Большая четверка. Смерть лорда Эджвера. Убийство в Месопотамии - Кристи Агата (первая книга .txt) 📗

Ответ, но неудовлетворительный, состоит в том, что он по тем или иным причинам не мог протестовать раньше. Он, может быть, находился в тюрьме или, может быть, был за границей.

Далее, что можно сказать о попытке отравления газом. Представляется крайне маловероятным, что она была осуществлена при помощи посторонних. Людьми, которые инсценировали ее, были скорее всего доктор или сама миссис Лейднер. Кажется, нет вразумительных причин, чтобы доктору Лейднеру понадобилось делать такую вещь; таким образом, мы приходим к выводу, что миссис Лейднер задумала и осуществила ее сама.

Зачем? Еще одна драма?

После этого доктор и миссис Лейднер едут за границу и в течение восемнадцати месяцев ведут счастливую безмятежную жизнь, которая не нарушается угрозами убийства. Они объясняли это тем, что успешно скрыли свои следы, но подобное объяснение совершенно абсурдно. Поездка за границу тогда совершенно не отвечала этой цели. Особенно потому, что это было связано с Лейднером. Он был начальником экспедиции – запрос в музей, и Фредерик Боснер мог сразу получить его точный адрес. Если даже допустить, что он был в слишком стесненных обстоятельствах для того, чтобы самому следовать за супругами, то для того, чтобы продолжать посылать письма с угрозами, не было никаких препятствий. И мне кажется, что человек с навязчивой идеей поступил бы, без сомнения, так.

Вместо этого от него ничего не слышно около двух лет, и только потом вновь появляются письма.

Почему снова появились письма?

Очень трудный вопрос. Легче всего сказать, что миссис Лейднер заскучала и ей захотелось драмы. Но меня не вполне удовлетворял такой ответ. Этот вид драмы показался мне слишком вульгарным и слишком грубым, чтобы соответствовать такой утонченной личности.

Единственное, что оставалось делать, – оставить вопрос открытым.

Было три возможных варианта: (1) миссис Лейднер писала письма сама; (2) они были написаны Фредериком Боснером (или молодым Уильямом Боснером); (3) они могли быть написаны когда-то или миссис Лейднер, или ее мужем, но теперь они были подделкой, то есть написаны третьим лицом, которому было известно о предыдущих письмах.

И вот я занялся изучением окружения миссис Лейднер.

Я занялся сперва возможностями, которыми располагал каждый участник экспедиции для совершения убийства.

На первый взгляд любой при возможности мог бы совершить его, за исключением трех человек.

Доктор Лейднер, по подавляющему числу свидетельств, не покидал крыши. Мистер Кэри дежурил на холме. Мистер Коулман был в Хассаньехе.

Но эти алиби, друзья мои, были не столь хороши, какими казались. Я исключаю доктора Лейднера. Нет никакого сомнения, что он был на крыше все время и вниз сошел почти через час с четвертью после того, как совершилось убийство.

Но так ли уж определенно, что мистер Кэри был на холме все время?

И был ли мистер Коулман на самом деле в Хассаньехе в момент совершения убийства?

Билл Коулман покраснел, открыл рот, закрыл и неловко посмотрел по сторонам.

Выражение лица мистера Кэри не изменилось.

Пуаро невозмутимо продолжал:

– Я также принял в расчет еще одно лицо, которое, как я убедился, было вполне способно совершить убийство, если бы этого сильно захотело. У мисс Райлли для этого достаточно смелости, ума и безжалостности. Когда мисс Райлли разговаривала со мной о покойной, я сказал в шутку, что, надеюсь, у нее есть алиби. Я думаю, что мисс Райлли осознала тогда, что имела в душе по меньшей мере желание убить. Во всяком случае, она немедленно глупо и бесполезно солгала. Она сказала, что играла в тот день в теннис. На следующий день я случайно из разговора с мисс Джонсон узнал, что мисс Райлли на самом деле вовсе не играла в теннис, а в момент убийства была рядом с домом. Мне пришло в голову, что мисс Райлли если и не виновна в преступлении, то могла бы сообщить что-то существенное.

Он опять сделал паузу.

– Не скажете ли нам, мисс Райлли, что же вы все-таки увидели в тот день? – спокойно спросил он.

