Книга, в которой исчез мир - Флейшгауэр Вольфрам (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Однако бесконечные часы путешествия дали ему возможность спокойно обдумать все события, с которыми пришлось ему столкнуться. Разговор с Фальком позволил ему ответить почти на все вопросы, связанные с отношением ди Тасси ко всему этому делу. Чем дольше он обдумывал детали, тем сильнее становилось его убеждение в том, что граф Альдорф вел не только двойную, но даже тройную игру. Совершенно справедливо было то, что Австрия искала способ ослабить Пруссию. На втором уровне было ожесточенное противостояние иллюминатов и розенкрейцеров, являвшее собой такое же непримиримое столкновение на идеологической почве. Но почему именно таким жестоким способом был убит Зелл инг? Какое отношение имели к этому поджигатели карет? И при чем здесь абсцесс легкого?
Альдорф и его сын Максимилиан хотели слыть ненавистниками Пруссии и розенкрейцерами, но их замыслы внутри их собственной группы являли собой хорошо укрытую от посторонних глаз тайну. Представлялось, что в этих тайных замыслах речь шла о чем-то более значительном, нежели наследование трона в Пруссии или междоусобная борьба за ведущую роль среди тайных союзов и обществ. Люди были готовы умирать за эту тайну. И у всех этих людей был абсцесс или гнилостный распад в легких. Но дальше его размышления упирались в стену непонимания. Вызывал ли эту болезнь яд? Или это все же была естественная болезнь?
Николай не мог перестать думать о внезапной перемене, происшедшей с Максимилианом. Он столкнулся с чем-то зловещим, возможно, с открытым насилием, из-за которого он в течение, быть может, одного дня превратился в больного человека. И не только он. Все люди из тех, кто впоследствии столкнулся с тайной, стали страдать теми же симптомами: затруднением дыхания, угнетенным состоянием души, бесплодным, мучительным стремлением, равным по силе ностальгии, но питавшимся другим источником. Вероятно, болезнь эта была прилипчивой. Миазм. Зараза. Субстанция, причинявшая болезнь. Или все же это был яд?
Магдалена выслушала рассказ Николая о его встрече с Фальком без комментариев. Единственное, чему она явно удивилась, был тот живописный способ, каким Фальк выручил Николая, когда в трактир вошли Камецкий и Хагельганц. Но она приписала это ненависти, которую испытывал Фальк ко всему, что хотя бы отдаленно напоминало об Австрии.
— Он сделал это не ради тебя, а из самых низменных побуждений, это он виноват в несчастье, случившемся с Филиппом.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что это правда, именно Фальк впутал Филиппа в это дело.
— Насколько я слышал, все обстояло как раз наоборот, — возразил Николай. — Фальк утверждает, что Филипп был одержим тайными обществами.
Она отрицательно покачала головой.
— Фальк — опаснейший атеист. Он поворачивает все дела так, чтобы они выглядели в выгодном для него свете.
Этот упрек, как показалось Николаю, несколько странно звучал в ее устах.
— Но твой брат тоже был атеист.
— Филипп заблуждался. Это обстоятельство и использовал Фальк. Сам он был достаточно хитер, чтобы всегда оставаться на заднем плане. Его постоянно окружало множество молодых людей, которым он внушал опасные идеи.
— Какие именно идеи?
— Материализм и республиканские идеи. Господство денег и бюргеров.
Николай холодно посмотрел на нее.
— И что в этом плохого? Неужели ты думаешь, что лучше господство монахов и князей?
— Нет, они предали свой священный долг. Но я не понимаю, что мы выиграем, если их место займут бюргеры.
— Но кто еще может занять их место?
— Никто. Князья должны вспомнить, кто они и от кого произошли. Мы должны напомнить им об этом. Они преступили законы святости. Почти все они плохи. Но если они падут, то некому будет сдержать лавину.
Николай беспомощно посмотрел на нее. Как она все же наивна!
— Ты говоришь о святости князей?
— Я говорю о святости их долга.
— Я не верю, что ты говоришь серьезно, — жестко произнес он. — Да ты только посмотри на этих мелких тиранов милостью Божьей, которые угнетают нас и высасывают из нас соки. Настанет день, когда народ восстанет и сметет их прочь.
