В доме напротив - Сименон Жорж (электронные книги без регистрации .txt) 📗
И стоило ей это произнести, как она переставала слушать его просьбу. Нет, и все тут.
Девушка приходила, когда становилось совсем темно, уходила, когда брат ее удалялся от окна, где курил перед сном.
В первый вечер кто-то постучал в дверь, и они застыли в неподвижности, в темноте, прислушиваясь к уходящим шагам. Позже зазвонил телефон, но Соня не дала снять трубку.
Окна в доме напротив распахнулись, несмотря на дождь: г-жа Колина легла спать, а сам Колин в одиночестве наслаждался прохладным воздухом.
Как близко они находились, те и другие! Соня была спокойна, так спокойна, что Адиль бей удивился: зачем же она пришла? А он весь дрожал, обнимая ее, снимая с нее черное платье, обнажая почти детское тело, открывшееся ему без кокетства и без страсти.
— Почему вы так взволнованны? Он видел ее глаза совсем близко, эти глаза с любопытством смотрели на него и как будто размышляли.
— Странный вы человек!
Она сказала это, зашнуровывая ботинки, в то время как Адиль бею хотелось прижаться лбом к окну.
Теперь, по прошествии трех недель, он затруднился бы ответить: стал он счастливее или, наоборот, несчастнее Соня днем по-прежнему старательно работала и держалась спокойно, как будто между ними ничего и не было.
Адиль бей внимательно наблюдал за домом по ту сторону улицы. Колин и его жена тревожили его все больше и больше. Могли ли они не знать? А если Колин знал, почему с таким равнодушием посматривал на консульство?
Он пытался говорить Соне “ты”, но из этого ничего не вышло. Держа ее в объятиях, он внезапно испытывал отчаяние.
— Что с вами? — спрашивала она, улыбаясь. Что с ним? Он страдал оттого, что она была здесь, принадлежала ему, но добиться настоящей близости не мог.
— Вы не любите меня, Соня.
— Смотря что значит любить.
Она была нежна, иногда даже ласкова. Он почти не выходил из консульства. Зато однажды, в десять часов утра, явилась Неджла Амар и воскликнула:
— Так-то вы приходите ко мне в гости!
В кабинете было много народу. Адиль бей почувствовал неловкость, взглянул на Соню, а та, придерживая бумаги карандашом, указала глазами на гостью, а потом на дверь спальни.
— Вы знаете, что мой муж возвращается на той неделе?
— Это вы мне звонили? — спросил он невпопад.
— Нет. Но сознайтесь, что я имела право ждать от вас известий.
Кто же тогда звонил по телефону, в тот первый вечер? Кто стучал в дверь?
— Не знаю, что с вами такое, Адиль, но вы, по-моему, очень изменились.
Она сняла шляпу, перчатки, посмотрела в зеркало.
— Что вы поделывали с того дня?
— Ничего.
— Вы меня не поцелуете?
По ту сторону закрытой двери Соня принимала посетителей. Персиянка ушла только два часа спустя, видимо недовольная. Они почти поссорились.
— Признайтесь, вам что-то обо мне наговорили! — воскликнула она в какую-то минуту.
— Клянусь вам…
— С кем вы встречались?
— Ни с кем.
— Однако вас видели в баре.
— Я заходил туда один раз.
Когда Неджла прошла через кабинет. Соня на нее даже не взглянула. Адиль бей сел на свое место. Секретарша указала ему на человека, сидящего в углу, лицом и одеждой напоминающего пирата.
— Он хочет поговорить с вами наедине.
— Иди сюда! — сказал консул.
— Только когда вы закончите с остальными. Соня, как всегда, записывала.
— Твоя очередь.
Мужчина многозначительно посмотрел на девушку и пробормотал по-турецки:
— Вы думаете, можно говорить? Соня поняла. Она приподнялась, будто ждала распоряжения.
— Останьтесь. Ты можешь говорить. Мужчина протянул ему грязные документы, которые вытащил из-за пазухи.
— Это твой паспорт?
— Нет. Это паспорт того, кто умер. Он велел мне, если с ним случится беда, принести его документы сюда, чтобы дали знать его сестре, она живет в Смирне.
Соня поняла, что записывать не надо, и воспользовалась этим, чтобы привести в порядок другие бумаги.
— Объясни.
Мужчина пошел к двери, открыл ее, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.
