В доме напротив - Сименон Жорж (электронные книги без регистрации .txt) 📗
Она была права. Адиль бей пополнел. Но это была нездоровая полнота, которая старила, взгляд же его стал тяжелым и затуманенным.
— Словом, вы здесь в одиночку будете представлять весь дипломатический корпус.
Консул вежливо улыбнулся. С тех пор как он каждую неделю приходил к итальянцам играть в бридж, г-жа Пенделли держалась очень ласково. Она как бы взяла его под защиту и не позволяла мужу дразнить его.
— Ну, мы вас покидаем, — сказал Джон, допивая виски. — Надеюсь, мы еще увидимся до вашего отъезда? Впрочем я приду провожать вас. Идете, Адиль?
Джон был, как всегда, полупьян. Они надели плащи и галоши и зашлепали по грязи, дождь хлестал в лицо. С начала осени дождь лил ежедневно без передышки, без единого солнечного луча, и некоторые улицы превратились в бурные потоки.
— Послушайте-ка, Адиль…
Поблескивая мокрыми плащами, они время от времени наталкивались друг на друга, когда пытались обойти лужу или один из них начинал скользить — Вы ведь пьете, а?
— Нет! Почему вы спросили?
— Да просто так. Заглянем на минутку в бар?
Адиль бей прекрасно знал, о чем думает Джон. Г-жа Пенделли была права, он очень изменился, а американец думал, что это влияние спиртного Но все было не так. Адиль бей сам не мог бы объяснить, как это с ним произошло. Началось в тот день, когда был убит турок, переправлявший людей через границу. Адиль бей тогда очень разволновался, а потом вдруг стал совершенно спокоен, как будто в нем лопнула какая-то пружина.
Назавтра он ничего не сказал Соне и весь день с ней не разговаривал. В течение следующих двух недель он ни разу не позвал ее к себе. Проведя время в полнейшем одиночестве, он приобрел мягкую невозмутимость, которую Джон счел результатом постоянного пьянства.
Просто, сам того не желая, он стал ко всему безразличен, точно так же, как все вокруг него, и даже немного больше. Теперь можно было повсюду носить с собой свое одиночество, даже если прийти к другим людям, к Пенделли или в кабинете Иностранного отдела.
Это было как бы защитное облако, в котором идешь с непроницаемым лицом.
Как же он с первого дня не понял, что здесь каждый по-своему закрылся на замок? Джон закрылся рюмками спиртного. Чета Пенделли заперлась на два оборота в своем буржуазном комфорте, который они могли бы перенести вслед за собой даже в пустыню.
А Соня? А Колин? Разве Колин, приходя домой, был хоть сколько-нибудь близок с женой?
В кооперативной столовой каждый ел в своем углу, хорошенько припрятав свои мысли под защиту лба. А толпа? Да разве это была толпа, обтекающая черную фигурку на земном шаре?
И он стал таким же, как остальные, вот и все! У него был свой угол, из которого он теперь посматривал на людей, недоверчиво, как одинокий зверек.
Меж тем Адиль бей и Джон хлюпали по лужам в мокрой тьме, а когда добрались до бара, увидели трех девиц, которые жались у входа. Американец приветливо помахал им рукой.
— Вы их знаете?
Это была красивая декорация, очень мрачная, эту мрачность теперь Адиль бей даже полюбил: сверкающая вывеска освещала угол грязной улицы, косые струи дождя, три девки в резиновых сапогах, с размазанным от дождя гримом, дальше темный порт, кое-где огни на судах, Джон, остановившийся на пороге, с иронией посматривал за Адиль беем.
Оба они были, должно быть, хороши в этот час, мокрые, измученные, всем телом больные от тоски, чувствующие где-то в глубине медленный и неумолимый распад! Они следили друг за другом. Презирали друг друга. Джон окинул взглядом девок, потом Адиль бея.
— Я всех их знаю, — заявил он.
Он, казалось, проникал взглядом сквозь стены домов, чтобы указать на бесчисленное количество невидимых глазу комнат.
— Сотни, Адиль бей! Сосчитайте: по одной в день, за четыре года…
Он толкнул дверь и сбросил на руки слуге свой клеенчатый плащ. Адиль бей об этом еще не подумал. Он наблюдал за своим спутником, пытаясь представить себе Джона, идущего по этим переулкам под руку с девушкой.