Девушка ответила не сразу. Она продолжала смотреть в окно. А когда она заговорила, ее голос был бесстрастен.

– Я после ленча поехала верхом на раскопки. Должно быть, было примерно без четверти два, когда я добралась туда.

– Нашли ли вы кого-нибудь из своих друзей на раскопках?

– Нет, не было никого, кроме мастера-араба.

– Вы не видели мистера Кэри?

– Нет.

– Любопытно, – сказал Пуаро. – Никого больше не видел и мистер Верье, когда ездил туда в тот же день. – Он посмотрел приглашающе на Кэри, но тот не шелохнулся и молчал. – Как вы это объясняете, мистер Кэри?

– Ничего интересного не предвиделось. Я пошел прогуляться.

– В каком направлении вы пошли прогуляться?

– Вниз по реке.

– Не назад к дому?

– Нет.

– Я полагаю, – сказала мисс Райлли, – вы ждали кого-то, кто не пришел.

Он взглянул на нее, но не ответил.

Пуаро не стал заострять внимания. Он снова заговорил с девушкой:

– Вы видели что-нибудь еще, мадемуазель?

– Да. Я была неподалеку от дома экспедиции, когда заметила, что в вади [136] остановился экспедиционный грузовик. Я подумала, что это весьма странно. Потом увидела мистера Коулмана. Он прошел вперед с опущенной вниз головой, как будто что-то искал.

– Послушайте, – взорвался мистер Коулман, – я…

Пуаро властным жестом остановил его:

– Обождите. Вы с ним разговаривали, мисс Райлли?

– Нет.

– Почему?

– Потому что время от времени он вздрагивал и украдкой оглядывался, – помедлив, сказала девушка. – Это вызвало у меня неприятное ощущение. Я повернула лошадь и уехала прочь. Я не думаю, что он меня видел. Я была не очень близко, а он был поглощен своим занятием.

– Послушайте, – мистера Коулмана уже было не остановить. – У меня имеется вполне хорошее объяснение этому… Это, правда, выглядит несколько сомнительно. По правде говоря, я накануне сунул в карман пиджака, вместо того чтобы отнести в комнату древностей, очень хорошую цилиндрическую печать… И совсем забыл о ней. А потом обнаружил, что выронил ее где-то из кармана. Я не хотел шума по этому поводу и решил, что поищу как следует потихоньку. Я был уверен, что выронил ее по дороге с раскопок. Я помчался по своим делам в Хассаньех. Послал walad [137] сделать кое-какие покупки и рано вернулся. Я поставил автобус так, что его не было видно, и искал вовсю больше часа. И не нашел эту чертову штуковину все-таки! Тогда сел в автобус и поехал домой. Естественно, все подумали, что я только что вернулся.

– А вы их не разубеждали? – вкрадчиво спросил Пуаро.

– Так это было вполне естественно при сложившейся ситуации, разве нет?

– Я вряд ли соглашусь, – сказал Пуаро.

– Ну что вы! Не лезь на рожон – вот мой девиз! И вы не можете мне ничего приписать. Я вообще не заходил во двор, и вам не найти никого, кто бы сказал, что я заходил.

– Это, конечно, было бы трудно, – сказал Пуаро. – Слуги показали, что никто с улицы не заходил во двор, но мне пришло в голову, что это на самом деле не совсем то, что нужно. Они клялись, что ни один незнакомый человек не входил на территорию. Их не спросили о членах экспедиции.

– Так спросите, – сказал Коулман. – Голову даю на отсечение, они ни меня, ни Кэри не видели.

– Ага! Но тут возникает весьма интересный вопрос. Они, без сомнения, заметили бы незнакомого человека, но стали ли бы они обращать внимание на сотрудника экспедиции? Сотрудники входят и выходят весь день. Слуги вряд ли обращают внимание, когда они входят и выходят. Я допускаю, что либо мистер Кэри, либо мистер Коулман могли войти, а в памяти слуг это не сохранилось.

– Ерунда! – сказал Коулман.

– Причем, я думаю, что менее вероятно, чтобы заметили, как входил или выходил мистер Кэри, – невозмутимо продолжал Пуаро. – Мистер Коулман отправился в Хассаньех утром на автомобиле, и его бы ждали на нем. Его прибытие пешком, следовательно, могло быть замечено скорее.