Исчезающая ведьма (ЛП) - Мейтленд Карен (книги хорошего качества .txt) 📗
Он уцепился за ногу Эдварда.
— Баюс… Приведи Хью Баюса. Быстрее!
Глава 64
Пыль нужно смахнуть на пол, прежде чем её выметут из дома с прочим сором, ибо, если женщина просто сотрёт и вынесет из дома пыль, то вместе с нею дом покинут удача и семейное благополучие.
Гритуэлл
Гюнтер опустил взгляд на спящую фигуру сына. Тот лежал на боку, повернувшись к нему лицом, капельки пота блестели на раскрасневшихся щеках. Жена Роберта не прислала никакой мази от аптекаря, чего Гюнтер, собственно, от неё и не ждал, хотя Нони упорно отказывалась верить, что та не сдержит обещание. Гюнтер знал, что его подозрения верны. Госпожа Кэтлин приходила лишь узнать, замешан ли Ханкин в мятеже.
Тёмные ресницы мальчика трепетали, особенно выделяясь на фоне бледных щёк. Как часто говаривала Нони: «Ресницы, которым позавидовала бы любая девушка, по ошибке достались парню». Зрачки мальчика беспокойно двигались под закрытыми веками.
— Джайлс, Джайлс!… Пироги… Я не брал… Пожалуйста, не надо…
Когда ты умираешь, прекращаются ли твои кошмары, или они тянутся вечно, без всякой надежды на пробуждение? Так и будет с Гюнтером. Сведи он счёты с жизнью, и его мучениям не будет конца. Самоубийство — непростительный грех. Как можно опуститься до такого? На этот вопрос ты уже не дашь ответ.
Но если мальчик умрёт невинным, успев исповедаться в своих грехах, то его кошмары закончатся. Однако Гюнтер не осмеливался привести священника. Рассказывали, что в Норфолке епископ, выслушав исповедь, отправлял людей на виселицу прямо из исповедальни. Ни одному священнику нынче нельзя доверять. Слишком много церквей и монастырей подверглись нападению. Они не проявят милосердия к мятежникам и не станут уважать тайну исповеди. Гюнтер не позволит им взять мальчика живым. Это выше его сил — смотреть, как лицо, руки и ноги твоего сына превращают в кровавое месиво, видеть ужас в глазах мальчика, слышать его крики. Он должен сделать это сейчас, пока не стало слишком поздно.
Гюнтер подошёл к окну и выглянул наружу. Слепящий свет полуденного солнца играл бликами на речных волнах. Нони возилась на крошечных овощных грядках. Коль безуспешно пытался накинуть игрушечный аркан на каждую птицу, имеющую глупость сесть на ближайшее дерево. Рози прибиралась в хлеву. Другого шанса остаться наедине с сыном у него может и не быть, а за ним могут прийти с минуту на минуту.
Гюнтер опустился на колени перед кроватью сына.
— Послушай меня, Ханкин, — прошептал он, взяв его маленькую горячую руку.
Мальчик засопел, его глаза приоткрылись и снова закрылись.
Гюнтер сжал его ладонь.
— Ты должен признаться, бор. Ты должен признаться мне во всех своих проступках, как на исповеди. Я не стану сердиться и клянусь, никому не расскажу, но мы не можем пойти в церковь. Ты слишком болен. Поэтому ты должен признаться мне… если вдруг…
— Я умираю? Я не хочу… умирать, — пробормотал мальчик, не открывая глаз.
— Нет, сынок, мы никогда не знаем, где настигнет нас смерть. Мы должны быть всегда готовы.
— Нет… не дай мне умереть, папа.
Ком подкатил к горлу Гюнтера.
— Попытайся вспомнить, Ханкин.
Мальчик пробормотал что-то бессвязное, но Гюнтер не разобрал. Сложно было понять, исповедуется он или бредит.
Гюнтер опустился на колени у кровати Ханкина.
— Пресвятая Дева, возьми его душу прямо на небеса. Он невиновен. В нём нет ни капли зла. Что бы он ни совершил, взыщи за это с меня. Что бы его ни заставили сделать, то лишь моя вина. Я должен был защитить его. Должен был защитить их всех. Пресвятая Дева Мария, не суди мальчика строго, накажи меня за его прегрешения. Я приму их, возьму все на себя. Он всего лишь ребёнок.
Дыхание мальчика, хоть и неглубокое, постепенно выровнялось, как у спящего. Его губы раздвинулись, втягивая душный воздух.
Пот струился по лицу Гюнтера. Он сдвинул овчину с кровати и замер, глядя на гладкую раскрасневшуюся щёку. Затем как можно мягче дрожащими руками прижал шкуру к лицу мальчика.