— Да, это, конечно, произойдет. И народ окажется в сто раз хуже самого наихудшего из всех князей, — ответила она и добавила: — Люди начнут пожирать друг друга как дикие звери, если их сделают свободными раньше, чем добрыми.
— Никогда, — запротестовал Николай. — Народ никогда не допустит такого деспотизма и такой несправедливости, от которых он сам страдал столько столетий. Граждане не забудут, каково жить, когда с тобой обращаются как со скотиной.
— Ты никогда не был на невольничьих рынках во Франции, — резко возразила она, — где грузят на корабли этих несчастных созданий из Африки для заморских колоний Франции? Там бы ты увидел истинное лицо буржуа, жуткую физиономию бессовестного купца. В Париже он жалуется на отсутствие гражданских прав лично для себя, но уже в ЛаРошели он не желает ничего о них знать. Нет, напротив, он попирает ногами эти права, поскольку это может принести ему прибыль. Посмотри, что творится в английских колониях. Господин Джефферсон пишет декларацию прав человека, но при этом сам держит рабов. Бюргеры поднимаются против князей не потому что хотят сделать из них людей, нет, они хотят сделать из бюргеров князей. Но бюргеру ничто не свято. Он знает только торговлю и доход. И ты увидишь, как только ему позволят это сделать, буржуа повергнет мир в такое отвратительное рабство, какое не снилось даже самому подлому из князей. Ибо бюргеров так же много, как саранчи египетской. И не забудь: у этих людей нет совести. Они не видят святого. Они совершенно слепы к нему. Они ненавидят святость, ибо ее нельзя обменять на деньги. Посмотри, посмотри же туда, где они уже захватили первые ступени власти. И кто пользуется плодами этой якобы борьбы за свободу? Кто оплачивает цену их свободы? Их превращенные в скотов рабы. Их бесправные жены. Угнетенные жители их колоний.
Николай хотел было возразить, но обезоруживающий выпад Магдалены не оставил ему никакой возможности для возражения.
— Фальк очень хорошо почувствовал, что Филипп в глубине души обладал тем, о чем люди, подобные Фальку, не имеют ни малейшего представления. С другой стороны, Филипп разглядел это в Максимилиане. Святое. И даже оставив общество Евы, мой брат доподлинно чувствовал, что решение не может лежать там, где искали его Фальк и иже с ним. Он чувствовал, что его тянет к Максимилиану. Но он был введен в заблуждение Фальком, лихтбрингерами и их идеями. Он больше не видел ту единственную дверь, войдя в которую, только и можно отыскать ответ.
— И где же находится эта дверь? — насмешливо спросил Николай.
— В святости. В покорности и молчании. В милости. В Боге.
— В молчании. Перед войной и голодом? — спросил он зло. — Покорность и смирение перед деспотизмом и несправедливостью?
— Это и есть тот словесный туман, каким они заманивают вас.
—Кто?
— Фальк и люди его склада. Лихтбрингеры. Они полагают, что человек может понять истину, голосуя за нее. Но и бюргеры будут вести войны — войны намного более жестокие, чем это можем представить ты и я. Бюргер принесет голод и тиранию в самый удаленный и заброшенный уголок мира, если не будет хотя бы крошечного основания этого не делать.
— Естественно, такие основания есть.
— Вот как? И какие же это основания?
— Такт и уважение, — уверенно ответил Николай.
— Это очень слабые основания, — возразила Магдалена. — Почему я вообще должна кого-то уважать, если не верю, что он хотя бы отчасти причастен к святому? Я сильнее. Я могу его убить. Это принесет мне победу и выигрыш. Так почему бы мне это не сделать?
— Потому что ты не хочешь, чтобы и тебя убили. Ты отрекаешься от своей свободы убивать во имя того, чтобы не быть убитой самой.
— Я поступаю так из страха, — сказала Магдалена.
— Нет. Ты поступаешь так из разума.
— Это одно и то же. В любом случае я поступаю так не из сознательного понимания, и не из доверия, и не из почтения к святому.
