Выбор - Суворов Виктор (книги без регистрации txt) 📗

Она знала: в Париже цвет русской императорской гвардии собирается на Сен-Дени. В «Эльдорадо».

Есть мнение, что название говорит о многом. Этому не верьте. Название говорит не о многом, а обо всем. У хороших ресторанов — скромные названия. У самых лучших — совсем скромные. «Яр», к примеру. Но уж если красиво звучит, слишком красиво — «Эльдорадо», «Золотое дно», «Монте-Карло», «Лос-Анджелес»,

— то можно не заходить, можно и так догадаться — грязный кабак, притон.

Но где, как не в грязном кабаке, собираться цвету бывшей российской императорской гвардии? Уж конечно, не у «Александра».

Подведен итог сочинениям на тему «Как подчинить себе сто миллионов свободных граждан». Докладывает Холованов. Результат: все пятьсот двадцать три сочинителя и сочинительницы с поставленным заданием справились. Сочинение еще раз продемонстрировало возросший уровень… Высказано много хороших идей, некоторые из них будут применены на практике.

— Какая идея признана лучшей?

— Самым оригинальным признано вот это… Сталин раскрывает тетрадь, кивает. Сталин согласен с выводами комиссии. Все сочинения хорошие и отличные, а это выламывается за рамки общего (весьма высокого) уровня. Сочинение начинается решительным несогласием с заданной темой: почему надо подчинять сто миллионов? Почему не двести, не триста? Не четыреста? И первый

вывод: подчинять надо всех! А далее деловое предложение, как это надо делать.

— Это она придумала?

— Она, товарищ Сталин.

Она спустилась по стертым каменным ступеням под закопченные своды.

— Здравствуйте. Ей не ответили.

— Мне князя Ибрагимова. Бросили они на стол карты, и страшные обросшие. морды повернулись к ней все разом. И расступились. У стены, за изрезанным ножом столом здоровенный мужик в потрепанной черкеске. На груди кармашки для газырей. Кармашки остались, а серебряные газыри пропиты еще в 1923 году. — Слушаю вас, сударыня.

— Здравствуйте, князь. У меня дело.

Он только чуть склонил до самых глаз курчавой бородой заросшую голову и ухмыльнулся, кивнув в ее сторону:

— У нее дело.

И все ухмыльнулись.

— Я, князь, — Анастасия Стрелецкая. Тишина в подвале зашуршала, сгущаясь.

— Графа Андрея Стрелецкого дочь?

— Да.

— И что бы вы хотели, сударыня?

— Я же сказала: у меня дело. Он хмыкнул, и за ним все в подвале как бы выдохнули, зашевелились, как бы заговорили, слов не произнося. Тут же, однако, и смолкли.

— Дело. Ха. Какое может быть дело у дочери красного графа… Граф Стрелецкий пошел в услужение совдепии… Надеюсь, красные его за это пристрелили.

— Его расстреляли, — глухо и отчетливо ответила Настя.

— Во! — торжествующе заключил бородатый, назидательно поднял вверх указательный палец и повторил: — Во!

В восклицание и широкий жест он вложил все сразу: а разве я его не предупреждал?! А могло ли быть иначе! Нашел кому служить! А разве, господа офицеры, вас ждет что-либо кроме расстрела на родине мирового пролетариата?! Находились тут некоторые военные, о возвращении болтали!

Много лет бородатого князя ревность тайная терзала. Два было пути: за красных или против. Выбор у каждого был. Те, кто за красных пошли, те Россией правят, те в царских палатах угнездились, тем большевики звания дали комкоров да командармов. А те, кто против, те в парижских кофейнях последние штаны в карты просаживают.

По ночам, почесываясь под вшивым одеяльцем, стонал князь: ах, маху дал, надо было к красным идти… Но очнувшись к вечеру после хмельной ночи и тяжкого, горячей жаждой переполненного утра, только злее становился: я вас, гадов, однажды!

Знал князь… Знал и верил… Знал, что перережут потом коммунисты всех своих попутчиков, всех, кто к ним в услужение пошел. И дождался бородатый 1937 года. У него еще с Гражданской войны на сальной бумажке списочек друзей был заготовлен. Тех, кто к красным ушел. Тех, кому атаман сибирский князь Ибрагимов глотки перерезать при первой встрече поклялся. Не выгорело князю. Но и то ладно, что если князю самому не выпало друзьям бывшим глотки резать, так хоть нашелся на них товарищ Сталин, занялся этим делом, увлекся, перестрелял кого следует.

Князь Ибрагимов после каждого московского процесса в своем списочке имена вычеркивал. И все меньше их в списке оставалось, друзей бывших. Наконец в списке один только и остался — граф Андрюшка Стрелецкий, с которым вместе в Лейб-гвардии Кирасирском полку начинали когда-то, с ним на Германской войне в окопах вшей кормили. Потом в Сибири судьба свела. Уже врагами. Под селом Ферлюевым. Загнал красный комдив Стрелецкий отряд вольных стрелков князя Ибрагимова в ущелье снежное, в распадок, зажал, запер выходы и покрикивает, посмеивается: выходи, мол, Махмуд, сдавайся, банду свою выводи, не трону, по старой дружбе своим заместителем сделаю. А Махмуд Ибрагимов вышел на видное место вроде парламентера, чтобы красные его видели, потрепал между ног своих и красному командиру Стрелецкому перед смертью неминуемой проклятия орал, карой грозил небесной: не простит Аллах службу шайтанам, и Христос твой не простит. Вы, бляди красные, кричал, нас здесь перебьете, а потом вас всех коммунисты перережут. Проснулся тогда в князе Ибрагимове пророк, и кричал он красным обидные слова, а они не стреляли. Иди, орал князь, ко мне, Адрюшка, в Китай прорвемся, в Париж уйдем!.. Ночью через перевал рванул атаман Ибрагимов, сквозь снега. Людей потерял. Главное — лошадей. Куда в Сибири без лошади! Все пулеметы на перевале бросил. Весь обоз. Вырвался, как лис из капкана. Вывел семерых из последних четырехсот. Ушел. Золотой запас бросил… Пришел в Китай в стоптанных сапогах. В них же весь мир обошел:

Харбин, Шанхай, Сидней, Панаму, Бразилию, Алжир. Теперь вот в Париже дрянное винцо атаман попивает. В картишки режется. Аллах простит. В картишки не везет князю Ибрагимову. И вообще не везет в жизни этой. Одна отрада: сбылось пророчество — тех, кто к красным в услужение пошел, вознесла судьба высоко, да низко бросила…