— Я шестерых переправил в Анатолию, по горным тропам. Когда мы уже почти что были на месте, нас обстреляли и одного из шестерых убили.
— Ты многих так переправил?
Тот не ответил, забрал свою меховую шапку и, уходя, пробормотал:
— Так вы сделаете с бумагами все, что надо? Утро прошло. В кабинете было пусто и грязно. Соня надевала шляпку.
— Вы не сердитесь? — спросил Адиль бей.
— Из-за чего?
— Из-за этой женщины.
— Вы иначе и не могли поступить. С вашего разрешения я днем не приду, сегодня визит эскадры.
— Хорошо.
Разве он мог поцеловать ее, сказать ей что-то нежное, когда она стояла перед ним такая прямая, точно жесткая. Вдобавок он все думал о том человеке, который сейчас ушел из консульства, и злился на Неджлу, оттого что в воздухе пахло ее духами.
— До завтра, Адиль бей.
— До завтра.
Остаток дня Адиль бей болтался по улицам. В городе был какой-то праздник. На первом же перекрестке ему преградила путь конная милиция.
Он пошел другой дорогой. На главной улице стояли зеваки, изо всех окон свисали красные флаги. От дома к дому были протянуты полотнища с какими-то надписями. Над крышами парил чудовищно увеличенный, многометровый портрет Сталина.
В тот момент, когда впереди показалась головная часть шествия, конная милиция молча, без единого слова, с плетками в руках, оттеснила толпу, и Адиль бея прижали к какой-то подворотне.
Он почти ничего не видел: шли люди, несли флаги, лозунги, знамена с портретом Ленина. Потом появился военный оркестр, а за ним прошествовали моряки, все в белом, с синими воротниками и длинными лентами на бескозырках.
Никто не кричал. Никто не разговаривал. Только музыка гремела в тишине. Шествие двинулось дальше, толпа отхлынула. Все зеваки бросились в одном и том же направлении. Адиль бей издалека увидел помост, украшенный красным бархатом, но его опять затолкали, и он оказался на берегу моря.
На рейде среди иностранных судов стояли пять военных кораблей. Катера с шумом носились по сверкающей воде. Молодые люди устанавливали на фасаде Дома профсоюзов и клубов гигантские надписи из электрических лампочек.
Адиль бей вздрогнул, услышав сзади, чуть ли не в метре от себя, автомобильный гудок. Он отскочил в сторону, а Джон, сидевший за рулем, остановил машину и разразился дурацким смехом, заметив его испуг.
— Как дела? — Лицо его было красным, одежда в беспорядке. — Вам в эту сторону? Садитесь! — Он открыл дверцу, и Адиль бей не решился отказаться.
— Разве вы не приглашены на банкет? Вечером состоится парадный обед с танцами в честь офицеров флота.
Никогда нельзя было понять, шутит ли Джон или же говорит серьезно.
— Для начала одного расстреляли!
— Одного — кого?
— Какого-то субъекта! Это обычно происходит неподалеку от меня, во дворе казармы ГПУ. Привели его часа в два. Приставили к стенке и влепили в него несколько пуль. Говорят, это какой-то горец, переправлявший через границу тех, кто пожелает…
Они ехали около нефтеперерабатывающего завода.
— Где вас высадить?
— Здесь.
Адиль бей был очень бледен. На мгновение он в нерешительности задержался возле дверцы машины.
— У него были усы? — с трудом проговорил он.
— Пышные черные усы, как у крестьян в ваших краях.
— Спасибо.
— А как Неджла?
Но Адиль бей уже ничего не слышал. Не прячась от солнца, он быстро шел вперед, и в голове гудело, будто его сопровождал рой мух. Дорогу опять перекрыли, но он свернул в переулки и наконец оказался перед зданием, куда ходил к начальнику Иностранного отдела. Дверь была открыта настежь. Все внутренние двери тоже. Он прошел внутрь, обошел десять или двадцать кабинетов — нигде никого не было, никто не откликался.
Когда он вышел на улицу, шествие, должно быть, окончилось, к толпе присоединились сотни моряков; они шли по три — по четыре в ряд, румяные, с бритыми затылками, и выглядели очень упитанными. Все они были светловолосыми, рослыми, широкоплечими. Это были парни с берегов Балтики. Они улыбались городу, солнцу, красным флагам и лозунгам.