— Вы им платите рублями?
— Они предпочитают доллары, ведь с долларами они могут пойти в Торгсин, где русские деньги не принимают, а там есть и хлеб, и все на свете!
— Сотни! — повторил Адиль бей, который пока что видел только нескольких девиц в баре и тех, что торчали кучкой на улице.
Оба стояли сейчас возле красной портьеры, не глядя в зал, где сидели несколько моряков.
Почему Джон, точно так же как Пенделли, говорил с Адиль беем таким снисходительным тоном?
— И еще есть сотни других, которых я не знаю, масса славных девчушек вроде вашей секретарши, которые еле-еле зарабатывают на хлеб, но красят губы. Когда здесь жил ваш предшественник, мы с ним вдвоем бродили по ночам. Иногда сталкивались каждый со своей подружкой на той же улице, в том же доме, в том же коридоре. Меня бы очень удивило, если бы я узнал, что ваша малышка через это не прошла.
Зал был освещен желтым прожектором. В полутьме выступали только белые скатерти на столиках, и когда женщины проходили мимо, их синие или красные платья теряли свой цвет, становились какими-то неестественными.
— Виски?
— Если хотите.
Джон смотрел на него, иронически улыбаясь, а Адиль бей уже не хмурился, углубившись в созерцание светящегося желтого круга. Разве он не мог бегать за женщинами, как этот американец? Или комфортабельно обставить свою квартиру, как Пенделли? И то и другое было доступно. Почему же он этого не делал?
Знакомый голос воскликнул рядом с ним:
— Привет, Адиль, дорогой!
Это была Неджла; смеясь над его удивлением, она протянула ему руку.
— Я сажусь сюда, ладно? Небось кутить собрался, толстяк этакий! Официант, рюмку бенедиктину! А вы знаете, Адиль бей, что вы мне скоро понадобитесь в официальном качестве, как представитель Турции!
Джон свирепо ухмыльнулся, а Неджла призвала его в свидетели с фамильярностью старой приятельницы или сообщницы.
— Вы уже ему рассказали? Вот что, Адиль. Вы думали, что я персиянка, а на самом-то деле я турчанка, хоть и родилась в России. Мой дед был выходцем из Анкары, его звали Ахмед. Вы должны мне помочь собрать нужные бумаги и принести паспорт.
— Там видно будет, — сказал он, выпив рюмку до дна. Он лениво поглядывал на нее и на Джона и думал о том, хватит ли у него смелости пойти танцевать. А ведь года не прошло с тех пор, как в Вене, под ту же музыку, при так же слабо освещенном джаз-оркестре, он танцевал целыми ночами. Теперь танцевать ему не хотелось. Не хотелось уйти с Неджлой, хотя он мог увести ее с собой в любую минуту, стоило пожелать! Не хотелось и других женщин, находившихся здесь, хотя по крайней мере две-три из них были красивы. Может быть, дело было просто в том, что он очень, очень устал?
— Когда мне к вам прийти?
— Когда хотите.
— А ваша белая мышка все еще при вас? Он не поняв и с удивлением посмотрел на нее.
— Ваша русская девчонка! — уточнила она, опять взглянув на Джона.
— Да.
— Довольны?
— Чем?
— Ею!
Он пожал плечами с флегматичным видом, не хуже, чем у Джона. Все это не имело никакого значения. Она говорила, просто чтобы разговаривать, а ему разговаривать вовсе не хотелось. От спиртного и музыки он весь оцепенел и мог бы просидеть здесь еще долго, но официанты уже убирали со столов.
Они поднялись. Неждла хотела взять консула под руку, но он спокойно отстранился.
— Вы меня не проводите?
— Нет.
— А вы, Джон? Вы на машине?
— Нет.
Им оставалось только разойтись, каждому в свою сторону. Женщин у входа уже не было. Лампочки на вывеске бара погасли.
Адиль бей не обращал внимания на дождь, хлеставший его по лицу. Он шел, не глядя, куда ступает, и брюки его уже были грязными и мокрыми до колен. Справа шумело море, но не было видно даже малейшего отблеска на воде.
Теперь ему были знакомы все улицы города и даже подворотни, где по ночам спали бездомные, прямо на камнях, прижавшись друг к другу.
