот он, в углу. Всего доброго!
Поезд остановился, дверь купе открылась – и отставной взломщик, приветливо кивнув мне на прощание, ступил на платформу станции и мгновенно исчез в шумной толпе.
Я закурил вторую сигару, улыбнулся, подумав о том, какого необычного попутчика послала мне судьба, – и хотел было взять забытую им газету («Таймс» так и остался лежать на сиденье). Как раз в этот момент прозвучал сигнал отправления поезда, вагон медленно тронулся с места…
И вдруг, к своему величайшему удивлению, я обнаружил, что кто-то заглядывает снаружи сквозь приоткрытое окно купе. Бледное лицо было так искажено волнением, что я едва смог узнать его – хотя оно принадлежало человеку, с которым мы только что ехали вместе.
– Вот, возьмите это! – выкрикнул он, швыряя в купе небольшой предмет. – Берите-берите! Этот поступок был недостоин меня, сэр, да и семь фунтов четыре шиллинга – все равно не деньги, но вам они, надеюсь, еще пригодятся. Извините, просто не совладал с искушением!
С этими словами он исчез окончательно. Поезд набирал скорость. Я, не зная, что и думать, подобрал брошенный в окно предмет – и на миг словно окаменел.
Это был мой старый кожаный кошелек, с билетами в оба конца и со всеми моими деньгами, предназначенными для поездки на Континент: их действительно было ровно семь фунтов четыре шиллинга. Когда «капитан Уилки» ухитрился вытащить этот кошелек из моего кармана – известно только ему самому. Я все-таки полагаю, что это произошло в тот миг, когда он делал вид, что ищет зонтик.
Но важнее не то, в какой момент «капитан» меня обокрал, – а то, что он все-таки вернул украденное. Надо думать, его преступная карьера действительно осталась в прошлом, но после того, как он в таких подробностях описывал свои прошлые подвиги, руки старого вора самопроизвольно вспомнили прежнюю профессию.
К счастью для меня, сам «капитан» все-таки сумел убедить их (то есть свои собственные руки) в том, что возвращаться к прежним занятиям – совсем не дело…
Бертрам Флетчер Робинсон
Хроники Аддингтона Писа
– Фью, фью-у, фьюти-фью, – пищала флейта этажом выше.
– Сил моих больше нет! – яростно дернул я за сонетку. – И я не намерен долее это терпеть!
Меня зовут Джеймс Филлипс, и я снял комнаты в первом этаже, очарованный тем, сколь тихим и уединенным местом была Кейбл-стрит: основной поток уличного движения разбивался о Вестминстерское аббатство, словно о волнолом, и расходился на два рукава, северный и южный, оставляя наш дом покачиваться на сонных волнах тихой заводи.
Сами комнаты были обставлены весьма старомодно – единственной уступкой современности была мастерская, в которую можно было попасть из гостиной. Идеальное обиталище для человека искусства, скажете вы; но нет! Два дня назад я въехал, и уже два вечера сосед сверху мучил меня своими потугами научиться играть на флейте. Непростительное вторжение в частную жизнь – вот как я такое называю.
– Вы звонили? – просунул голову в дверь Хендри.
Джек Хендри, бывший пехотный сержант, а нынче помесь лакея, горничной и кухарки, был само совершенство: поддерживал мою одежду в идеальной чистоте, поджаривал мне мясо и между делом занимался ужасно не-художественной резьбой по дереву.
– Чьих рук дело эти адские звуки? – вопросил я.
– Вы про флейту, сэр?
– В точку, Хендри.
– А-а, он с Ярда, сэр.
– С какого еще ярда?!
– Так, это, Скотленд-Ярда, – произнес он с той многозначительностью в голосе, которую многие считают приличествующей разговорам о полиции. – Пис его зовут, инспектор Аддингтон Пис. О нем еще в газетах пишут.
– Не читал.
– А вот когда вы жили в Париже и когда в Риме, я газеты выписывал, – доверительно сказал Хендри. – И там что ни номер, так все о нем да о нем. Прыткий он парень, сэр, очень прыткий!