У Гюнтера перехватило дыхание. Но Ханкин тут же попытался сдвинуть овчину со своего лица, размахивая руками и лягаясь. Он был слаб, словно птенчик, но по-прежнему отчаянно боролся за жизнь. Гюнтер чувствовал, как руки Ханкина вцепились в его запястья. Слёзы текли по лицу Гюнтера, когда он надавил ещё сильнее, чтобы мальчик побыстрее задохнулся и умер.
— Мне жаль. Очень жаль. Прости.
Нони присела, выдёргивая вьюнок, опутавший бобовые стебли. Сорняки росли намного быстрее, чем любые посевы, успевая за ночь заполонить все грядки. Почему плевелы растут столь бурно, а посевы — так медленно, получая одинаковое количество воды и солнечного света? Она опустилась на пятки и смахнула пот со лба. Подняв голову, Нони увидела, что кто-то стоит на берегу реки перед домом, но из-за яркого солнечного света и сверкающих на воде бликов не могла разглядеть, кто это.
Опершись на тяпку для прополки, она встала, вытирая грязную руку о передник. Нони посмотрела из-под руки. У самой кромки воды стояли двое, девочка и мальчик. Они пристально смотрели на их дом.
Нони толком их не разглядела из-за слепящих солнечных лучей. Она решила, что детей послали по какому-то делу. Может, кому-то нужно сплавить груз по реке или самого куда-нибудь переправить. Ей так хотелось в это верить, ведь каждый пенс был на счету. Нони двинулась навстречу.
— Вашему отцу нужны услуги лодочника, да?
Дети не шевельнулись, словно и не слышали её.
— Подойдите ближе, — крикнула Нони, рассердившись.
— Ханкин! Ханкин, выходи играть.
Их голоса были такими слабыми и высокими, что могли быть шумом ветра в кронах деревьев или трелью жаворонка, вот только не было ни ветра, ни жаворонков.
— Чего вам…
Слова застыли на губах Нони, когда она вдруг поняла, почему на детях так ярко играют блики. Вода ручьями сбегала с волос и одежды детей, словно их только что вытащили из реки. Нони медленно повернулась, проследив за пристальным взглядом детишек. Они уставились на запертую дверь дома. Отбросив тяпку, она с воплем бросилась к двери.
Дверь за спиной Гюнтера распахнулась. Нони ворвалась в комнату и вцепилась в него с яростью волчицы.
— Пресвятая Дева, что ты делаешь? Оставь его, прочь!
Отпихнув Гюнтера в сторону, она схватила Ханкина в охапку, срывая овчину с его лица. Нони раскачивалась взад-вперёд, обнимая задыхающегося и захлёбывающегося слезами сына.
Гюнтер протянул руку, чтобы успокоить мальчика, но Нони оттолкнула его.
— Не прикасайся к нему. Не смей его трогать!
— Я должен был это сделать, Нони. Если его арестуют… Я не мог отдать его живым на растерзание.
— Зачем кому-то арестовывать моего сына? — Нони сжала Ханкина ещё сильнее. — Это тебя следует растерзать за то, что ты собирался сотворить. Задушить собственное дитя. Ты обезумел. Тюрьма по тебе плачет!
— Нони, ты не понимаешь, в какой мы опасности.
— В опасности? Единственная опасность, которая ему угрожает, это его обезумевший отец. Убирайся! Убирайся вон! — выкрикнула она.
Гюнтер со слезами на глазах ринулся к двери и выскочил на слепящее солнце. Прислонившись к стене, он заревел, содрогаясь от рыданий. Он был так расстроен, что даже не заметил всадников, спешившихся напротив дома. Лишь когда они подошли вплотную, он понял, что не один.
— Гюнтер из Гритуэлла, я здесь по приказу Королевской Комиссии, чтобы арестовать вас и вашего сына за государственную измену.
Глава 65
Ведьмы могут оборачиваться лисицами. Охотники частенько наблюдают, как преследуемые ими лисы забегают в дом или пещеру, и уже думают, что загнали их в ловушку, но зайдя внутрь, не находят никого, кроме сидящей там старухи.
Линкольн
Хью Баюс медленно спустился по лестнице, что-то бормоча себе под нос. Внизу, у входа в зал, стоял Адам, что-то увлечённо разглядывая на улице. Он не обернулся, даже когда лекарь дружески потрепал его по голове.
— Не стоит хандрить, запершись в четырёх стенах, юноша. Ваш отец быстро поправляется и скоро снова встанет на ноги.