– Кем бы он ни был, он должен прекратить издавать эти звуки, – ответил я. – Более того, Хендри, сейчас я пойду и скажу это ему.
На лице старого служаки написалась искренняя тревога; кажется, он вообразил, что я намереваюсь совершить нападение на сотрудника полиции и на пару месяцев отправиться в ближайший участок, поставив крест на своей репутации.
Я же ринулся вверх по лестнице с той скоростью, с которой идет на подвиг благородный муж, когда кровь кипит в его венах. Инспектор Аддингтон Пис мог быть самым всемогущим детективом из всех живых и вымышленных романистами, но играть на флейте по вечерам он не будет, пока Джеймс Филлипс остается его соседом снизу.
Я постучал в дверь. Звуки прекратились.
– Входите! – сообщил приятный голос.
Инспектор Аддингтон Пис сидел перед камином, озарявшим серый декабрь светом гостеприимства. Он был невысокого роста, гладко выбрит, румяный и кругленький, как куропатка по осени. Что до возраста, то ему было от тридцати до сорока – точнее по виду не скажешь.
Он не стал вставать, но приветливо глянул на меня своими ярко-голубыми глазами поверх очков в золотой оправе. И как утюг заглаживает складки на ткани, так этот взгляд сгладил мое напряжение.
Нельзя ругать человека, который принимает вас как дорогого гостя, – даже если он плохой музыкант. Потому я стоял в дверях, молчал и переминался с ноги на ногу.
– Ваше негодование совершенно обосновано, мистер Филипс. – Пис грустно улыбнулся флейте, которую все еще сжимала его пухлая рука. – Мои труды не спешат увенчаться успехом.
– Но откуда… – начал я.
– Тц-тц, сэр! – прервал тот. – Сперва вы обрывали шнур звонка, потом хлопнули дверью и пронеслись вверх по лестнице. Кем вы еще можете быть и что еще могло вас сюда привести?
Я рассмеялся в ответ: мне нравилось его чувство юмора. Он предложил мне отличную сигару, я ее раскурил, уселся в кресло – и вскоре забыл все свои печали за приятной беседой. Час пролетел незаметно, и, собираясь уже уходить, я спросил, не согласится ли тот отужинать со мной, когда я вернусь из Клаудшема в Норфолке, где собирался провести Рождество. Пис ответил, что это было бы замечательно, а затем, наклонившись прикурить от уголька, спросил:
– Собираетесь остановиться у барона Стина?
– Да.
– А почему?
– Почему? – эхом ответил я.
– У вас есть родственники? Друзья?
– Мой единственный родственник – дядюшка, старый сморчок, что живет близ Карлайла и до сих пор ругает меня последними словами за то, что я отказался зарыть в землю данный мне талант и заняться цифирью в прокуренной конторе. Что же до друзей – я довольно богат, инспектор, потому в друзьях недостатка не испытываю. А вы имеете нечто против барона Стина?
– О нет, ничего, – ответил тот в свою флейту, отчего его слова прозвучали странно и загадочно.
– Я знаю, он довольно дерзко сыграл на бирже, и те, кого он обыграл, теперь на него злы… но сложно найти второго такого понимающего друга. Потому – да, завтра я еду в Клаудшем.
Мы тепло пожали друг другу руки и расстались – он провожал меня улыбкой, пока я спускался к себе.
– Не забудьте об ужине! – крикнул я. – Увидимся после Нового года.
– Если не раньше, – со странным смешком ответил тот. – Если не раньше.
Вечером двадцать четвертого декабря я сошел с поезда на крохотной станции Клаудшем. Только что выпал снег, и с болот дул пронизывающий холодный ветер. Вдалеке четырежды ударили часы; мы как раз проехали под украшенной гербом аркой ворот и взбирались на горку по парковой дорожке, мимо одиноких оборванцев-дубов и согбенных бурей елей, черными пятнами уродовавших девственную белизну лужаек.
